Цитаты из книги «Беззаконие»

Э, была не была! Плевать я на всё хотел! Возьму его, и пускай люди говорят, что хотят!

Дворник Ермолай с балалайкой прошел мимо, взглянул на него и пожал плечами… Через минуту он опять прошел мимо и опять пожал плечами.– Вот история, скажи на милость, – пробормотал он усмехаясь. – Приходила сейчас, Семен Эрастыч, сюда баба, прачка Аксинья. Положила, дура, своего ребенка на крыльце, на улице, и покуда тут у меня сидела, кто-то взял да и унес ребенка… Вот оказия!

Анна Филипповна! – сказал он, всхлипывая и кладя младенца на пол. – Не вели казнить, вели слово вымолвить… Грешен! Это мое дитя… Ты Агнюшку помнишь, так вот… нечистый попутал…

Подброшу я его Мелкиным, Мелкины пошлют его в воспитательный дом, а там все чужие, всё по-казенному… ни ласк, ни любви, ни баловства… Отдадут его потом в сапожники… сопьется, научится сквернословить, будет околевать с голоду…

Ну, ну… – забормотал бледный Мигуев, кривя рот улыбкой. – Я пошутил… Это не мой, а… а прачки Аксиньи. Я… я пошутил… Снеси его дворнику.

Оно, конечно, грех, да ведь что поделаешь… Вы не приказывали во двор чужих баб пущать, оно точно, да ведь где ж своих-то взять. Прежде, когда жила Агнюшка, не пускал чужих, потому – своя была, а теперя, сами изволите видеть… без чужих не обойдешься… И при Агнюшке, это точно, беспорядков не было, потому… – Пошел вон, мерзавец! – крикнул на него Мигуев, затопал ногами и пошел назад в комнаты. Анна Филипповна, удивленная и разгневанная, сидела на прежнем месте и не спускала заплаканных глаз с младенца…

Вот история, скажи на милость, – пробормотал он усмехаясь. – Приходила сейчас, Семен Эрастыч, сюда баба, прачка Аксинья. Положила, дура, своего ребенка на крыльце, на улице, и покуда тут у меня сидела, кто-то взял да и унес ребенка… Вот оказия! – Что? Что ты говоришь? – крикнул во всё горло Мигуев. Ермолай, по-своему объяснивший гнев барина, почесал затылок и вздохнул. – Извините, Семен Эрастыч, – сказал он, – но таперича время дачное… без эс

не помня себя от стыда и страха, не дожидаясь ответа, он вскочил и, как высеченный, побежал на чистый воздух…

И он сделал так, как решил. Плача, замирая от страха и стыда, полный надежд и неопределенного восторга, он вошел в свою дачу, направился к жене и стал перед ней на колени… – Анна Филипповна! – сказал он, всхлипывая и кладя младенца на пол. – Не вели казнить, вели слово вымолвить… Грешен! Это мое дитя… Ты Агнюшку помнишь, так вот… нечистый попутал…

В душе же, рядом с царапающею совестью, сидело что-то нежное, теплое, грустное… Коллежский асессор осторожно положил младенца на ступень террасы и махнул рукой. Опять по его лицу сверху вниз поползли мурашки…