Отзывы на книгу «Флегетон»

Флегетон — третья после Стикса и Ахерона река ада. Она наполнена кипящей кровью, в которой вечные муки терпят убийцы. В мире было столько войн, столько убийств, что в водах этой реки должно быть по ощущениям как в метро в час пик. Почему же ещё одну книгу о войне назвали именно так, если любую книгу о войне можно так озаглавить? Наверное, потому что главный герой книги задумывается о военных действиях совершенно особенным образом. Да ещё и параллель с древним миром прослеживается весьма чётко — профессия археолога, эпичные битвы…

Это очень мужской роман (да не закидают меня после этой фразы феминистическими тапками с криками: «А вот я тоже его прочла — и ничего, кадык не вылез, бакенбарды не отросли!»). Мужской — в хорошем смысле слова, а не в стереотипном (кровь, кишки, мужики с квадратной челюстью и звучным прозвищем Кирпич, Жбан или Глыба): очень чёткий, дотошный, внимательный к деталям. Не знаю, как объяснить — вот есть иногда ощущение, что текст пишет гуманитарий, а иногда — что технарь, хотя (ну, давайте представим такую гипотетическую ненастоящую ситуацию) и ошибок в обоих текстах нет, и количество художественных приёмов одинаковое. Но вот что-то в структуре текста, в описаниях, в логике выдаёт различие в образе мышления. Так и тут. Внимание к деталям, искренний интерес к историческим мелочам, потрясающие описания непосредственно боёв, а не простое: «Они выстрелили, пять тыщ полегло».

Самое прекрасное в этом романе — полное погружение в мир главного героя. Достигается мелочами, хотя, казалось бы, погружение при помощи одного только «дневника» весьма сложно. Мне раньше казалось, что двадцатый век в России/CCCР — одна из немногих исторических эпох, в которых я не чувствую себя полным идиотом, но всё равно я узнала много нового. Например, что белые офицеры называли Красную армию (по аббревиатуре) — «Рачьей-Собачьей». Вообще, описание белогвардейцев изнутри просто отличное, понравилось мне больше, чем, например, у Пикуля. Это живые и очень разумные люди, особенно если сравнивать их с персонажами литературы «другой стороны» того времени. (И это всё при том, что я всё равно за красных). Они не испытывают иррациональной ненависти к «рачьим-собачьи» только потому, что те по другую сторону баррикад или мыслят по-иному. Белые офицеры понимают их… и считают их притязания наивными. Белогвардейцам есть, чем гордиться. Для них индивидуальность и сильная личность возведены на пьедестал, но пьедестал заслуженный. Отряды хотят быть похожими на своих командиров: отпускают такие же бороды, носят такие же очки, потому что искренне гордятся теми, кто ведёт их вперёд. Офицерская честь — нечто сферическое и почти непонятное, сродни чести самурайской. Офицеры знают, как умирать. И как подчиняться — тоже. Белые, в отличие от красных, прекрасно организованы, что видно в бое: хаос с одной стороны и чёткие ряды под прекрасным командованием с другой. При этом белые вовсе не идеализируют свою сторону: да, есть там и пьянство, и воровство, и всякое случается… Но всё же подход к пониманию мира у двух сторон принципиально разный. И это страшно, потому что смута среди одного и того же народа, гражданская война, — самое ужасное, что может произойти в истории.

Отличная история, которая прочиталась мной очень быстро, несмотря на совсем непривычный для меня жанр. И как меня тронуло то, что имя поручика Усвятского в конце концов раскрылось… Потрясающий финал. Почти до слёз.

Рецензия на роман ФЛЕГЕТОН
Почему решил прочитать: люблю творчество Валентинова, считаю его своеобразным третьим участником творческого дуэта Олди ; любопытна тема гражданской войны и Белого движения.
В итоге: книга полностью, даже с лихвой, утоляет голод по "романтике" Гражданской войны. И не надо никакой героики и попаданцев.
Просто дневник участника событий. Последний год обороны Крыма и будни галлипольского сидения под Стамбулом.
В Крыму — грязь, холод, болезни, бессмысленные кровавые атаки красных и белых, в штыковую на пулемёты. Бездарное, по большей части, командование с обоих сторон. Интриги руководства, постоянная вольница харизматичных командиров, воровство интендантов.
В Галлиполи — разлагающее безделье и бедность. Мечты о реванше у недалёких, мрачное понимание реальной ситуации у бывалых бойцов. Дуэли, пьянки, увольнительные в Стамбул.
Читал, как и любую книгу или фильм о Гражданской, не вылезая из Википедии, которая временами не менее интересно рассказывает о событиях.
Один из второстепенных героев — генерал-лейтенант Русской Армии Слащёв , которого главный герой уважает больше всех из лидеров Белого движения. Начал читать его био на вики и понял, что очень знакомый текст — оказывается, этот самый Слащёв был прототипом генерала Хлудова в булгаковском «Бега» , и, затем, в одноимённой экранизации семидесятого года, которую я смотрел пару лет назад.
Цитаты по поводу:
Дворянство в Белой Армии:

"...помилуйте, много ли среди нас голубой крови? Бог с нами, с обер-офицерами. Но даже ежели взять наших вождей: генерал Алексеев – из крестьян, Лавр Георгиевич – из простых казаков, генерал Андгуладзе – из крестьян Тифлисской губернии. По-моему, из тех, кто воевал у Чернецова и шел в Ледяной поход, настоящих дворян были единицы, да и тех, признаться, не припомню.
...
В общем, нравится это кому-нибудь или нет, но тогда, в декабре 17-го, против большевиков поднялась самая обыкновенная российская интеллигенция, военная и штатская, надевшая шинели. Она и дралась все эти годы против симбирского дворянина господина Ульянова-Бланка."

Почему победили красные:

"Нам, белым, нужна была победа в войне для защиты наших принципов. Господа красные нуждались в принципах только ради победы.
Мы не могли отдать крестьянам землю, потому что воевали ради законного решения этого вопроса. Бланк одним росчерком пера эту землю отдавал, другим же, когда надо, забирал. Адмирал не мог признать Финляндию до Учредительного собрания, ибо воевал, чтобы такие вопросы решались законно. Бланк готов был признать хоть трижды независимость какой-нибудь Рифской республики, ежели это ему требовалось. Ибо для господ большевиков не революция ради принципов, а принципы, то есть, их полное отсутствие, ради победы этой самой всемирной социалистической. Уши господина Лойолы торчат настолько заметно, что, вероятно, симбирский заика уже раскаивается, что взялся в свое время за перо.
Мы воевали, как ни избито сие звучит, за Родину. Они – за власть."

Главный вывод. Для чего воевали белые:

"Зимой 20-го красные, раздавив наши армии, начали готовить то, ради чего они затеяли российский ад – Мировую Революцию. И уже не в теории, а на практике. Как первый, но очень важный этап, планировался поход в Европу, пролетарии которой, несмотря на миллионные субсидии Коминтерна, не спешили подниматься на борьбу с «буржуями». А посему в апреле трехмиллионная армия уже стояла на польской границе. Дальнейшее известно: приказ «на Варшаву! На Берлин!» – и красный потоп, захлебнувшийся у Вислы. В этом свете наш Крымский плацдарм видится уже не бутылкой, а капканом, который не пускал несколько большевистских армий в Европу. Тогда, на Висле, был дорог каждый солдат, и, может быть, мы, отвлекшие не самые худшие силы Рачьей и Собачьей, дали возможность коннице Пилсудского и танкам Фоша опрокинуть орды Тухачевского и погнать их вспять. Кто знает, может, наши безнадежные атаки в таврийских степях сорвали, дай Бог, чтобы навсегда, Ее Величество Мировую Революцию. Или, по крайней мере, здорово этому помогли.
А раз так, то Яков Александрович, удержавший зимой Крым, вполне может быть назван, наряду с Пилсудским и Фошем, спасителем Европы от коммунистического рая с бесплатной селедкой.
Тогда, у замерзшего Сиваша, мы вершили Историю. Странно звучит, но это так."

Для меня это очень свежий и неожиданный вывод.

Очень мощный роман. Несмотря на небольшой объём, текст очень плотный из-за полного отсутствия диалогов благодаря форме подачи — дневниковым записям.
Ближе к концу внезапно понял, что "Флегетон" напоминает мне «Черный Отряд» Кука в лучших его проявлениях. Тоже хмурое боевое братство, без лишнего героизма, стойкое в победах и поражениях. Так же ведущий хроники боевых действий главный герой. Колоритных персонажей, несмотря на отсутствие магии и фантастического элемента, во "Флегетоне" тоже хватает: неунывающий поручик-преферансист Усвятский, не хуже Рэмбо обращающийся с ручным "Гочкисом"; прапорщик-цыган с высшим образованием Немно, мистически связанный с лошадьми; служака штабс-капитан Докутович; молодой и горячий генерал-дроздовец Туркул.
Всячески рекомендую. Совершенно самостоятельная вещь, не имеющая отношения к "Ноосфере", а к "Крымскому" циклу относящаяся только территориально.
Стоит отметить, что, несмотря на первую публикацию в 2000 году, роман, как указано в конце, написан в 1991 году.
10(ПОТРЯСАЮЩЕ)

Плещут волны Флегетона,
Своды Тартара дрожат...

ФЛЕГЕТОН — (греч. phlegethon, от phlegetho жгу). Река подземного царства, текущая огнем вместо воды.

Я совершенно не помню, как эта книга попала ко мне в вишлист. Но если бы не задание в Долгой прогулке про автора с именем/фамилией на "Валентин-", я бы до нее не добралась, и думаю, это была бы потеря.
Вообще до этого я знала лишь, что автор - современный фантаст. Но это единственная его книга (согласно "Википедии") без каких-либо элементов фантастики. Автор - историк, археолог из Харькова пишет роман о другом археологе из Харькова (возможно, своем предке), жившем за сто лет до нас.

"Флегетон" - это псевдовоспоминания офицера (он подполковник, но все должные бумаги о назначениях пришли уже после поражения, поэтому воевал он все время штабс-капитаном) уже разбитой и разметанной по углам армии Врангеля (рассказчик называет его Бароном, у него вообще много кодовых имен в тексте) - Владимира Пташникова. Человек мирной профессии, который занимался раскопками в Крыму и Турции, ушел воевать в 1915 и вот итог - в 1921 он во временном лагере в Галлиполи (Голое Поле, как называют его русские), больной, с разбитой жизнью. У него не осталось ни семьи, ни сослуживцев, ни коллег. Он показывает редким оставшимся товарищам развалины древней Трои, они цитируют поэзию и мифологию (некоторые в оригинале - образованнейшие люди были эти "недобитки") и размышляют о развалинах своей страны и своей жизни.

Параллельно с этим Пташников листает свои старые записи и описывает нам конец 1919 - середину 1920 года в Крыму и на юге России - бои, скитания, невзгоды, оборону и наступление, надежды и их крах.
Мне понравилось это описание войны - без соплей и романтизации, но и без кровькишок. Пташников - тактик, он умеет продумывать неожиданную расстановку войск и техники, чтобы застать врагов врасплох. Но как бы ни была хороша тактика, красные берут числом. Тут есть все - перебежчики, пленные, которых заставляют сразу же воевать против своих, партизаны-подростки и свежеобученные выпускники военных училищ - как белые, так и красные. Пташников - хороший офицер, но по сути он мягкий, штатский человек. Он не может приказать расстрелять восемнадцатилетних парней, потому что вспоминает своих же товарищей.

Я тем же тоном поинтересовался, сколько им лет. Обоим оказалось по восемнадцать. Изобразив досаду, я заявил, что несовершеннолетних, то есть не достигших двадцати одного года мы не расстреливаем, а отправляем в лагеря для военнопленных. Это была, разумеется, чушь, но они поверили сразу. Поверили – и тут же превратились их твердокаменных большевиков в смертельно испуганных, но счастливых оттого, что останутся живыми, мальчишек. Я вызвал конвой.

Тут, однако же, появился поручик Успенский и спросил, что я собираюсь делать с красными юнкерами. Я сообщил, что отправляю их в тыл, как живое подтверждение очень важной информации, которую только что удалось получить. Стало ясно, что главный удар краснопузых наносится на флангах, а у Мелитополя производится демонстрация. Кроме того, у бывшего поручика Уборевича появились свежие части. Например, эта курсантская бригада во главе с бывшим штабс-капитаном Около-Кулаком.

Поручик Успенский свирепо посмотрел на пленных и заявил, что их надо немедленно расстрелять. Я предложил ему сделать это самолично. Поручик подумал и предложил их не расстреливать, но хотя бы надрать уши.

Судьбы его товарищей - как след от уже пролетевших комет. За год некоторые из них успевают появиться и погибнуть. Яркие образы, в которых есть горечь - поручик Успенский, автор приключенческого романа про альтернативную историю, прапорщики Немно и Михнис, делящие внимание одной девушки, стамбульская эмигрантка Татьяна, которую судьба сразу толкнула на панель - и многие другие, вплоть до самого батьки Махно, в стан которого заносит Пташникова с переговорами.

Если у Булгакова - очевидца событий тех лет белогвардейцы были скорее в тупике и не понимали, как им действовать, если советский писатель Пикуль изображал "положительного офицера" нейтрально относящимся к политике, у Валентинова, который писал свой роман уже после падения советской власти, герои всегда очень ясно выражают свою ненависть к большевикам.

Эти минуты под Уйшунью я вспоминаю всегда, когда в моем присутствии господа умники начинают говорить о смысле Белого движения. Я тоже умею произносить словечки вроде «братоубийство», «русская кровь» и прочего подобного, но когда перед тобою толпа, орда, прущая, чтобы затоптать тебя и твоих товарищей, у тебя есть только один путь – взять в руки винтовку системы господина Мосина. Вот и все Белое движение в самом сжатом виде. Ну, а касаемо «русской крови», я всегда отвечаю, что эта орда под Уйшунью не была для меня ни русской, ни какой-либо иной, китайской, например. Это были бизоны, мамонты, бездушная материя, желающая одного – смерти.

Но уже сейчас мы можем гордиться не только своей гибелью. Мы, белые, не смогли спасти свою Россию. Зато спасли всех остальных. Да, нас не хотели принимать всерьез господа союзнички, лакавший свой какао и заигрывавшие с большевичками. Но мы, потеряв Россию, все же не выпустили красную чуму за ее границы. «Мировой пожар», задуманный полоумным бухгалтером господином Карлом Марксом, так и не состоялся. И это сделали мы, белые!

Это определенное политическое высказывание автора, с которым можно соглашаться или нет, но он свою точку зрения высказал.

Также в книгу входит сборник стихов "Ловля ветра". Я честно прочитала все, но не скажу, что они сильно меня впечатлили. Стихи 90-х гг написаны почти все в форме сонетов (два катрена и два терцета) и посвящены Херсонесу и Крыму в общем (что меня заинтересовало, я люблю эти места). Автор размышляет о судьбах родины во время новой Смуты. В других стихах есть отсылки к Великой французской революции, Крымской войне, Гражданской войне и репрессиям.

«Плещут волны Флегетона, своды Тартара дрожат...» Да, своды Тартара дрогнули. Дрогнули, рухнули – и мы обрушились в бездну, где бродят тени, цветут асфодели и текут реки с мертвой водой. Флегетон, Коцит, Лета. Огонь, Лед, Забвение. А кони бледного Плутона уже несут нас прочь. За спиной остался огненный Флегетон, а впереди – только Коцит и Лета. Лед и Забвение.

Целую ночь соловей нам насвистывал,
Город молчал, и молчали дома...
Белой акации гроздья душистые
Ночь напролёт нас сводили с ума.

Книгу обязан был читать давно. Тема - излюбленная и неизведанная, пугающая своей многогранностью и разносторонностью оценок, такая непонятная и ужасающая своей неопределенностью. Место действия - такая привлекательная своей чарующей природой и манящая своей многослойной историчностью Таврида, русский Крым.

Сад весь умыт был весенними ливнями,
В тёмных оврагах стояла вода.
Боже, какими мы были наивными,
Как же мы молоды были тогда.

Дневник офицера... Записи на тетрадных листах, написанные ни для кого. Путаные главы, перемешанные мысли, словно не желающие быть прочитанными и понятыми, ведь что тут понимать: здесь - белые, там - "краснопузые", здесь - Россия, а там...
Дневник офицера... Офицера чего? какой армии? Добровольческой? Вооруженных сил Юга России? Русской армии? А за кем армия? А с кем воюет армия? А что будет после этой войны? Записки, вряд ли дающие ответы на столь многочисленные вопросы...

Годы промчались, седыми нас делая,
Где чистота этих веток живых?
Только зима, да метель эта белая
Напоминают сегодня о них.

Книга, на мой взгляд, очень успешно и удачно стилизована под дневниковые записи. Очень понравилась усталая, тоскливая, безжизненная атмосфера, страшащая своей обреченностью и безнадежностью. Что еще понравилось, так это живые герои, как вымышленные, так и реальные. Писатель оживляет своих героев, а воображение, хоть немного знакомое с описываемым периодом, встречает исторических персонажей как старых знакомых, вот и выходит полное погружение в книгу, что всегда приятно.

В час, когда ветер бушует неистовый
С новою силою чувствую я:
Белой акации гроздья душистые
Неповторимы, как юность моя.

Книга, несомненно несущая отпечаток времени, в котором и для которого была написана, не лишена недостатков того самого времени. Все-таки переломный период несет свою эмоциональную нагрузку, что не может не перенестись на творчество, а отсюда однозначные оценки, разделение белого и черного и несомненного идеализирования и отождествления событий и персонажей.
А напоследок хочется вспомнить слова, вгрызшиеся в один очень красивый памятник знаменитому флотоводцу, слова, которые нельзя забывать, слова, которые очень подходят этой книге:
"Помни войну..."

Весной 1921 года штабс-капитан Владимир Андреевич Пташников, ветеран Ледового похода и обороны Крыма из некоего Сорокинского отряда, в Галлиополи начинает дневник, он же летопись последнего года Гражданской войны. Начинает с последних часов 1919-го, когда отряд оборонял город (в чем штабс-капитан сильно сомневается) Токмак. И в сущности перестал существовать как боевая единица: в живых остались два офицера и с десяток нижних чинов.

Не обойдется герой без лирических выводов о смысле Белого дела, в целом Гражданской войны и заметок о будущем России. Причем выводов с трех разных позиций: записки убежденного в поражении, а потому меланхоличного Пташникова читают и сразу же комментируют некий генерал, командир Дроздовского отряда (несдавшийся воитель, готовый хоть с чертом лысым побрататься, лишь бы продолжить борьбу), и поручик Усвятский, «картежник и бретер, игрок и дуэлянт», которому хоть война, хоть мир, лишь бы по уставу, да в карты играть не запрещали.

Параллельно повествование Пташникова цепляет и «нравы Голого поля»: дрязги между частями остатков Освободительной армии Юга России в эмиграции, подковерную игру генералов и союзников в Истанбуле и невеселую жизнь эмигрировавшей армии в подвешенном состоянии (посещает, кстати, развалины Трои).

С самого начала книги шибает густым духом «белогвардейщины»: бывший приват-доцент Харьковского университета Пташников, археолог и историк, называет противников не иначе как «краснопузыми», говорит о России дореволюционной с тоской и позволяет себе презрительные фразы вроде «Кто будет копать Херсонес? Ну не товарищи коммунисты же!». Чем несказанно напрягает.

Что из себя представляет рассказчик в самом начале? Немного сноб, немного черносотенец, язвительный офицер, почти отец-командир, классическое образование, идеальное воспитание — вот это все. Говорит он о себе и своей жизни до революции подчеркнуто безлично — мол, все тлен и пепел. И даже о его «личных обстоятельствах» мы узнаем чуть ли не в самом конце книги. Он все об общественном, о том, что «красная чума» сделает с Россией. Иногда складывается ощущение, что он за лесом деревьев не видит — то есть он все про Россию да про Россию (образ что ли?), но совсем не про тех, кто там остался. Но он объясняет свою позицию последовательно, взвешенно — чувствуется, что автором она выведена и принята до последнего знака.

Что первым бросается в глаза при описании Белой армии? Разрозненность отрядов: там головорезы Андрюшки Друго, тут сорокинцы, там дроздовцы — у всех свои привилегии и кодексы чести и про всех сорокинец-рассказчик говорит так, словно они и не одна армия, а так — попутчики. Харизматики на каждом шагу венчаются фигурой главы отряда — некоего Василия Сорокина (опознать фигуру я не смогла, образования не хватает), оды которому воспевает Пташников на каждом шагу.

Где-то в конце второй трети автор отправил героя к Махно, чтобы порешать к взаимному удовольствию кое-какие дела. В этот момент стало уж слишком очевидно, что Валентинов хочет всех и вся показать, а для этого нужно отправить героя по городам и весям: вчера он получал благодарность от Барона, сегодня Махно оценил его по достоинству — а завтра пленный красный комиссар осознает его стойкость?

Параллельно с тяжелой историей кампании лета 20-го в Таврии штабс-капитан рассказывает о великом романе своего сослуживца поручика Усвятского. В этом жюльверновском боевичке бравые белогвардейцы с блеском преодолевают все испытания и побеждают. Как бы намекая нам, что об этой войне кто как хочет, так и напишет.

Что сам Валентинов и делает — дважды. Остается только удивляться тому, какие любопытные мысли вложил историк Андрей Валентинов, дитя победившего советского строя, в уста историка из Российской империи Владимира Пташникова, который с этими самыми Советами боролся. Вот и думай теперь, кто есть кто.