Отзывы на книгу «Серебряный голубь»

Россия - Сфинкс! Ликуя и скорбя,
И обливаясь черной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя
И с ненавистью, и с любовью!..
(Александр Блок ''Скифы'')

Серебряный век – это эпоха ренессанса русской литературы: в этот период наивысшего своего развития достигают язык, стили, формы поэзии и прозы, те эксперименты с формой и стилями, что творили авторы Серебряного века, сравнимы с лучшими произведениями мировой литературы. Возможно потому, что авторы Серебряного века чаще всего были одновременно и поэтами и прозаиками, чувствовали язык: восхитительная проза и поэзия Гиппиус, Георгия Иванова, Владислава Ходасавича, к примеру. На таком удивительно прекрасном языке сейчас уже не пишут и вряд ли в скором времени будут. И в этой эпохе имя Андрея Белого стоит на самой высшей ступени, ибо он был одним из вдохновителей младосимволизма, наряду с Блоком, Вячеславом Ивановым, Анненским. Именно Андрей Белый в своих прозаических произведениях создал уникальный по звучанию язык и форму, нечто среднее между прозой и поэзией, вернее, создал их симбиоз: по форме это безусловная проза, с отсутствием стихотворного ритма и размера, однако сочетания слов, предложений создает настоящую музыкальность поэзии.

Серебряный голубь – это первое прозаическое произведение Белого, которое должно было стать первой книгой в трилогии ''Восток-Запад'', которую Белый задумал на рубеже веков, после революции 1905 года. Прежде всего хочу выделить два пласта в романе, которые, безусловно, являются главными для Белого. Первый пласт – это извечные проблемы общественно-политической жизни России тогда на рубеже веков, но и в дне сегодняшнем не потеряли своей актуальности. Это извечные проблемы России: Восток-Запад (по какому пути двигаться России, куда повернуть свои очи, в какую сторону смотреть), народ и интеллигенция, Россия и революция. Серебряный голубь – это рассказ о том самом темном, глубинном, жарком начале, что порождало в России смуты, бунты, революции, темную кровь; откуда берет начало эта горячая глубинная лава, что сметает собой разум и волю, что кровавой пеленой застилает глаза. Откуда берется это наваждение, этот Оловянный Голубь? За Пеплом меня встретило общественное: проблема Востока и Запада, Серебряный Голубь, или вернее Оловянный Голубь химер, наваждения над Россией(из письма Белого Блоку. Вот тут можно прочитать поэтический цикл ''Пепел'', который я считаю лучшим у поэта Белого). Главный герой романа - Дарьяльский -для Белого воплощение образа нового славянофила, готового ассимилироваться в глубину народа, чтобы найти себя, найти свой путь и путь новой России, ибо старая уже отмирает, и это явственно показывает Белый и в сухом, словно мертвец купце Еропегине, и в старухе баронессе Тодрабе-Граабен (фамилия переводится с немецкого как смерть, ворон, могила). Старое уже умирает, отмирает. И для Дарьяльского новое преображение и новый путь заключается в отмирании личного и индивидуального на пути к общему, народному. К слиянию личного ''Я'' с народной массой. Стихийная народность, восточность, песенно-фольклорный мотив становится для него доминантной к которой стремиться его ''я'', туда к рябой бабе Матрене - темной и страстной, в которой в глубине плещется, призывает эта темная воронка. С другой стороны, в Дарьяльском тихонечко ворочается его западность - интеллигентское воспитание, и его чистая, тонкая, бесплотная Катя. Конфликт Востока и Запада отражен не только в судьбе Дарьяльского, но и в самом построении текста, который Белый блестяще стилизует то фольклорным напевом, то вполне литературным русским языком. Разум или чувства? Темные глубины или торжество разума? Но, на мой взгляд, Андрей Белый очень здорово показал тьму восточной стихии в нашей народной жизни, насколько она неуправляема и бездонна. Не зря в начале прошлого века Россию захлестнула волна сект, одну из которых и показал Белый в романе Серебряный голубь– хлысты, хлыстовство очень точными росчерками пера изобразил автор в секте голубей. Извечный вопрос: Куда ты мчишься, Русь-тройка?, - актуален и сегодня, как никогда...Одно и тоже из века в век. Такова Россия.

Второй пласт романа – расколотость литературного процесса начала века. Старые, и по мнению Белого, отмершие формы символизма мешали чистоте искусства, соединению жизни и искусства: обе позиции как-то обрываются: в одной нет уже слов, в другой - нет уже действия <...> Мережковский - слишком ранний предтеча д е л а, Брюсов - слишком поздний предтеча с л о в а(Андрей Белый) . Это были две правды в литературном процессе и определили концепцию творчества самого Белого в начале века. И вот если исходить из этой точки зрения Белого на литературу, то трагедия Дарьяльского как раз и будет иллюстрацией этого второго ''литературного'' пласта в романе (метание между уже "мертвой формой" - Катей, и культурой в целом, - позиция Брюсова, и между жизнью - Матреной, - позиция Блока, Мережковского, самого Белого того периода).

Чуть позже Белый начнет писать небольшую повесть – продолжение Серебряного голубя, вторую книгу трилогии, однако повесть разрастется в роман и в 1913 году выйдет из под пера Белого один из лучших русских романов ''Петербург'' , который продолжит темы: Восток-Запад, Россия и революция.

Андрей Белый начинает свою карьеру с романа "Серебряный голубь", причём в предисловии хвастливо заявляет, что это первая треть трилогии, которую он задумал. Слава богу, что в дальнейшем он забросил идею написать эту трилогию и сосредоточился на стихах, а потом и создал отличнейший "Петербург". Потому что это — ерунда несусветная.

Что самое интересное, задумка у романа вполне себе прикольная. В уездных деревеньках растёт и расширяется секта "голубей" (списанная с вполне реально существовавшей секты хлыстовцев). Голубь — символ мира, кротости, б-га и всего прочего, такой символ, что хоть ложкой ешь. Голуби периодически накуриваются в баньке какими-то травушками, галлюцинируют, вербуют новых членов, молятся по-странному и ждут пришествия мессии, который должен у них родиться. Глава общины твердит, что мессию родит некая Матрёна — тупая, рябая простушка с обвисшими грудями, изъеденным оспой лицом и ветром в головушке. Почему эту Матрёну все хотят — непонятно, точно мистика. И тут в деревеньку приезжает поэт из большого города, которого страхолюдина Матрёна отбивает у невесты и активно пытается состряпать мессию на скорую... Хм... Руку? Кончается всё уныло, обламываются все персонажи по очереди, а читатель — главным образом. Впрочем, спойлерить не буду, вдруг кто-то всё же решит почитать.

Идея — отличная. Чем может взять такая баба столичного хлыща? Что происходит у хлыща в голове? Какие интриги крутит секта? Ничего этого вы не увидите, а если вдруг проскользнёт — то тоскливейшим обрывком, лучше бы уж это не знать и самому додумать. Зато Белый активно экспериментирует с языком, при этом во всех абсолютно ненужных экспериментах так и сквозит: "Эх, как я вам сейчас закручу да понастилизую! Прямо вот мужиков простецких увидите с моих страниц и берёзки русские!" На деле это выливается в уродливые предложения с многочисленными инверсиями, которые придают речи оттенок бабьего завывания "ой да вышла баба к речке быстрой, да бельё грязное в водах голубых да позастирывала". А уж сраные русские берёзки, да травинушки, да ветерок начинаешь ненавидеть страницы с пятой, потому что они занимают добрых три четверти текста, но при этом вообще никакой смысловой нагрузки не несут, просто воткнуты для красивости и духа русского. Единственный более-менее любопытный приём — олбанский язык. Так-то, его придумали не удаффовцы и даже не Пьер Гийота (как утверждает Маруся Климова), а Андрей Белый в далёком 1910 году. Олбанской речью Белый передаёт диалоги и песни, выглядит это весьма комично, а иногда и вовсе непонятно, потому что в своём стремлении показать безграмотность крестьянского быдла Белый доходит до карикатурных и уродливых конструкций, которые сейчас по прошествии стольких лет уже и не распутаешь.

Как итог — интереснейшая идея, испорченная незрелым исполнением, плохой продуманностью и чисто юношеским стремлением наворотить чего-нибудь этакого, необычного. Хорошо, что Белый и сам, как мне кажется, осознал неважнецкое качество романа и не стал продолжать эту унылую историю.

Знаете, о чём я думала, во время и после прочтения этого романа? Мне было безмерно грустно от того, что прозу серебряного века практически никто не читает; Возможно, из-за самолюбия я радуюсь, что эти книги сейчас мало кого интересуют( чувствую себя своего рода первооткрывателем). Да, как-то чересчур неоднозначно. Конечно, чтение "Серебряного голубя" - занятие не из лёгких. Стиль Белого с ума свести может. А его обороты, многократные повторы и предложения в полстраницы! Для таких книг нужен чистый, трезвый ум. Особый интерес может вызвать у филологов.

Не прозаик, а скорее поэт, не поэт, а скорее композитор: Белый начинал с новоизобретенного им же самим жанра "симфоний", и эти симфонии легли в основу его прозы. Его проза - скорее не ритмическая даже, но именно музыкальная: текст всегда строится на лейтмотивах, превращающихся иногда в так раздражающие многих частные повторы, которыми изобилуют описания, насыщены повествования и перегружены рассуждения. Так примерно написан и "Серебряный голубь", сравнивать который с "Петербургом" мы не будем, поскольку до "Петербурга" еще далеко и не носится еще в исступлении по набережным красное домино, зато промеж сел гуляет по-хозяйски красный петух.

Часть трилогии, но трилогии потенциальной - не люблю слово "незаконченной", к тому же Ларс Фон Триер как-то сказал о своей трилогии "Америка", которую он так и не доснял, что это новаторская трилогия из двух частей; Белый опередил его, написав такую же трилогию из двух частей, да еще и несвязанных ("Петербург" к "Голубю" примыкает, но примыкает условно). Есть такая привычка у авторов - мыслить трилогиями; будь то кино или литература, всегда найдутся те, кому даже большой формы мало, кому нужна форма монументальная. Таков Ларс Фон Триер, таков и Белый. Но по крайней мере в отличии от Триера, Белый не страдает излишним словоблудием. Пусть кому-то повторы Белого кажутся таковым, пусть многих именно это в творчестве Белого отпугнет; Белый не потому повторяется, что сказать ему нечего, а потому только, что пишет не прозу и не стихи - музыку.

Читал ли "Голубя" Хармс? Задаю вопрос скорее себе, потому что вся первая глава романа потрясающе в некоторых местах похожа на прозу Хармса; другое дело, что круг чтения Хармса - не самый исследованный аспект его биографии, и потому сложно на этот вопрос ответить. Впрочем, на другого мрачного певца ужасов Петербурга похожа первая глава романа - на Достоевского она похожа, причем на позднего: "Бесы", "Карамазовы", вот это вот все. Но чаще всего вспоминается Гоголь, о котором (как впрочем и о Достоевском) Белый писал очерки. Фамильярность рассказчика в этой части "Голубя" как-то расслабляющим образом действует, создает ощущение, схожее с тем, которое получаешь при прочтении злой хармсовской прозы, однако длится это не так уж долго, точнее длится долго, но постепенно к этому насмешливому голосу прибавляется голос второй, на протяжении большей части романа создающий с первым странную, построенную на диссонансах полифонию, пока под конец начисто не заглушает второй голос первый, и тогда первый голос исчезает и остается только второй - не насмешливый, а хтонически непонятный.

Именно описания духовной жизни секты потрясают в романе более всего: их совместные моления, перешептывания, исступленные религиозные экстазы галлюцинаторного толка создают это непонятное ощущение, и непонятным оно становится из-за того, что не ясно до конца - пугает оно или очаровывает. Будто сам ловишь на себе пристальный взгляд столяра, от которого, поговаривают, падали куры, и будто тебе самому кто-то на ухо нашептывает о голубях, делится сокровенным экстатическим опытом и обволакивает твой разум сладостными обещаниями. И гуляет по полю красный петух, от избы к избе гуляет красный петух по дороге, и издалека виднеется фигурка; неясно только до конца, есть ли у этой фигурки рога, черт это или все-таки не черт, непонятна эта далекая фигурка.

Белый - певец помутненного рассудка, состояние постепенного погружения в сумасшествие (исступление, помешательство) Белый рисует лучше многих других. И непонятно, в какой момент состояние это наступает (и вообще - быть может, было оно с самого начала и только казалось, что его не было), спохватываешься только тогда, когда весь текст уже утопает в этом безумии и выхода уже нет, потому как оторваться от текста невозможно, текст пугает, но завораживает. Быть может, это могут уловить только люди, впадавшие в подобное или близкое подобному состояние ума; может быть, что человек, всю жизнь сохраняющий ясность рассудка, не способен до конца прочувствовать эту странную атональную музыку. Хотя речь Белого в целом напоминает о той дремотной бездне, в которую проваливаешься, находясь между сном и явью, и непонятно еще до конца - спишь, не спишь... Слышно только, как шелестит перьями красный петух за окном.

Спросите: о чем роман? Отвечаю: о путях России. Будто бы настоящие русские писатели писали когда-либо о чем-либо другом. Потому и называется трилогия Белого из двух частей "Восток или Запад", не дается только в ней окончательного ответа на поставленный в заглавии трилогии вопрос; но, кажется, пожирает Россию Восток. Непонятно только, страшно это или нет. Да вообще ничего непонятно.

Предчувствие именно это слово наиболее полно описывает мысли героев книги. Они предчувствуют что происходит что-то ни то, что-то изменилось и что что-то грядёт. Также в этой книге есть предчувствие революции, краха России, предчувствие что мир скоро изменится и больше никогда не будет прежним.
Замысел книги и ее центральная тема весьма интересны – быт Российской глубинки на фоне жизни религиозной секты. Из этого могло получиться довольно хорошее произведение , но увы все портит стиль, которым написана книга. Количество описаний настолько огромно что из четырехсот страниц книги хочется убрать добрую половину. Ладно бы если описания были сюжетно оправданы, но ведь это не так. Десятки страниц занимает бессмысленные описания природы, какие-то пространные рассуждения, "воспоминания" из прошедших эпох и да еще повторы того что уже сказано о героях. Все эти описания так растянуты, что вся книга проникнута атмосферой летней истомы, которая кстати весьма соответствует началу книги, когда настолько жарко, что ничего не хочется делать. хочется только отдыхать и спать. Ну и как такое читать – ответ только через силу ну или слушать как аудиокнигу, что я собственно в итоге и сделала.
Первая книга у Андрея Белого явно "вышла комом". Если вы думаете читать ли эту книгу мой вам совет не тратьте время, иной вариант может быть только в случаи вашей любви к книгам с большим количеством описаний, но я вас предупредила.
За сюжет (хотя могло быть и лучше) – 3, за героев – 2, за описания и стиль минус 2 = Итого 3 звездочки этой книге.