Отзывы на книги автора «Юлия Щербинина»

Во время чтения не покидало ощущение, что такая книга давно должна была появиться, а я давно должна была ее прочитать. И если есть жанр (любимый) «книга о книгах», то «книги на картинах» — идея, которая носилась в воздухе. И вот реализация — удачная.

Если вы из тех, кто, увидев на картине изображение книги, пытается прочесть ее название или текст на нарисованной странице, то «Видимая невидимая живопись» точно для вас. Я ее выбрала для медленного чтения и провела с ней последнюю, самую нудную часть зимы, она мне украсила выходные. Хороший язык, живое изложение, интересный материал.

«Что если было бы возможно сосчитать все книги в одной только европейской живописи, не считая графики? Сколько «единиц хранения» насчитывает такая библиотека? Гигантский книгоград, необъятных размеров библиополис».

Три части: «Имена», «Образы» и «Сюжеты». В «Именах» — рассказы о пяти знаменитых мастерах, «книжных» художниках.

Рембрандт с восхищением глядит на старинную Тору и просит владельца позволить ему переписать несколько страниц, чтобы потом добросовестно и грамотно воспроизвести древнееврейское письмо на картине.

Самоучка Шпицвег не боится быть сентиментальным и изображает уютный домашний мир и чтение как убежище — «Мир, зачитанный до дыр. Книга умещается в него так же идеально, как щека в ладонь».

Страстный читатель Ван Гог, любящий, что согрело мне сердце, современную ему литературу — Мопассана, Золя, братьев Гонкур, и написавший множество натюрмортов с книгами, в том числе с французскими романами.

«Второй маршрут — обзорная экскурсия по основным жанрам и художественным формам, прочно связанным с миром книг. Третий маршрут — мини-путеводитель по важнейшим библиосюжетам европейской живописи».

Английская карикатура, книга в портрете, аллегории, голландские натюрморты с черепами и фолиантами, картины-обманки с иллюзией книжных полок и объемных томов, хвостатые и пернатые «читатели» — автор ухитряется рассказать о многом и не утомить однообразием. А еще, указывая на незаметные детали, обнаруживать скрытые смыслы и разгадки загадок, недаром эта книга — не просто классификация культурного багажа, а литературно-искусствоведческое расследование.

«Изучение книг на картинах порой походит на кладоискательство, иногда на дайвинг, но более всего напоминает работу детектива. Во всяком случае, именно лупа служила нам верной спутницей и главным инструментом на каждом из пройденных маршрутов. И все это ради того, чтобы лишь пунктирно наметить основные контуры библиоживописи. Рисованный книгоград по-прежнему остается terra incognita, ожидая новых путешественников».

И это только «книги на картинах», а ведь есть еще не менее обширная тема «чтение в живописи». В тексте проскальзывает обещание посвятить этой теме отдельную книгу, буду ждать.

Я не искусствовед, да и в картинные галереи попадаю крайне редко, но тема эта интересна. Редкий книголюб не будет пытаться рассмотреть название книги на картине. Но я и представить не могла, что на эту тему можно найти столько направлений в живописи.
Говоря откровенно, текст суховат, ощущение энциклопедичности и справочника. Множество имен художников, из которых почти никто не запоминается. Ладно, у меня проблема с именами, это мне сложно в таком формате запоминать. Увлечься книгой сложно, сквозь слова и факты надо осторожно пробираться, останавливаясь рассматривать множество картин.
Но идея книги мне очень понравилась. Пусть я не нашла в авторе вдохновляющего рассказчика, все же узнала много нового.
То, что люди вешали картины, создающие иллюзию книжных полок и всяких мелочей на них меня удивило. Хотя не только современному человеку же создавать ложное впечатление достатка. Идея не нова.
А использовать книги для подчеркивания карикатурности нарисованного откровенно восхитило. Хотя иногда это казалось перебором. Но книги это всегда интересная деталь, рассказывающая о человеке на портрете, о времени написания картины, о художнике. О религиозности и морали, о достатке, о том, что считается важным или над чем можно смеяться. Открыты ли нарисованные книги и виден ли текст, есть ли название или нет, существовала ли такая книга или выдумана художником для подчеркивания деталей разворачиваемой истории на полотне. Это очень говорящие мелочи.

Если любите книги о книгах, то присмотритесь: перед вами книга о картинах с книгами. Как во всяком сказе, здесь есть три части: завязка, кульминация, развязка имена, образы и сюжеты.

Имена - о художниках, в основном и так известных, да книгах на их картинах. И параллелях с другими работами уже неизвестных [такому далёкому от живописи человеку, как я] мастерах. Вроде бы интересно, но вспомнить позже вряд ли что-то смогу - слишком много имён и дат.

Образы - как и зачем изображали книги. Снова много новых имён, но, даже забыв их, останешься с общим впечатлением о стиле. Например, как менялся образ читателей-животных от символов через сатиру к милоте. За раздел о картинах-обманках особая благодарность.

Сюжеты - бродячие темы живописи, в которых [почти] не обходится без книги. Наиболее повествовательно связанные главы: развитие мысли через года, мастерские и работы. Для меня и самая интересная часть книги.

В издании очень много репродукций, но уменьшенных, данных в чёрно-белом варианте, да ещё и теряющих в качестве из-за довольно средней бумаги. Да, к каждой есть qr-код, чтобы можно было насладиться цветами и деталями. Но для меня важно при чтении книги не лезть в интернет каждую минуту, так что это скорее минус (строго субъективный). Сам стиль немножко нудный и скучный. Кажется, дай автору возможность рассказать вживую то же самое - и заиграет интонациями и эмоциями, но в текстовой подаче звучит монотонно. При этом Юлия не позволяет себе уйти в заумь и специальную терминологию, проводит параллели с современным миром, остаётся понятной для любого читателя.

"Видимая невидимая живопись" - очень хорошая книга, но вряд ли претендует на всеобщую любовь. Она слишком насыщенная и плотная для среднего читателя, к тому же лишённая общего повествовательного стержня, так что легко забудется после знакомства.

На обложке работа итальянского живописца, которая называется "Библиотекарь", и этот человек буквально состоит из книг. Очень точная и ясная метафора к содержанию: в этой книге автор вам расскажет о картинах, но не всех, а тех, на которых изображены книги.

Почему именно эти книги?
Почему исторически до 15 века на картинах изображалась только Библия?

Пять знаменитых мастеров в первом разделе книги под заголовком "Имена" уже делают это чтение весьма любопытным. Исследования автора литературно-искусствоведческие, она изучает историю создания полотна, различные исторические источники, и щедро делится с читателями своими открытиями.

Сразу хочу оговориться, что отдаю должное профессионализму автора. Но для меня книга не сработала по многим причинам. Основная даже не плотность и насыщенность текста, а слишком объемная тема. В конечном итоге, хотя главы пересекаются между собой, ни одна не раскрывается до конца. Тут особенно неудачно, что автор упоминает книгу «Страдающее Средневековье». Каждая глава смогла бы стать отдельной книгой. Помимо этого, я не оценила «рассеянности». По мне либо Россия, либо Европа, либо Америка (почему нет Азии и Африки?). Или анализ художественных произведений, или реальные исторические случаи. Постоянные попытки уравнять словесное и физическое воздействие. Количество специфический терминов, которые льются как из рога изобилия, при этом перемежаясь словами амбивалентный, семантический, которые легко заменить. П.С. Количество упоминаний сериала «Черное зеркало» превысило все мыслимые пределы. П.П.С. Теперь знаю, что Робин Хобб мужчина.

С появлением ребенка в моей жизни многое изменилось. Смыслом жизни стал малыш, его желания и мечты. Взрослые и дети как две разные планеты, нам приходится учится понимать друг друга. Сталкиваясь со сложными протеворечивыми ситуациями, а их с взрослением ребенка становится все больше и больше, проще искать ответы ни у бабушек/дедушек, соседях и т.д., а в книгах, написанных специалистами в области детской психологии. Эту книгу я и купила в целях немного разобраться и найти универсальные решения детских капризов. Но я ошиблась. Здесь нет советов, только описание, которые изобилуют цитатами из фильмов, детских рассказов, мультфильмов... Мне было очень тяжело читать, хотелось чтобы эти сплошные цитаты закончились и началось мнение самого автора на эту проблему. Больше похоже на курсовую работу, чем на пособие для родителей. Одни сплошные переписки детских рассказов и фильмов. Может быть специалистам данное пособие и понравится, но обычным родителям проще прочитать Ю. Гиппенрейтер, Ричарда Темплара и Адель Фамер.

«Злоречие» позволяет нам совершить экскурс в историю проникновения зла в речевой обиход человечества и заодно обрисовывает контур времени, в котором мы существуем. И как можно убедиться по прочтении этой книги, эпоха Просвещения в самом деле закончилась и человеческое сообщество благополучно переходит в другую фазу своего развития — противоположную той, которую Фукуяма попытался зафиксировать как конец истории. Речь идет не о внешних обстоятельствах, а о внутреннем состоянии человека. Цифровая революция усовершенствовала его коммуникационные возможности, но не смогла в корне переделать внутренний мир. На лице современного человека очки, а в душе его осень Средневековья. Декорации изменились, актеры надели новые костюмы, но слова новой пьесы они выучить не успели, поэтому им приходится разыгрывать то, чем владеют в совершенстве и что разыгрывали уже много раз. И это происходит естественным образом — без какого-либо внешнего насилия.

Речь — вот главный признак исторической фазы, в которой оказывается человечество. Речь — стихия, существующая по ею самой установленным законам, и, как бы ни пытался человек установить для них пределы, не в последнюю очередь чтобы казаться себе лучше, чем он есть в действительности, язык без труда преодолевает любые ограничения и вытаскивает наружу тайные желания человека, и он, сколько бы ни пытался скрыть свои истинные намерения, все равно проговаривается. Формула «язык твой — враг твой» действует не только в отношении излишне разговорчивых персон — она применима и к историческим эпохам. В какие бы одежды они ни рядились, как бы историки ни затушевывали на них темные пятна, как бы ни приукрашивали их, язык эпохи все равно рано или поздно засвидетельствует истинное положение дел. Если следовать этой логике, то одна фаза истории человечества отличается от другой, увы, не наличием или отсутствием зла, а всего лишь местом, которое зло в ней занимает.

В современном языке, как и в языке времен Средневековья (что и позволяет их сопоставлять), сосуществуют две реальности: одна привлекает благолепием, другая пугает чернотой. Единственное различие: если раньше было время для постов и молитв и время для карнавальных шествий, то теперь человек может утром помолиться, а ночью отправиться на карнавал, для еженощного проведения которых без перерыва на пост во всем мире создана разветвленная инфраструктура. Формально нецензурная лексика недопустима ни в эфире, ни на страницах печати, ни в общественных местах, но фактически соблюдение закона в контролируемом сегменте автоматически позволяет расценивать как доблесть его нарушение там, где контроль перестает действовать. Если когда-то привычка сквернословить разделяла, пусть очень условно, мир христианский и мир языческий, то теперь она их объединяет. И как напоминает нам автор книги «Злоречие», режим «официального осуждения» никогда не мешал «негласному процветанию».

«Солнце останавливали словом, словом разрушали города» — Мирон Федоров, процитировавший текст Николая Гумилева в приснопамятном противостоянии с Вячеславом Машновым, будучи специалистом по средневековой английской литературе с оксфордским дипломом, напомнил следящей за их перепалкой аудитории смысл происходящего у нее на глазах: слово, тем более облеченное в плоть и кровь оратора, представляет собой сгусток энергии направленного действия. Такая метафора буквализируется в зале суда, когда судья зачитывает приговор: в этот момент все, кто сидит на скамье подсудимых, оказываются на развилке собственной судьбы. Оглашение приговора для них магическая процедура, предопределяющая их дальнейшую жизнь. Прочитав «Злоречие», мы можем убедиться, что подобного рода магию человек пытается применить во всех сферах своей жизни. Он воздействует на нее словом, даже если ему кажется, что он всего лишь выражает свои эмоции. Человек пытается изменить чужую судьбу в худшую сторону. Иногда ему эту удается.