Цитаты из книги «Взвод. Офицеры и ополченцы русской литературы»

Нарочитые грамматические перестановки создают неожиданно торжественный и убедительный эффект. Державинский стих обладает сразу двумя противоположными свойствами: он настойчиво увлекает читателя – и одновременно своей семантической алогичностью принуждает останавливаться. Это поэтические горки: бешеный разгон – и тут же, вдруг, с лязгом полозьев, торможение. Времени, в котором он жил, Державин был адекватен как никто иной.

Все они, все были просто людьми. Можно набраться смелости и позвать их в гости. Державин топает в прихожей, сбивая снег. Шишков подъехал к соседнему кварталу и решил оттуда пройтись пешком. Давыдов видит шампанское и чувствует себя отлично. Глинка всем рад. Батюшков уже хочет уйти. Катенин вообще не придёт, пока здесь Вяземский. Вяземский никак не решит, чего в нём больше: раздражения на Давыдова или любви к этому невозможному, светлому, бесстрашному человеку. Чаадаев сказался больным. Раевский далеко, но прислал подробное письмо. Бестужев ещё дальше, но тоже пишет. Наконец, Пушкин. Скоро явится Пушкин.

разочарование, – это ещё и вера, порох, огнь. Это – золото.

Даже не умея вынести заявленную задачу на своих плечах, Рыжий наверняка знал сам и другим напомнил: истинная русская поэзия и русская проза – не только ирония, горечь

6 или 7 августа Пушкин и Бестужев проехали мимо друг друга. Знаменательно, что ещё по дороге на войну Пушкин встретил повозку с телом убитого в Персии Александра Грибоедова: по крайней мере, сам он писал об этом. Такое ощущение, что это не огромная Россия, а скученное селение с несколькими, всем известными перепутьями, где один поэт, по дороге в южную сторону, встречает другого, мёртвого, а на обратном пути едва не встречает – третьего, ещё живого.

Виселица предназначалась для Рылеева как заглавного, Каховского как убийцы, и трёх важнейших заговорщиков из Южного общества: Пестеля, Бестужева-Рюмина, Сергея Муравьёва-Апостола. Их повесили в тот же день. Трое сорвались: не выдержали верёвки. Повторно вешали через полчаса. Узлы были плохие; когда казнимых сняли, эти трое ещё хрипели. Палачам пришлось руками, затягивая верёвки, до давить. Один из трёх, кого убивали так долго и страшно, был Рылеев. На следующий день Бестужев имел свидание с роднёй: сестра Елена, братья Николай, Михаил, Петруша. Все братья были осуждены на каторгу. Александру выпало двадцать лет каторжных работ с последующим поселением в ссылке. (Позже срок убавили до пятнадцати лет.)

момента не распространялся. Но сам – знал, конечно. То ли прапрадед чему-то правильному его научил, то ли, напротив, совсем неправильному. У Жигулина в стихах было:   Как будто может повториться На том печальном рубеже И эта даль, и эта птица, И этот лютик на меже,   – да-да, и ещё один политзэк, несущий неспокойную кровь. Закваска сохранилась! Критик Лев Аннинский, писавший о Жигулине, первым заметил странную связь между ироничными словами Жигулина о своей юности, когда «…три десятка мальчишек хотели силою свергнуть советскую власть? Ерунда!», и саркастичным диагнозом Грибоедова о декабристах: «…сотня прапорщиков вознамерилась изменить лицо России».

Внучка его сына по имени Юлий – то есть правнучка Владимира Раевского – станет матерью знаменитого советского поэта Анатолия Жигулина. В 1948 году Жигулин вступит в юношескую подпольную организацию «Коммунистическая партия молодёжи», поставившую себе целью радикальную борьбу с разнообразными «перегибами». Евтушенко потом напишет, что Жигулин сидел за борьбу с «культом личности», – и приврёт. Биография товарища Сталина была настольной книгой у ребят из КПМ. Но Жигулин уедет – в свои семнадцать лет – в колымские лагеря, получив десятку по «террористической» статье. Как прапрадед почти. Как прапрадеда, могли бы и к «вышке» Жигулина приговорить: у жигулинской КПМ и оружие имелось. Так что сидел Жигулин, вообще говоря, за дело. Если исходить из тех законов, при которых довелось ему жить. В 1954 году Жигулина аминистируют. Пораньше, чем Раевского, но он и сидел пострашней. Про Жигулина мало кто знал, что он по крови потомственный дворянин: поэт до какого-то

Сибири уже ничего не делается; это, впрочем, будет явным преувеличением – но очень характерным. При этом взгляды Раевского на состояние России не станут радужными, в одном из писем 1864 года он изложит весь свой скепсис всего в трёх предложениях: «…Либералы, консерваторы, нигилисты – из рук вон пошло, и не смешно даже. В России общественное мнение? Общественное – в России?» У Раевского родится девять детей: первый сын умрёт в младенчестве, остальные вырастут. После дарованной отцу амнистии детям вернут дворянское звание.

Доселе никаким мастерством не владевший, Раевский понемногу разживётся – устроит парники, чтоб выращивать в Сибири арбузы и дыни, займётся, приобретя огромный участок, хлебопашеством, купит мельницу, заведёт лошадей, будет заниматься самой разной работой – от набора людей на золотые прииски до винного откупа (и в ближайшие крупные города поставки от Раевского составят 164 тысячи вёдер вина!). Для местных крестьян-духоборцев он станет посредником в переговорах с купцами. С какого-то времени местный люд начнёт воспринимать его как мирового судью – и пойдёт к нему с любыми спорами и бедами. Он поднимется с того дна, куда упал, и превратится в состоятельнейшего и виднейшего человека во всей округе. Но подумайте, ведь Раевский был простым ссыльным, не имевшим никаких средств вообще! Нам придётся произнести здесь то, с чем мы, наверное, и сами внутренне не согласны. Напомним: его отец был дворянин, богач, помещик, держал винокуренный завод – то есть перед нами на удивление крепкая, хваткая порода! Раевский сойдётся с местным губернатором и некоторое время будет дружен с ним. Анархист Михаил Бакунин напишет в письме Александру Герцену, что без соизволения Раевского в