Поздно вечером, уже лёжа в постели и украдкой глотая слёзы разочарования, Светка услышала, как зазвонил телефон. Мать сняла трубку, и некоторое время Светка бессознательно прислушивалась к невнятному бормотанию, доносившемуся из прихожей. Судя по отдельным репликам, звонила тётя Люба Кострова. Несколько раз прозвучали слова «Москва» и «кинопробы». Очевидно, Шурик уже растрепала матери эту новость. Светка с досады изо всех сил укусила уголок подушки. То-то подруга порадуется и позлорадствует, что ничего не вышло!

Телефонный разговор продолжался около получаса. Мать поначалу горячо спорила, а затем, уступая тёте Любе, начала поддакивать и соглашаться на что-то. Затем, попрощавшись с подругой, мать долго ссовещалась с отцом на кухне. Светке надоело прислушиваться – всё равно ни черта не понятно.

Она уже начала клевать носом, потихоньку уплывая в сон, как вдруг в комнату зашла мама.

– Спишь? – спросила она негромко. Светка тут же подскочила на постели с бешено колотящимся сердцем.

– Нет, а что?

– Ты правда хочешь поехать на эти кинопробы? – спросила мама, задумчиво вглядываясь в полутьме в лицо дочери. Стараясь не выдать своего волнения, чтобы не спугнуть лучик забрезжившей надежды, Светка передёрнула плечами:

– Конечно, хочу.

– В общем, так, – сказала мать, присаживаясь на её кровать, – сама я с тобой по-прежнему поехать не смогу… Но тётя Люба согласилась сопровождать тебя в Москву. Она и Сашку свою возьмёт, за компанию, чтобы тебе не скучно было. Съездите на денёк и вернётесь. Я, конечно, уверена, что вы просто зря потратите время… Но хоть по Москве погуляете, верно?

Светка взвизгнула от восторга, не в силах больше сдерживаться и не заботясь о том, что может разбудить Тёму, и бросилась к матери на шею.

За свои неполные двенадцать лет Светка успела побывать в Москве дважды.

В первый раз (девочке было тогда пять лет) она ездила с мамой, но практически ничего не запомнила, кроме длиннющего эскалатора в метро и озабоченной беготни по магазинам – ГУМ, ЦУМ… Мама взяла с собой целый список того, что необходимо было купить в столице. Ну, а в оставшееся до вечерней электрички время они немного прогулялись по Красной площади, но даже в Мавзолей заходить не стали – вот и все впечатления.

Во второй раз отправились в Москву всем классом, на осенних каникулах. Светку с самого начала дороги немного укачало в школьном автобусе. Как назло, этот автобус затем ещё долго возил их с большой обзорной экскурсией по городу, поэтому Светка плохо осознавала, что им показывали в тот день – основные усилия она прикладывала к тому, чтобы её банально не стошнило.

И вот теперь ей снова выпал шанс увидеть столицу. Да ещё по какому грандиозному поводу – кинопробы на «Мосфильме» у самого Николая Романовского! Мама, к слову, чуть в обморок не упала, когда дозвонилась по указанному на бумажке номеру и поняла, в чью приёмную попала. Она и помыслить не могла, что её дочь пригласил сниматься в кино этот известный режиссёр! Светке, дурище, имя Романовского ни о чём не говорило – она интересовалась только актёрами, а не режиссёрами. Но судя по тому, как изменилось мамино лицо, с каким недоверчивым уважением и даже благоговением она взглянула после телефонного звонка на дочку – Светке неслыханно повезло.

Имя Романовского произвело впечатление и на тётю Любу Кострову. Она немного досадовала, что Шурик не проявила смекалку и первой не подошла к режиссёру. Ведь – тётя Люба была в этом абсолютно уверена – её дочь достойна того, чтобы появиться на экране, не меньше, а то и больше, чем эта несерьёзная и взбалмошная Светочка Звёздная… Но ещё не всё потеряно, убеждала она себя. Они едут на «Мосфильм», и уж там-то тётя Люба использует все свои возможности, чтобы добиться аудиенции и для Шурика тоже. Её дочка тоже талантлива, она вполне сможет сыграть в кино! А уж внешностью её бог тем более не обидел – она куда более яркая и эффектная, чем её подружка.

Разумеется, все эти тайные помыслы тётя Люба пока предпочла держать при себе. Даже Шурик не подозревала, что мать уже решила её судьбу, когда ранним утром, собираясь на электричку, она старательно накручивала девочке локоны, а также погладила ей самое лучшее, самое нарядное платье. Александра должна выглядеть просто неотразимо, чтобы режиссёр с первого взгляда понял – вот та самая актриса на главную роль, поисками которой он занят!

Нет, тётя Люба не ждала откровенного Светкиного провала. Но всё-таки, как каждая нормальная и любящая мать, она всем сердцем, всею душой болела именно за своего ребёнка. Ей искренне нравилась подруга дочери, ведь она знала её ещё с роддома – с того самого дня, когда случайные соседки по палате, Звёздная, Кострова и Шульман, одновременно произвели на свет своих младенцев и сдружились. Светка была ей как родная… ну, само собой, не как дочь. Но как минимум – племянница. И конечно же, тётя Люба не желала ей зла. Просто… добра для любимой Александры ей хотелось чуточку больше.

Электричка приехала в Москву ранним утром, а встреча на киностудии «Мосфильм» была назначена на три часа дня. Тётя Люба предложила девчонкам для начала доехать до Красной площади, затем немного прогуляться по центру, а после прогулки затащила их в «Детский мир».

Это был даже не магазин – а настоящий музей! Именно так показалось ошалевшей и потерявшей дар речи Светке. Шурик уже бывала здесь раньше с матерью, поэтому восприняла визит более спокойно, чем подруга. Светка же долго не могла отойти от шока и восторга. Господи, чего тут только не было! Сколько отделов, в которых продавалось буквально всё: от одежды до игрушек! А какие красивые куклы, какие нарядные, с какими чудесными причёсками!.. Светка вздыхала украдкой, косясь на ценники – самая простая кукла стоила здесь, ни много ни мало, три рубля. У Светки как раз и была с собой трёшка – мама дала на непредвиденные расходы. Однако купить куклу означало потратить в один момент все сбережения. А деньги ей могли ещё пригодиться… Тем более, Светка обещала Тёме, что непременно привезёт ему из Москвы какой-нибудь подарок. Она не могла подвести братишку, обманув его ожидания.

После посещения «Детского мира» они снова спустились в метро и поехали на ВДНХ – тем более, Мосфильм располагался неподалёку. И снова – море счастья, восторга и упоения: девчонки угощались вкуснейшим эскимо, пили газировку с сиропом и катались на аттракционах. По простоте душевной Светка даже не обратила внимания на то, что тётя Люба совершенно не делает ей замечаний: не пачкать и не мять платье, не капать на подол мороженым, не хвататься руками за причёску, чтобы не испортить её… Зато Шурику постоянно доставалось от матери: тётя Люба придирчиво следила за тем, чтобы внешний облик её дочери оставался близок к идеалу, чтобы ничего его не портило – ни малейшее пятнышко на наряде, ни липкие от сиропа губы. Она хотела, чтобы Александра предстала на встрече с режиссёром в своём наилучшем виде.

В конце концов, тётя Люба даже запретила дочери идти на очередной аттракцион – незачем напрасно волосы лохматить.

– Ты, Светочка, если хочешь, одна покатайся, – любезно предложила она дочкиной подруге. – Купить тебе билет? А Александра пока вот тут посидит, на скамеечке, её что-то немного мутит после всех ваших каруселей…

Шурик вскинула на маму удивлённые глаза: её ни капли не мутило. Однако, наткнувшись на красноречивый взгляд в ответ, девочка предпочла притихнуть, хоть и не понимала, зачем матери это враньё и чего она добивается.

Всё разъяснилось уже на киностудии.

Когда, получив на проходной выписанные им заранее пропуска, девочки с тётей Любой проследовали к нужному павильону, женщина сочла своим долгом проинструктировать дочь и Светку:

– Если что, Светочка, скажешь, что я твоя тётя, а Александра тебе – двоюродная сестра. Поняла?

– Почему? – удивилась Света.

– Почему, почему… – немного раздражённо отозвалась тётя Люба. – Потому что так положено! Ты не можешь явиться сюда с чужими людьми. А если мы родня – все вопросы отпадают.

Режиссёр вышел им навстречу и сразу же узнал Светку.

– А-а-а, знакомые все лица! Good afternoon, little lady, how are you? – шутливо поприветствовал он её по-английски. Светка стушевалась и промямлила:

– Здрасьте…

– А вы, значит, мама? – режиссёр взглянул на Кострову.

– Я её тётя, мамина сестра, – подобострастно улыбаясь, защебетала женщина. – Мать занята, сама не смогла приехать. Вот меня и послала…

– А это у нас кто? – он с интересом перевёл взгляд на Шурика. Тётя Люба расцвела.

– А это моя дочь, Светочкина сестрёнка… двоюродная. Очень талантливая, очень способная девочка!

– Я вижу, способности – это у вас семейная черта? – весело улыбнулся режиссёр. Тётя Люба решила ковать железо, пока горячо.

– Она и правда способная! Может, посмотрите и её тоже, Николай Степанович?..

Шурик в изумлении раскрыла рот и уставилась на мать. Посмотреть – её? Она же не собиралась… и даже не готовилась… Светка тоже выглядела несколько удивлённой.

– Почему бы и нет, раз уж приехали, – легко согласился режиссёр. – Но сначала – Свету, как и договаривались.

В съёмочном павильоне девочку тут же подхватили под белы рученьки и повели за ширму на переодевание и грим, оставив тётю Любу и Шурика дожидаться в так называемом «предбаннике». Светка не ожидала, что всё будет так серьёзно, и даже чуточку заробела. Ей выдали платье – летнее, лёгкое, совершенно простое, даже довольно потрёпанное. Сандалии разрешили оставить свои. А вот косы расплели, и немилосердно взлохматили затем распущенные волосы. Потом гримёрша прошлась по Светкиному лицу губкой, придавая коже более тёмный оттенок, создающий иллюзию загара. После этого в руки девочке сунули листок с текстом и великодушно выделили минут десять-пятнадцать на то, чтобы его заучить.

От волнения в горле у Светки как будто завёлся дикобраз. Ей мучительно хотелось прокашляться, но она стеснялась. Попросить воды тоже было не у кого. Она отчаянно пыталась подавить спазмы – в горле немилосердно першило – и почти в истерике вглядывалась в строчки своей роли: буквы совершенно не хотели складываться в слова, поэтому смысла Светка уловить так и не смогла, как ни пыталась. Она понимала, что просто жутко перенервничала, но понятия не имела, как с этим справиться. Ей было страшно и одиноко в этом закутке, где её оставили для подготовки, а ещё почему-то дико стыдно – непонятно, правда, перед кем именно: перед режиссёром? Перед самой собой?

– Привет, – раздался голос над ухом, и Светка чуть не заорала от неожиданности, поскольку пребывала в панике и не замечала никого вокруг. Перед ней стоял незнакомый мальчишка. Высокий, загорелый, симпатичный… Пожалуй, его даже можно было назвать красивым – если бы не чуть высокомерное выражение лица. Его тёмные глаза смотрели так, будто он был хозяином всего «Мосфильма», и Светка тоже являлась его собственностью.

– Чего тебе? – прохрипела она недовольно: ей было не до разговоров.

– Это ведь ты на Анфиску пробуешься? – не обращая внимания на её тон, он присел рядом.

Светка мельком покосилась в свой листочек с текстом. Да, там действительно было написано «Анфиса».

– Ну, я, допустим. А что?

– Да ничего, – он откровенно посмеивался над её враждебностью. – Эту сцену мы с тобой вдвоём играем, значит. Я тебе реплики подаю, ты отвечаешь.

Светка взглянула на него с интересом.

– Ты тоже на кинопробы пришёл?

Он расхохотался.

– Ну какие пробы! Меня уже давно утвердили на эту роль. Сегодня я здесь лишь для того, чтобы помогать тем, кто ещё только пытается…

– Подумаешь, – Светка сделала вид, что это ей глубоко безразлично, но на самом деле невольно позавидовала. Мальчишка, в свою очередь, сделал вид, что не заметил изменившегося выражения её лица.

– Меня, кстати, Иван зовут.

– Светк… Светлана, – с достоинством откликнулась она, даже не подозревая, что перед ней стоит сын режиссёра собственной персоной, и если она будет с ним достаточно мила и приветлива – он убедит отца отдать роль именно ей. Впрочем, Светка не привыкла жульничать и искать обходные пути. Она играла только честно, по правилам…

– Ну что, – предложил Иван дружелюбно, – давай, может, порепетируем? Пока можешь подсматривать, но перед камерой придётся этот отрывок наизусть шпарить.

– Ладно, давай, – вздохнула Светка и заглянула в текст. – Тогда ты начинаешь.

Иван перестроился мгновенно – она даже не сразу поняла, что он уже играет.

– Вот ты вроде неплохая девчонка. И даже где-то симпатичная, – он снисходительно изогнул бровь, и Светку чуть не стошнило от этого высокомерия, вновь проступившего в чертах лица мальчишки. – Но такой у тебя, Анфис, честное слово, ветер в голове гуляет…

– Лучше уж ветер в голове, чем просто чёрная дыра, – мгновенно отбрила его она, тут же закипая. – У тебя же, Леднёв, вообще своих мыслей нет. Всё цитаты из учебников, шаблоны и формулы… Ты и сам – ходячая формула! – она презрительно фыркнула.

Иван взглянул на неё с удивлением и, забыв о своей роли, уважительно заметил:

– А знаешь… очень даже неплохо. В экспрессии тебе не откажешь. Снималась раньше?

Светка растерялась от этой неожиданной похвалы и чуть-чуть покраснела.

– Нет, я… нигде и никогда, – пробормотала она, неуклюже выходя из образа. – Сейчас первый раз.

– Для новичка вообще гениально, – заявил он на полном серьёзе. Эта похвала воодушевила Светку настолько, что она и думать забыла о том, что ещё пару минут назад находила Ивана высокомерным. Настроение её улучшилось, и даже текст запомнился с лёту – уже со второй репетиции она совершенно перестала подсматривать в бумажку.

Сами пробы – съёмки эпизода на кинокамеру – прошли быстро и совсем не страшно. Возможно, заручившись поддержкой Ивана, Светка откинула в сторону неуверенность в себе, раскрепостилась и расслабилась. А может, там и в самом деле не было ничего сложного: подумаешь, с выражением произнести несколько фраз… Было видно, что режиссёр остался доволен, хоть и не сказал ничего конкретного. Оператор же незаметно поднял кверху большой палец и одобрительно подмигнул Светке – и она буквально воспарила от осознания собственной крутости.

– Мишаня, давай-ка ещё немного поснимаем… – обратился Романовский к оператору. Светка подумала, что её сейчас заставят учить новый отрывок, но оказалось, что режиссёру просто нужны были её живые эмоции – разные, но естественные. Это было отличительной особенностью Романовского: он не просто заставлял своих актёров зубрить роль, но и жаждал видеть, как они разговаривают, импровизируя прямо перед включённой камерой. Многие его коллеги закатывали глаза и крутили пальцем у виска на такой странный подход, однако Романовский продолжал делать так, как считает нужным.

Снова застрекотал мотор кинокамеры.

– Света, – ласково попросил её режиссёр, – расскажи нам, пожалуйста, о каком-нибудь возмутительном случае, который буквально вывел тебя из равновесия. Первое, что вспомнишь. Что в голову придёт!

– Ой, – живо откликнулась Светка, – у нас в соседнем дворе такие дураки мальчишки… Дураки и живодёры! Я неделю назад шла, смотрю – они котёнка мучают. Вообще идиоты! – её глаза гневно засверкали. – Ну, я и высказала им всё, что думаю. А один схватил кирпич – и ка-а-ак запустит в меня, и кирпич ка-а-к прилетит мне прямо в башку!!! Кровища хлестала! – добавила она чуть ли не с гордостью.

В павильоне на несколько секунд воцарилась тишина.

– И… чем дело кончилось? – осторожно спросил наконец Романовский.

– Да чем… Даня мне потом рану обработал… Даня – это мой друг, – пояснила она, спохватившись. – Сказал, что ничего опасного, даже швы не придётся накладывать. Так что мама ничего и не заметила. А то бы мне влетело! – заключила она со вздохом.

– А с котёнком-то что? – не выдержал оператор.

– Отбила, – Светка разулыбалась. – Мы потом его с Даней в хорошие руки пристроили, одной соседской старушке.

– Прекрасно. Отважная ты личность, Света. А можешь теперь… – режиссёр потёр подбородок, на мгновение задумавшись, – рассказать что-нибудь смешное, ну или совершенно нелепое?

Светка и тут не стала долго размышлять.

– У меня есть одноклассница, Надька Ходкова, – заговорщически поделилась она, делая круглые глаза и заранее прыская в кулачок. – Её квартира как раз над нашей. На третьем этаже. Так вот, когда Надькиной матери нужно готовить, она сажает Надьку на цепь на балконе и уходит на кухню.

– Почему – на цепь? – оторопело поинтересовался Романовский.

– Да чтобы не упала! – пояснила ему Светка, как несмышлёнышу. – А ведь Надьке уже целых двенадцать лет!!!

– Безобразие, – возмутилась гримёрша. – Могу себе представить моральное состояние ребёнка…

– Да нет, нормально, – отмахнулась Светка. – Надька же понимает, что это не наказание, а ради её безопасности. Она там сидит и вечно песни орёт на весь двор!

…Ржали все. И режиссёр, и оператор, и даже гримёрша вытирала платочком выступившие слёзы.

– Молодец, – отсмеявшись, произнёс наконец режиссёр. – Спасибо тебе, Света. Можешь идти переодеваться в свою одежду. И позови сюда сестрёнку…