Утро понедельника. Весь наличный состав фирмы «Регейн» стоит перед большим зеркалом, в которое обычно смотрятся клиенты. На каждом из нас надеты оправы из недавно полученной детской коллекции нашего любимого испанского поставщика. Маленькие и разноцветные, они выглядят на наших широких лицах до того комично, что выдержать такое зрелище, не рассмеявшись, под силу не каждому.
Это развлечение, которое по аналогии с известной японской игрой называется «Каменное лицо», придумал сам Востоков, когда мы однажды всей фирмой примеряли свежеполученные оправы. Правила просты: можно вытворять всё, что угодно, чтобы рассмешить соперника, единственное условие – делать это молча. Проигравшим считается тот, кто первый «расколется»: засмеётся или просто не сможет сдержать улыбки. В качестве наказания несчастный покупает всей фирме обед.
Идёт вторая или третья минута поединка, но победитель не только не выявлен, нет даже ярко выраженного лидера. Все, включая вашего покорного слугу, держат невероятный серьёз. И тогда Востоков пускает в ход до сего момента никем не применённое оружие: для отвлечения нашего внимания он закладывает на лице страдальческую мину, а в это время сам тихонько расстёгивает штаны. Щелкает застёжка ремня, и его брюки стремительно падают на пол, обнажая тощие кривоватые ноги, местами покрытые пегой растительностью. От неожиданности мы втроём – Климов, Розов и я – синхронно «раскалываемся». Нас складывает пополам и начинает трясти. В этот момент дверь в шоу-рум приоткрывается и внутрь просовывается удивлённая Зоина физиономия. На ней сменяется несколько совершенно разных выражений, пока Зоя, кажется, совершенно искренне ни произносит следующее:
– Господи, Игорь, какой ты худой!
Всю эту сцену я наблюдаю уже с пола, поскольку находиться в вертикальном положении невозможно. Хохот, который уложил меня на пол, теперь заставляет биться в конвульсиях. Примерно то же творится с коммерческим и техническим директорами, которые корчатся по обе стороны от меня. Один Востоков на коне. Как ни в чём не бывало, он продолжает беседовать с Зоей.
– Видишь ли, Зоя, – продолжает он, не снимая очков и не подтянув брюк, – я искренне полагаю, что именно смех сделал из обезьяны человека, а не труд, как считал Энгельс. Поэтому то, что ты сейчас наблюдаешь, есть не что иное, как болезненное превращение офисных павианов в homo sapiens.
Зоя недовольно фыркает:
– И для этого ты снял штаны?
Игорь расплывается в улыбке:
– Эволюция, Зоя, требует жертв.
Так и не поняв юмора, и, видимо, забыв, зачем приходила, Зоя задним ходом покидает шоу-рум.
К этому моменту нас потихонечку отпускает. Помогая друг другу, мы с трудом поднимаемся с пола. Тяжелее всего пришлось, по-видимому, Игорю номер два – его ещё потряхивает; лицо, как помидор, красное, в глазах слёзы. Мы с Олегом тоже хороши, но до Игоря нам далеко.
– Вот ведь засранец! – только и может выговорить тот, имея в виду Востокова.
А надменный победитель с сигаретой в одной руке и зажигалкой в другой уже сидит, нога на ногу, на краешке своего стола.
– Ну что, несчастные, – победоносно объявляет он, закуривая, – я бы с удовольствием отобедал. Разумеется, если вы не против.
– Что предпочитает в это время суток ваше генеральское директорство? – спрашивает, подскочивший к нему Розов, принимая лакейскую позу.
Игорь начинает загибать пальцы.
– На первое – суп из Галапагосской черепахи, на второе – слоновьи уши с трюфелями, на третье – кофе «Лювак» и печёные Гесперидовы яблоки на десерт.
– К сожалению, могу предложить только быстрорастворимую лапшу «Китайский мальчик», пирожки с мясом инопланетянина и чай «Липкий», – не меняя позы, произносит Розов, – да, и ватрушка на десерт, от которой меня вчера пронесло.
– Меня тоже, – из-за угла подтверждает Климов.
Востоков делает презрительный жест рукой:
– Подите прочь, болваны! Несите, что есть!
Идти за едой приходится мне, поскольку я самый младший. Меня просто снаряжают деньгами и задают направляющий косинус.
Еду в нашем здании можно купить только в одном месте – в стеклянном ларьке на первом этаже, рядом с будкой охраны. Там-то и продаётся чудесная и необыкновенно полезная быстрорастворимая лапша, на упаковке которой изображён маленький улыбающийся китаец, из-за чего, собственно, она и получила своё название. Ещё в ларьке можно купить нехитрую и не всегда свежую выпечку, чай в пакетиках, растворимый кофе и сахар. Несмотря на ущербность ассортимента, ларёк процветает – в обеденный час туда всегда выстраивается очередь. Причина проста: у данного предприятия нет конкурентов, ни в нашем здании, ни в соседних. Невидимая рука рынка по какой-то причине ещё не дотянулась до «Гипромедтехники» и окрестностей. Так что у нас нет выбора, а идти по морозу до «Калужской заставы» или в какой-нибудь ресторан на улице Намёткина, откровенно говоря, лень.
Сегодняшний день – не исключение. От ларька тянется приличный хвост из голодных офисных служащих. Некоторых из них я знаю, в основном, по этой очереди, с некоторыми знаком по работе. А вот продавщица новенькая, я её ещё не видел. Из вежливости спросив, кто последний, пристраиваюсь в конец.
От нечего делать смотрю на продавщицу, рассчитывающую парня с третьего этажа, кажется, Сергея. В профиль она похожа на Изабеллу Росселин из «Синего бархата». Приятная женщина. Не красавица, но приятная. Вот и продавщицу красавицей не назовёшь, но что-то в ней такое есть… и тут я вспоминаю, что так не позвонил по телефону, который мне дала Татьяна.
«Неужели потерял?» – с ужасом думаю я, запуская руки в карманы.
К счастью, поиски длятся недолго – сложенный вчетверо листок довольно скоро обнаруживается в заднем кармане брюк. Достаю его, и, чтобы убедиться, что это тот самый, а не какой-то ещё, раскрываю…
– Чего, деньги забыл? – слышу из-за спины.
Машинально прячу листок обратно в карман и оборачиваюсь. Оказывается, за мной стоит наш конкурент, хозяин фирмы «Оптика Тайдзо», некто Эдуард, которого у нас почему-то называют «похотливым». На нём фиолетовый пиджак, белая с отливом рубашка, и жёлтый галстук, покрытый замысловатым орнаментом.
– Нет, – медленно приходя в себя от увиденного, отвечаю я, – показалось, что потерял список того, что надо купить.
– По-ня-т-но, – нараспев говорит Эдуард, – а то могу одолжить, для конкурентов ничего не жалко.
С этими словами он выуживает из кармана перехваченную резинкой пачку «зелёных».
– Спасибо, не надо, – вложив всё имеющееся у меня безразличие во взгляд на пачку, отвечаю я, а сам думаю: «Вот ведь козел! Хлебом не корми – дай повыпендриваться».
Но Эдуард, к счастью, мысли читать не умеет. Довольный собой, он улыбается.
– О’кей, мистер, – говорит он с нижегородским прононсом, – тогда привет Игорям.
Кивнув в знак понимания, отворачиваюсь от щедрого конкурента и снова достаю листок. Открываю.
Почерк аккуратный, не то, что у Светки: цифры написаны с небольшим одинаковым наклоном, подпись – «Т. А.» – имеет разумное количество женских завитушек. «Т» – это, понятное дело, Татьяна, «А» – соответственно, фамилия. У Светки тоже фамилия на «А» – Аннушкина. Может, это что-то значит?
«А ведь странное дело, – оторвавшись от графологии, думаю я, – одна девушка навела меня на мысли о другой, а другая о третьей…»
Незаметно подходит моя очередь. Спина в сером свитере, которую я наблюдал последние десять минут, с пакетом наперевес отваливает прочь, и вместо неё передо мной утомлённое личико «Изабеллы Росселини».
– Что будете брать, молодой человек? – устало спрашивает она.
– А пирожки с кем? – вместо ответа говорю я, окончательно вернувшись из забытья.
– Сложно сказать, – пожимает плечами девушка, – по накладной с говядиной, по вкусу, вроде, с курицей, а по запаху…
– С инопланетянином, – вставляю я.
Девушка улыбается:
– Может быть…
– Тогда, будьте добры, четыре «Китайских мальчика», четыре вот этих пирожка и четыре рогалика. И ещё ваш пакетик.
Девушка собирает заказ, не снимая улыбки.
– Ой, а рогаликов всего два осталось, – виновато произносит она. – Может, возьмёте ватрушки? Они, правда, вчерашние, но вкусные.
Я поднимаю руки:
– Нет, только не ватрушки! Давайте лучше ещё два с инопланетянином!
Девушка непонимающе раскрывает глаза.
– Ватрушки мы ели вчера, – поясняю я, – и не всем, так сказать, понравилось…
– Хорошо, возьмите тогда булочки с джемом, их только что привезли.
– Давайте с джемом, – соглашаюсь я.
Девушка ловко цокает пальчиками по клавишам видавшего виды калькулятора.
– С вас сто пятьдесят рублей сорок копеек за всё.
Расплачиваюсь под расчёт и получаю в знак благодарности приятную улыбку, надо полагать, искреннюю. Сделав несколько шагов от ларька, оборачиваюсь. Эдуард, по пояс просунувшийся в ларёк, уже о чём-то воркует с продавщицей.
«Теперь понятно, откуда взялось прозвище», – думаю я и иду к лифту.
С поклажей возвращаюсь в офис. Голодные коллеги, словно коршуны, набрасываются на мой пакет, и скоро по шоу-руму расползается запах свежезаваренного «Китайского мальчика». Я тоже заливаю кипяток в пенопластовый стакан с лапшей, беру булки и сажусь на один из свободных «гостевых» стульев рядом с окном. Не знаю, почему, но мне нравится есть и одновременно смотреть в окно. Хотя, если честно, смотреть особо не на что: скала «Газпрома» на заднем плане, свалка и гаражи на переднем. Сверху усталое московское небо.
– На что уставился? – спрашивает меня подошедший сзади Климов.
– На «Газпром», – отвечаю я. – В те три минуты, пока заваривается китайская лапша, я всегда смотрю на это сооружение. Оно напоминает мне наивного титана Атласа, который на своих плечах держал небо.
Климов понимающе кивает:
– А мне оно напоминает хрен, которым сношают всю страну и ближнее зарубежье.
– Да вы, батенька, фрейдист! – усмехаюсь я.
– Я – реалист, Валер, – немного высокомерно отвечает Климов, – а вот ты, кажется, ещё не избавился от романтического бреда.
– А ты, надо полагать, уже избавился?
Игорь снова кивает:
– Ещё в армии. Я даже помню, когда именно.
– И когда же?
– Когда трое нетрезвых военнослужащих второго года службы сначала пытались склонить меня к минету, а потом изнасиловать.
Его слова заставляют меня широко открыть глаза и рот:
– Что, серьёзно?
– Абсолютно. Я тогда, понимаешь, «молодой» был. Худенький, маленький.
– И чем, извини, закончилось?
Игорь не по-доброму улыбается:
– Отбился. А потом одному из этих трёх ночью по башке табуреткой вмазал. Чтобы спалось лучше.
Мне ничего не остаётся, кроме как многозначительно покачать головой:
– Да уж, непобедимая и легендарная. Слава богу, сия чаша меня миновала.
– В мирное время не годен, в военное время опасен? – уточняет Игорь.
Приставляю два пальца к стёклам очков:
– Да, по глазам.
– На самом деле не всё так плохо. Армия, конечно, может сломать, а может и человека сделать. Это как повезёт. Мне, например, повезло.
– Скажи, а когда ты сам стал военнослужащим второго года службы, ты склонял к чему-нибудь «молодых»?
Игорь усмехается:
– Я знал, что ты об этом спросишь. Нет, не склонял. «Дедовал» помаленьку, но ничего такого. Угрызения совести не мучают, кровавые мальчики в погонах по ночам не посещают.
Смотрю на Игоря, и вдруг понимаю, как я на самом деле далёк от этого человека. Во всех смыслах. А ведь ему, как и остальным моим шефьям, всего-то тридцать.
«Неужели, и я скоро таким буду? – думаю я. – Избавлюсь ли от романтического бреда в пользу капиталистического реализма?»
Игорь начинает нетерпеливо потирать руки:
– Ладно, хватит трепаться, давай жрать, а то остынет.
– И то верно, – говорю я и, тщательно протерев салфеткой вилку и ложку, принимаюсь за еду.
Дверь открывается, когда с трапезой практически покончено. Первой в шоу-рум уверенной походкой входит Зоя, а за ней лёгкой рысцой забегает какая-то женщина в длинном пальто и с кошмаром на голове.
– Фу-у-у, китайское зловоние! – морщится Зоя, помахивая ладонью перед носом, и, обращаясь к женщине, говорит: – Вот, это и есть фирма «Регейн».
Женщина кивком головы благодарит Зою и обводит шоу-рум цепким взглядом чуть прищуренных глаз. По очереди проходится она по всем нам, на долю секунды задерживаясь на каждом.
– Вы, наверное, директор, – с недобрыми нотками в голосе произносит она, остановившись на Востокове.
– Да, это я, – говорит он, поднимаясь со стула и закрывая собой разбросанные по столу объедки, – чем могу служить?
Женщина делает несколько быстрых шагов в его сторону.
– На прошлой неделе к вам приходил инспектор пожарной охраны? – отрывисто спрашивает она.
– Да, было дело, – почти сразу отвечает Игорь, – а в чём, собственно…
– Вы дали ему это! – не даёт ему закончить женщина и резким движением выхватывает из кармана пальто продолговатый предмет, в котором я не сразу, но узнаю очечник.
От неожиданности Игорь вздрагивает, но вовремя берёт себя в руки.
– Действительно, мы преподнесли инспектору солнцезащитные очки в качестве подарка ко дню пожарной охраны, – соглашается он, – но я положительно не понимаю, в чём дело?
– А дело в том, что моему мужу не нужны эти очки! – взвизгивает женщина. И, после паузы: – Очки нужны мне!
В шоу-руме повисает молчание. Мы, ошарашенные напором пожарницы, молчим; она сама, видимо, испугавшись собственной наглости, тоже.
– Нельзя ли их обменять? – наконец произносит она почти извиняющимся голосом.
Игорь моментально оценивает ситуацию и расплывается в кошачьей улыбке:
– Разумеется, можно. Пальто вот сюда повесьте…
Пока Игорь помогает гостье раздеться, мы с Олегом быстро убираем со столов стаканы из-под лапши и прочий мусор, оставшийся после приёма пищи.
Я вспоминаю, что на прошлой неделе, кажется, во вторник, у нас действительно был с официальным визитом местный инспектор пожарной охраны, высокий седой мужик с военной выправкой. В процессе осмотра нашего офиса у него, естественно, возникли некоторые вопросы, и, чтобы они не так бросались в глаза, Игорь подарил ему тёмные очки из коллекции «Lois», в которых тот стал похож на героя боевика. Фактически, это была взятка, но другого выхода у нас не было – устранить то, что обнаружил у нас пожарный, в разумные сроки и за разумные деньги не представлялось возможным. Наш гость, кстати, остался весьма доволен подарком, видимо, ему до смерти надоел «Белый аист», который ему совали в других конторах.
– А когда этот день пожарной охраны? – тихо, чтобы не услышала гостья, спрашиваю я Олега.
– Тридцатого апреля, кажется, – отвечает тот и, немного подумав, добавляет: – рановато подарили…
В это время Игорь подводит разоблачившуюся пожарницу к самой крайней выставочной стойке, где висят недорогие оправы, но та, ведомая женским чутьём проходит мимо и устремляется к другой, с оправами «побогаче».
– Мне нравятся вот эти, – показывает она пальцем на искрящуюся в электрическом свете оправу коллекции «Pertegas», золотую со стразами «Swarovski» на заушниках. Ну, и, соответственно, дорогущую – целых сто десять у.е.
– Боюсь, она слишком вызывающая, – Игорь мягко уводит пожарницу в глубь шоу-рума, – такие у нас только торговки с рынка берут. Попробуйте лучше эту.
Пожарнице на голову водружается оправа попроще, из коллекции «Oh!» всего за пятьдесят условных единиц. Подведя не успевшую опомниться клиентку к зеркалу, Игорь давит на самую главную кнопку.
– Эта модель имеет замечательное свойство, – вкрадчиво произносит он, – женщины в ней выглядят моложе.
О проекте
О подписке