© Владимир Сметанин, 2019

ISBN 978-5-0050-0117-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Грабёж среди бела дня

Совещание всё никак не начиналось: уже прошло пять минут сверх назначенного срока; десять, пятнадцать. Антон Ведяев рылся в смартфоне и время от времени бросал взгляд на соседние ряды – они не так скоро, как вначале, но таки ещё пополнялись. Народ всё больше знакомый: энергетики, коллеги и, кроме того, земляки.

Поскольку совещание-то городское, узкое совещание. Не то, чтобы какие-то тут местные тайны обсуждались, а исключительно в рамках плана мероприятий второго квартала именно этой административно-территориальной единицы.

На свободное сиденье рядом рухнул запыхавшийся мужик в годах. Тоже знакомый; они обменялись рукопожатием.

– Делать нечего, – проворчал ветеран, кивая в сторону сцены, где был заготовлен стол для президиума. – А тут бежи, торопись, чтоб вас!..

– Истинно так, – согласился Антон. Но вы вовремя прибыли, не опоздали.

– Приходится. А что, медиаторов… модераторов – ещё не видно? Зам по экономике, наверное, прибудет.

– Наверное.

Зам по экономике городского главы не принадлежал ни к одной королевской фамилии, поэтому большой точностью не отличался и появился лишь спустя двадцать минут, в сопровождении представителя областной электросетевой компании. Последний собравшимся был также хорошо известен, благодаря своим постоянным претензиям о задолженности по оплате за потреблённую электроэнергию. Ни о чём ином, а как раз об упомянутом безобразии стал говорить он и на этот раз, напирая на то, что компания терпит лишения и выбивается из сил, чтобы только обеспечить местное население высококачественной электроэнергией. Да. Но встречает лишь иждивенческое настроение названного населения, которое в ряде случаев злостно уклоняется от уплаты. И компания при всей своей доброте больше не намерена терпеть такое бесчинство и кормить упомянутое население. Она и без того взвалила на себя тяжкое бремя социальной миссии, помогая детско-юношеской спортшколе, которой в этом году подарила два футбольных мяча, и дому престарелых, которому презентовала городки и 200-килограммовую штангу. Для продления активного долголетия. Одного железа в ней сколько!

В заключение представитель зачитал общую сумму задолженности города, а также в разрезе наиболее крупных организаций-неплательщиков. Затем он перешёл к зачитыванию списков самых нерадивых физических лиц, но этого уже собравшиеся выдержать не могли – отчасти из-за невыносимой нудности процесса, а равно потому, что частью и сами были внесены в эти амбарные книги.

– Горькая жизнь, – ни к кому не обращаясь, заметил Антон.

– Ага, бедняги, – проворчал вполголоса сосед и уже громко спросил:

– А у вас, простите, какая зарплата? Наверное, очень невысокая?

Вопрос был риторический и даже ритуальный, но привыкнуть к нему, видимо, оказалось не так-то просто: представитель поперхнулся, затем покраснел от негодования и бросил:

– При чём тут моя зарплата? Уверяю, она меньше, чем у игрока высшей лиги, но задолженности по оплате электроэнергии у меня нет.

– Это я к тому, – пояснил труженик местной энергетики, – что некоторым гражданам нашим при таких тарифах платить очень затруднительно. А платить надо много и долго – зима-то у нас суровая и долгая.

– Но при чём тут наша электросетевая компания? – неприязненно посмотрел на бутылку с минеральной водой представитель. – Если он не в состоянии платить за товар, пусть им не пользуется.

– А ведь среди неплательщика есть и ветераны отрасли, которые строили плотины, эти самые электросети. Или это вы их построили?

Тут представитель совсем побагровел, начал хватать ртом воздух, чтобы ответить хаму, но вмешался зам главы:

– Давайте ближе к делу. Факт остаётся фактом: задолженность имеется, и немалая. И её надо гасить. Следует решить, как и в какой срок выполнить эту задачу. Давайте обсудим. А насчёт тарифов: не станем же мы строить тут свою ГЭС – она съест половину нашего бюджета на двадцать лет вперёд.

Дальше ничего особенного уже не происходило, поскольку совещание вошло в русло конструктивного обсуждения проблемы, следствием которого стало твёрдое заверение, что долг в самое наиближайшее время будет закрыт. С тем, потратив на разрешение этого вопроса три с половиной часа, все разошлись – до следующего совещания с убедительными заверениями, что имеющаяся недоимка по оплате за электричество будет немедленно ликвидирована.

Антону предстояло добираться на край города, в непрезентабельный район, застроенный больше, чем наполовину, одноэтажными домами. Он почему-то носил неофициальное звание Нахаловки, хотя дома были построены едва ли не век назад, и, во всяком случае, гораздо раньше втиснувшихся сюда многоэтажек. Выводок которых, по справедливости, как раз и следовало бы так величать Нахаловкою. Официально территория именовалась Осиновой, хотя ни одной осины здесь уже не росло, только акации да сорные маньчжурские клёны, растущие дико и быстро, как крапива на заброшенной даче.

Антон с досадой отметил, что сентябрьское солнце уже валится за горизонт – долгое совещание к тому же началось поздно – и решил двинуться домой пешком, поскольку автобусы ходили в Сосновую с большими интервалами. Хорошо ещё, сегодня в его трудовом графике не значилось репетиций в ДК. Там он аккомпанировал хору ветеранов по четвергам, а по иным дням – группам танцоров или вокалистов, когда занимались эти артисты.. В основном перед праздниками или конкурсами и смотрами. За это ему платили полставки помощника музыкального руководителя, что выливалось в четыре тысячи рублей за месяц. Основная его работа была более доходной, хотя и временной: он замещал одного из четырех бойлерщиков, уволенного по причине низкой трудовой дисциплины, а именно – пьянства. Место береглось для племянника директорши ДК, который пока служил в амии. Тем временем Антон получал тут около 15 тысяч. Ещё случалось ему подрабатывать на устройстве электропроводки в новых домах. Хоть всяких допусков у Ведяева не имелось, но не зря же он окончил один курс института по специальности энергетика. И все, кому следовало, об этом знали.

– Нахватал должностей! – горько улыбаясь, жаловался с похмелья знакомым уволенный бойлерщик. – Он, Антон, в месяц имеет, поди, побольше двадцатки! А тут… – и просил для восстановления здоровья сто рублей. Столько стоил его любимый лосьон. Закуску он игнорировал напрочь, особенно, когда её не имелось.

С грустью вспомнив свою «Калдину», которой предстоял дорогой ремонт, Антон взял старт. Почти сейчас же рядом скрипнули тормоза и белый «РАВ» клюнул носом, остановленный неожиданно среди размеренного бега.

– Сосновая? – высунулся в окно владелец. – Садись, я тоже нахаловский.

– Все на колёсах, парой слов перекинуться некогда, – продолжал автомобилист, – и тебя больше за рулём вижу. А чего сегодня пешком?

– Машину помяли на парковке. Практикующиеся, надо быть. Я-то и не видел. Ремонтировать надо.

– А-а. Игнат, – протянул руку хозяин авто. – Я – Игнат.

– Антон. Я на Овражной, 25.

– Примерно знаю.

– И я тоже знаю примерно, – ты по Солнечной, в конце? – так же без церемоний перешёл на «ты» пассажир.

– Всё верно.

Следующие пять минут прошли в молчании.

– Ну вот, значит, ты и дома, – Игнат притормозил. – Пока!

Антон полез было в карман.

– Э, не надо, – остановил его новый знакомый. – В другой раз, может, я пешком буду. Мало ли… Практикующиеся не дремлют.

2. Повесть о Батистоне

Площадь была полна народу, что и неудивительно: после двух дней проливного дождя наступила передышка, и как же тут не воспользоваться ею и не выйти, наконец, из дому на солнце! Тем более, что предстояло нечасто теперь случающееся зрелище: сожжение колдуна. Но, конечно, не всё население города смогло собраться сегодня здесь: много мужчин занималось укреплением дамбы, подпирающей искусственное озеро, вода из которого приводила в движение две мельницы. Но на этот раз воды после ливней скопилось слишком много, того и гляди, поток хлынет через верх плотины и размоет её. Хотя затворы были полностью открыты, они не справлялись с пропуском лишней воды; кое-где сквозь дамбу уже сочились грязные ручейки и аварийный отряд трудился, не разгибая спины. Между тем ненадолго прояснившееся небо вновь стало заволакиваться тучами. Но напрасно приговорённый, привязанный к вкопанному столбу, устремлял к ним свой взор: не упало ни одной капли дождя.

Джакомо Жан-Луи Батистон, 35 лет, чернокнижник, колдун и злодей, приговаривается к сожжению на костре, – провозгласил председатель магистрата, старый инквизитор де Монпелье, и с высоты трибуны для почётных граждан сделал знак человеку с факелом. – Да заткни ему тряпкой пасть, Гастон, – пусть бес сгорит вместе с ним!

Вспыхнул и затрещал хворост, пламя взвилось и дым на секунду окутал чародея, но тут же источился, отброшенный жаром костра. Затрещали волосы на голове Батистона, что услышал только он сам. После первого натиска огонь слегка опал, словно готовясь к решающему броску. В вышине ударил гром и глухие, затихающие раскаты его стали отдаляться, как вдруг новый удар, сопровождаемый молнией, потряс округу и сейчас же к нему добавился треск и гул земной – то прорвало плотину. Бешеный поток рванулся на улицы города, швыряя из стороны в сторону доски и бревна от разнесённых мельниц и крепежа дамбы, попутно вздымая во дворах копны сена, загородки для скота, сметая заборы и нужники. В мгновение ока водяной вал снёс дощатое возвышение для именитых горожан, кого-то из них с бешеной силой ударил головой о столб с привязанным к нему колдуном, обдав грудь Батистона мозгами. Его тут же стошнило, может быть, ещё и оттого, что полуобгоревший, он тотчас же принял ледяную купель. Сознание покидало его.

«Зато ты никогда не будешь старым» – почудился ему голос Женевьевы. Потрясённый тараном инквизитора де Монпелье, под напором стремительного потока столб не устоял: он вместе с колдуном, несгоревшим хворостом и другим сором понесся по течению. Шум воды, крики, ругань и проклятья попавших в холодную грязную реку наполнили площадь Веселья. Батистон очнулся от того, что начал захлёбываться: привязанное бревно плыло сверху, утапливая его. Не имея возможности пошевелить руками, он огромным напряжением сил вытолкнул языком кляп и начал отгребать в одну сторону ступнями – ноги были привязаны лишь выше коленей. Эти усилия привели к тому, что на секунду столб повернулся вокруг своей оси и вынесенный из воды злодей успел глотнуть воздуха. Тотчас же древесный ствол начал обратное движение, погрузив своего партнёра в мутный поток. Батистон сообразил и стал активно помогать бревну, работая ногами. И через секунду бревно вытолкнуло его на поверхность с другой стороны, тут же начав вращаться в противоположном направлении. Преступник потерял счёт этим переворотам, которые он довёл до того, что даже возносился над столбом, хотя и ненадолго. Всё закончилось тем, что потерявшее начальную скорость бревно выплыло на мелководье, и его пленник проехался обожженным лицом по траве, отчего вскрикнул и стиснул зубы, чтобы снова не закричать. Зато теперь он мог свободно дышать, лёжа на отмели рядом с проклятой колодой. Но тут силы покинули его и он вновь потерял сознание.

Очнулся Батистон от того, что замёрз: стянутое намокшими веревками тело плохо согревалось из-за медленного тока крови. В то же время нестерпимо болело лицо и ноги, особенно колени. В довершение веревки отчего-то дёргались, причиняя лишнюю боль. Скосив глаза, он увидел Этьена – своего ученика, который, встав на колени, поддевал путы ножом и пилил их; нож оказался не очень-то острый.

– Тихо, учитель! – заметив, что Батистон очнулся, сказал Этьен, – я сейчас!

И точно: не прошло и двух минут, как пеньковые жгуты были разрезаны и освободившийся от них пленник вздохнул полной грудью.

– Однако, как ты здесь, друг мой?

– Я стоял с самого начала на краю площади и всё видел. Чуть не утонул – я не умею плавать. Но там несло много досок, целые заборы, много чего ещё. Я держался за доску и старался не потерять тебя из виду. Там плыл и Монпелье с размозжённой головой.

– Так это был он, он врезался в столб?

– Да.

– Теперь некем будет пугать непослушных детей. Какая потеря для родителей!

– Ты всё шутишь, учитель; другой на твоём месте уже умер бы от разрыва сердца!

– Правду сказать, мне сейчас не очень весело. Ах! – Батистон застонал, попытавшись встать на ноги. Это у него получилось со второй попытки. – Но хорошо уже то, что Монпелье не удалось меня спалить.

– Жаль, что не досталось бревном по голове тому, кто виноват во всём больше.

– Это кто же?

– Твой друг Шарль.

– Этьен, что ты говоришь? При чём здесь Шарль?

– Он пустил слух, что ты знаешься с нечистой силой, что картины твои злодейские и по ночам с них сходят чудовища и бесы, и ты с ними разговариваешь и колдуешь.

– Что за чепуха! Неужели Шарль… Зачем ему?

– Так говорит отец. Он же в магистрате. А зачем – так Шарль ведь тоже художник, но до тебя ему далеко. Вот и захотел убрать. А твой дом и мастерскую заполучить себе. Ты ничего не видел, не замечал?

– И подумать не мог. Но ведь ты сколько раз был у меня – видел ты, чтобы из картин выползала нечисть?

– Нет. Но нарисована-то иногда была. Да ты же и разговариваешь почти всё время с картиной, когда пишешь. Как с живой. Монпелье, – говорит отец – больше и не надо. Он, Монпелье, подсылал к тебе людей – якобы посмотреть картины, прицениться. А на деле – шпионить. Вот они и подтвердили – дескать, Батистон разговаривает с нарисованными.

– С ума сойти можно. Я и так-то еле живой. Хотя значительно живее Монпелье. – А тебе, Этьен, спасибо. Надеюсь, доведётся ещё тебя отблагодарить. Теперь же мне надо побыстрее куда-то убираться.

– Да, конечно, но пока, до темноты, надо спрятаться. Давай найдём место. Потом я схожу домой, принесу поесть – ты же не сможешь идти неизвестно сколько, не евши.

Они отыскали заросший чертополохом загон для овец и тут вымокший Батистон, морщась от боли, стянул с себя одежду и выжав её, повесил сушиться на изгородь там, где бурьян был выше. Сюда, на пригорок, вода не добралась, долина же внизу оставалась залитой водой. Город шумел, разбираясь с последствиями катастрофы. Разбираться предстояло долго.