Если когда-нибудь меня вдруг спросят: был ли в моей жизни писатель, у которого какую книгу бы ни открой - любимая, я смело отвечу: был. Есть, и надеюсь, будет ещё много крепких лет, любимый Владислав Петрович.
Жаль, я так мало читала его книг в детстве. Бриг "Артемида" - то, что мне нужно было тогда - история, полная приключений, - тревог, не присущих сказкам, - и сказочных решений, которые просто обязаны быть взяты, - или воплощены, - в жизнь.
Начиная читать эту книгу я, из-за частых отвлеканий от чтения мелким озорником, ещё не доросшим не то что до Крапивина, - до "Конька-горбунка", - признаться, несколько терялась в неспешном и тихом описании сибирской зимы, детства и катаний на санках. Несколько раз я думала, что возможно, это будет самая скучная повесть у Владислава Петровича.
Теперь хотелось бы попросить у него прощения за то, что я так подумала.
Много лет, много новых попыток позволили мне вывести для себя константу - как бы скучна ни была вначале книга Крапивина, стоит порваться сквозь неинтересный тебе (не исключено, что индивидуально тебе) момент, - и ты окунешься в неё с головой, хлебнув солёной морской воды, и с воплем ужаса и визгом восторга, вынырнешь, хватая ртом воздух.
Так оно и случилось.
У стиля Крапивина есть чудесное свойство - кто угодно другой возьми этот сюжет (не такой уж и хитрый) и напиши по нему книгу, - хоть величайший писатель, - а получится не так. Потому что Крапивин не рассказывает историю, не повествует сюжет. Он пишет души. Души, живущие на страницах, живые души, живые глаза, живые истории и мысли, ощущения, переживания и тревоги. Живые травы и цветы колосятся на полях, живой океан стучится в борт брига, живая бумажная "ласточка" перелетает через него и устремляется в море.
И читатель, - сколько бы десятков лет они ни имел и на сколько бы тысяч себя ни чувствовал, - читая эти книги, почувствует себя мальчишкой. Или девчонкой.
Потому что Владислав Петрович сам - мальчишка.
Будь это война, будь это царская Россия (я даже не подозревала, как русские тогда произносили: Гюго - Юго, Айвенго - Иванхое, Карибское - Караибское), будь то другая планета. Этого мальчишку - вихрастого, насупленного, но с улыбающимися глазами, с красными коленками и бурыми локтями, - можно встретить везде.
Я люблю его. Мечтаю в один день увидеть его в моем сыне, а пока - читаю эти книги и учусь видеть в мире сквозь хаос и боль - солнце и звезды, а ещё - делать так, чтобы хаоса и боли было немного меньше.
Потому что эти книги объясняют мне не то, какая жизнь есть, - мне ли не знать этого, - а то, какой жизнь ДОЛЖНА БЫТЬ.
- Пётр Афанасьевич, а все-таки, как вы тогда сумели догадаться? Так быстро... Ну... Что мы прячемся недалеко, и что Пако нам помогает. Будто всё знали заранее.
- Скажу - так ты не поверишь, - усмехнулся доктор.
- Скажите...
- Все очень просто. Дело в том, что я когда-то тоже был мальчишкой.