Жан-Мишель Генассия не первый и не единственный писатель, кого раздражает миф о Ван Гоге. И если с искажениями биографии художника можно смириться, то форма посмертной славы, превратившая Ван Гога в "специалиста по разрисовки шоколадных коробок", а также шарфов, тетрадей, чашек, зажигалок, футболок, сумок, пеналов, - возмутительна. Конечно, ни массовое восхищение-потребление, ни всеобщее отрицание-непонимание не являются критериями оценки искусства, но иногда слишком очевидно, что хуже. Думаю, создавая альтернативную версию последних дней жизни Ван Гога, Жан-Мишель Генассия не столько стремился развенчать существующую легенду "самоубитого обществом", сколько хотел придать ей новое содержание. Заменить святой неприкосновенный образ живым человеком. Для этих целей Генассия выбрал идеальный способ - тайную любовь. Романтичная история вызывает сочувствие и выглядит как быль. Ирония заключается лишь в том, что рассказывает всю правду о Ван Гоге мещаночка-провинциалка, которая если и способна оценить творчество Ван Гога, то только с позиции будущего успеха. "Ван Гог - новый Рембрант", "Ван Гог - гений". Почему? "Потому что никто так раньше не писал". Уж если мода не является критерием оценки искусства, то и старомодность не должна. Впрочем, Маргарита Гаше не претендует на роль музы или мудрого критика, хотя и не отказывает себе в удовольствии продемонстрировать собственную проницательность. Маргарита мечтает об одном: стать личным (очень личным) агентом художника, или как минимум родить от него ребенка. (Действительно, зачем еще нужен Ван Гог?) Только не думайте, что я нечаянно раскрыла содержание романа: ничего подобного там нет. Ведь "Вальс деревьев и неба" - женская исповедь. А где вы видели, чтобы женщина признавалась, что испортила мужчине жизнь?