© Ян Якоб Слауэрхоф, 2016

ISBN 978-5-4483-0541-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От переводчика

Впервые я по-настоящему открыла для себя Яна Якоба Слауэрхофа (1898—1936) несколько лет назад. Слауэрхоф – поэт, писатель, судовой врач – по праву считается одним из ярчайших представителей нидерландской литературы первой трети прошлого столетия. Я много раз приступала к чтению его прозы, но всякий раз меня отпугивала ее сложность. Да, проза его нелегка, она изобилует архаизмами, непростыми оборотами; порой писатель использует слова, которых попросту нет в словаре. И, видимо, именно это обстоятельство делает ее столь очаровательной и незабываемой.

Но однажды я взяла в руки книгу – и была ошеломлена: это не просто хорошо, это фантастически прекрасно! «Запретный край», действие которого происходит в Португалии времен величайшего поэта Луиса Камоэнса, в старом Китае тех же времен и в Китае 20-х годов прошлого столетия, написан столь сочно, столь пряно, что от книги невозможно было оторваться. И вот книга состоялась, и продолжение этой книги: «Жизнь на земле». Писатель планировал создать трилогию, но не успел. «Последнее явление Камоэнса» литературоведы считают вставной главой или же послесловием к роману «Запретный край».

Камоэнсом Слауэрхоф был одержим; образ этого средневекового поэта неоднократно встречается в его лирике и прозе. Дух Камоэнса возникает и в романе «Жизнь на земле». Главный герой этой книги, судовой телеграфист Кэмерон – здесь он обретает конкретное имя – настолько тесно ассоциирует себя с ним, что порой перевоплощается в него. Книги написаны в манере мистического реализма, изобилуют описаниями опасных приключений Камоэнса и Кэмерона в Китае. Романы, безусловно, не могут претендовать на абсолютную правду: Слауэрхоф, великий фантазер, весьма вольно обращался с историей и географией. Истинные факты порой не соответствуют датам или вставлены для красного словца, некоторых местностей просто не существует в природе. Но ведь это, в конце концов, мистический реализм, а не строгое научное исследование.

Читатель, который заинтересуется конкретными биографическими данными автора, сможет легко отыскать их в Википедии. Нужно заметить, что в этом источнике «Запретный край» фигурирует под названием «Запретное королевство», что кажется мне не совсем верным: ведь в романе речь идет не только о Португалии, которая действительно была королевством, но и о Китае, который королевством не был. Китай был империей. И обе эти территории были запретными для Камоэнса. Запретной областью является для него также и его возлюбленная, Диана, предназначенная в жены португальскому инфанту.

Я уверена, что читатель и ценитель настоящей литературы получит большое наслаждение от этих книг.

В завершение хочу выразить мою глубокую признательность всем тем, кто принял участие в процессе издания книги: Вадиму Клейману за внимательную вычитку текста; Валерию Земских, Петру Осколкову, Евгению Жукову, Алексу Минцу, Анне Афанасьевой, Елене Пестеревой, Елене Самойленко, Валерию Вотрину, Александру Бирштейну, Александру Павлову, Дарье Суховей, Михаилу Мельникову – за добрые советы и реальную помощь; и многим, многим другим – за моральную поддержку.

Ольга Гришина

Запретный край

Посвящается Д¹

Пролог

Албину Форжас ди Сампайю²

I

В сентябре 1540, когда существованию Лиан По насчитывалось почти восемнадцать лет, к Северным Воротам прибыло императорское посольство, на стяге которого было начертано Небесное имя; между тем послы не имели при себе приветственных подарков и были облачены в синие траурные одеяния. Глава миссии потребовал доступа к губернатору Антониу Фарриа. Поскольку была ночь, миссию, сопровождаемую факелами и фонарями, препроводили через весь город на постоялый двор и, невзирая на нетерпеливое ворчание, лишь на следующее утро отвели к Фарриа, который, будучи осведомлен об их прибытии и облачении, ожидал их, восседая на троне, одетый в латы.

Старейший из группы выступил вперед, не снимая скуфьи, и безразличным тоном произнес: «Лиан По будет разрушен, португальцы и их рабы станут под пыткой проклинать свое рождение, если их братья на Юге будут продолжать покорение Малакки».

Фарриа, не повышая голоса и не вставая с места, взял со столика свернутый в трубку пергамент, развернул карту Малакки и указал на красную линию, отрезавшую горло полуострова, показал через окно на реку, где корабли поднимали флаги и разворачивали штандарты. После этого он подал знак; ударил залп, которому ответили многие пушечные жерла, и над городом и рекой раздался победный клич. Миссия в закрытых паланкинах двинулась через ликующий город.

В конце года императорский флот в составе более чем тысячи парусов встал на рейд. На каждого португальца в Лиан По приходилось по кораблю. Разведчики сообщали о наступлении большой армии на расстоянии в три дневных перехода. Фарриа оставил Лиан По под управлением Переша Альвадру и пошел в наступление на джонки на тридцати своих стоявших в гавани судах. На шести из них он приказал установить крепостные пушки и длинноствольные орудия. Они обстреливали джонки, в то время как его флот медленно наступал на врага. Еще до того, как они встретились, сотни потонули. Внезапно поднялся береговой ветер, тяжелая артиллерия была сброшена в море и, быстро маневрируя, португальские каравеллы прорвались через врага, паля во всех направлениях. Но, наконец, к каждому кораблю пристали с десяток джонок, и сотни бойцов с кровожадными криками устремились на палубы, потрясая абордажными саблями. Гранаты с марсовых площадок, мушкетный огонь с ютов и штевней, кортики и копья уничтожали манчжуров как стаю саранчи.

Ночью сражение продолжилось при свете факелов; вооруженные шлюпки и стаи акул, этих гиен морской битвы, вступили в бой, оспаривая друг у друга истекающие кровью жертвы.

Факелы догорали, когда на берегу показалось огромное зарево. Широкая красная стена пламени медленно распространялась от горизонта к горизонту. Увидев это, Фарриа пришел в ярость и приказал своим кораблям собраться для решающего броска. Девять из них выстроились возле его судна, остальные не смогли выпутаться или были захвачены в плен.

Один за другим, непрерывно паля и тараня всё, что встречалось на пути, они проложили путь через китайский флот. Появившаяся на горизонте заря осветила спасающиеся бегством джонки, и четыре корабля, повернувшись к ним своими высокими кормами, взяли курс назад, на гавань. Но Лиан По уже исчез, густой чад висел над мертвенной тишиной груд мусора, оставшихся от рухнувших стен и обгоревших балок.

Фарриа направился туда, где когда-то был город. Улицы были почти полностью погребены под развалинами, но он нашел путь, по пути раскидывая шпагой мертвецов, – порой сразу два сплетенных в схватке тела – и, наконец, предстал перед руинами собственного дома. Он не осмелился перешагнуть порог. Была там его жена, погибшие в пламени дети, или?.. Опершись на шпагу, он подождал, когда к нему подойдут несколько солдат. «Ищите, – хрипло приказал он, – растаскивайте балки, очистите вход в подвал».

Он присел на каменную скамью, когда-то стоявшую перед маленьким прудом меж цветов и кустов. Шлемом он зачерпнул немного воды из каменной чаши и остудил голову. Пепел и сажа покрыли его волосы, но он не замечал этого. Кто-то положил к его ногам несколько почерневших шпаг и железный кувшин: только это еще можно было опознать.

Тогда Фарриа вошел в свой сгоревший дом и завернул в носовой платок горсть пепла.

Вечером четыре корабля, – всё, что осталось от первого поселения в Катае³, – отплыли на юг, тесно держась друг друга.

Маленькую флотилию окружали звезды, над ними, в черном небе – луна. На полуюте «Святой Девы» стояли Фарриа и Мендеш ди Пинту. Они пристально созерцали паруса, кильватер, время от времени меряли шагами палубу и вновь застывали в неподвижном молчании.

Над трапом в каюту горела лампа, мерцала медь абажура и бронза пушек; остальное было погружено во тьму – тьму двух одиночеств, тьму над парусами. Но постепенно темный корпус корабля окутали зеленоватые сумерки, сперва осветившие верхушки мачт, затем выхватившие нос корабля, где началось тихое бормотание, словно кто-то проснулся.

Наконец и высокую фигуру Фарриа, и маленькую Мендеша охватило сияние.

– Зеленый – цвет надежды, – сказал Фарриа без убеждения. Но Мендеш с ним не согласился.

– Это огни Святого Эльма, они означают несчастье, смерть. А что другое они могут означать? – Внезапно целый поток слов сорвался с уст маленького, тихого человечка, который сутками не издавал ни звука и не занимался ничем кроме того, что ходил от борта к борту, проверял пушки и пил, много пил. И молча ругался у фальшборта.

Наконец, его обида нашла выход.

– Всё, всё тщетно. Двадцать лет сражений, одиночества, переговоров с желтыми мерзавцами, терпение, мольбы о снаряжении, о войсках. Высокомерные письма от спекулянтов из Малакки, спесивые министры из Гоа, интересующиеся, зачем мы так далеко ищем, если пряности, сулящие наибольшую выгоду, можно погрузить в Малакке. Обиженные письма прелатов, интересующихся, когда Катай наконец-то будет обращен в христианскую веру. Письма Короля, почему его миссия получила скверный прием в Пекине, почему она не привезла подарков. Они не хотят ничего, кроме как сохранить имеющееся, подкупить врагов и самим бить баклуши в своих поместьях. В стороне от баснословнейшего богатства, в непрерывных схватках с наиболее коварными и безжалостными земными сатанинскими отродьями, мы предоставлены своему жребию на шатком посту, на который положили наши жизни. Теперь мы получаем заслуженную плату глупцов, наших женщин замучивают до смерти, наших детей сжигают заживо или похищают. Мы всё так же обездолены, как тридцать лет назад, когда отплывали из Тежу⁴, бедные дворяне, всё еще счастливые благословением кардинала и рыцарством, которое нам даровал Король.

Что ожидает нас по возвращении? Анафема за то, что мы сделались еретиками, королевская немилость, а то и темница. Подумайте о Колумбе, о да Гаме, о многих других. Куда идти? Плоды наших двадцатилетних усилий сожжены в одну ночь. Подадимся на неиспорченный остров. И там будем ожидать смерти. Или подкарауливать всё, что несет португальский флаг, и хоронить это в земле. Нет, лучше предпринять обратный рейс, обстреливать Малакку и Гоа и Лиссабон, до тех пор, пока не погибнем. Для чего мы рождены и для чего выросли?

Его черты казались пепельно-серыми в зеленоватом свете, руки крошили куски дерева, и трясущееся тело налегало на фальшборт. Тогда Фарриа, медленно и убедительно, как он всегда говорил, попытался вразумить подчиненного.

– Истинно так. В Малакке нас бы приняли с издевкой, торжествовали бы. В Гоа – подвергли бы допросу, почему мы не удержали города. Пять сотен солдат и тринадцать кораблей, военных из них – половина, это же непобедимая сила против величайшей империи! В Лиссабоне нас бы засадили в тюрьму. Я не боюсь, я рассуждаю так же, как и вы. Моя месть простирается дальше. Я вновь высажусь на берег, стану сражаться, вступать в переговоры, строить второй Лиан По, богаче и сильнее прежнего. Он затмит Малакку, пробудит алчность Гоа. Затем, если меня лишат моего поста, дабы уступить место одному из королевских бастардов, я подниму свой собственный стяг и с моим флотом и моей армией стану отстаивать свое творение, или уничтожу его собственными руками, если его будет невозможно удержать.

Мендеш печально покачал головой.

– Мы чересчур стары. На это уйдет слишком много времени. Годы, что мне еще остались, я хочу посвятить мести. Дайте мне копии этих писем, просьбы и приказы, которые мы писали о подкреплении, дайте высокомерные и унизительные ответы. Это будет мой ежедневный часослов. Из него стану я черпать мужество, если придется погибнуть в страшном одиночестве.