© Владимир Георгиевич Мусатов, 2018

ISBN 978-5-4493-1414-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Овация дождя

Душою в небо восходя,

Хочу я в полдень летний,

Чтобы овация дождя

Была в мой путь последний.

И птицы пусть вослед поют,

А вороньё не кружит…

Пройти бы мне последний путь

Без грохота оружий.

Но что вам стоит, Боже наш,

Свою построив свиту,

Сменить, шутя, военный марш,

На мирную сюиту!

Одну овацию дождя,

Да птичье пенье с веток —

Вот, чтоб хотел я, уходя,

Услышать напоследок.

Утро

 
Разгонять ночные чары
Солнце не спешит,
Но запели птичьи пары
В утренней тиши.
 
 
И завидно солнцу стало
Без него встают!
Всё оно заполыхало
В несколько минут.
 
 
По- хозяйски осветило
Разные миры,
Дескать, знайте, чья здесь сила
Раздаёт дары.
 
 
Ах, не будем спорить, братья
Кто главнее всех.
В жарких солнечных объятьях
Промолчать – не грех.
 
 
Это птицам певчим чудо
Село на крыло —
Ночь развенчивать, покуда
Солнце не взошло.
 

Пчёлка

 
Пчёлка вырвалась на свет
Из темницы улья,
На деревьях белый цвет
Слаще поцелуя.
 
 
Зажужжала над цветком
С самого восхода
И качает хоботком
Свой нектар для мёда.
 
 
Так работой занята —
Ничего не слышит,
Только воздух неспроста
Крыльями колышет.
 
 
Облетает тишину
Мартовского сада
И пчелиную страну
Рядом видеть рада.
 

Волны

 
Волны бьются в скалы
Их упорней нет,
Создают обвалы
Миллиарды лет.
 
 
Пробивают нишу
В каменной стене…
– Будет, будет, – слышу, —
Новый путь волне.
 

Вера

 
Брошенный в бурю,
Где выхода нет,
Выльюсь лазурью
На солнечный свет.
 
 
Мутные воды
Душе нипочём-
Выбьюсь сквозь годы
Прозрачным ручьём.
 
 
Вырванный с корнем
В соку и цвету,
Деревом горным
В скале прорасту.
 
 
Верящий в тайну
На риск свой и страх,
Пылью восстану,
Песком – на зубах.
 
 
Мне и в помине
Жить с мыслью одной:
Всё в этом мире
Останется мной!
 

Молитва

 
Упаси нас, Боже,
От лихой напасти.
Нам болеть негоже
В счастье и в несчастье.
 
 
Бог наш справедливый,
Детям дай здоровья,
Чтобы бес бодливый
Сдох у изголовья.
 
 
Дьявольские ветры
Нас ломают снова,
Боже правый, светлый,
В гневе молви слово.
 
 
Жизнь красна не очень
При таком режиме,
Ты грехами, отче,
Не кори чужими.
 
 
Боже, упаси нас
А детей особо,
Как от жал осиных,
От глазливой злобы.
 
 
Пусть не заслужили
Сказочного дива,
Боже, дай нам силы
Жизнь прожить счастливо.
 

Парусник

 
Дождь упал, и тучи брызг
Мечутся у ног…
Хорошо бы сделать бриг
Из моих тревог.
 
 
Растворится без следа,
В лужах пропадёт
Чёрный парусник «Беда» —
Мой печальный флот.
 
 
А когда забрезжит свет
Солнечного дня,
Смастерю ещё корвет,
Словно из огня.
 
 
Поплывёт в волнАх горя,
Как живой очаг,
Светлый парусник «Заря»
В золотых лучах.
 
 
Будет плыть он вперебой
К морю напрямик,
Оставляя за собой
Затонувший бриг.
 

Мой город

Памяти русского города Грозного

Мой солнечный город из жизни исчез,

Лишь изредка что-то мелькает в тумане,

Где взгляд упирается в сумрачный лес,

Как в занавес чёрный в пустом балагане.

Счастливый, себя самого я играл —

Какие эмоции были в той пьесе!

И мне Дон – Кихотских открытых забрал

Хватало с избытком для рыцарских песен.

Влюблялся в мой город (влюблён я и днесь),

Как мальчик влюбляется в девочку в косах.

Он в памяти в солнечных улочках весь,

В акациях и в золотых абрикосах.

Готов поимённо назвать сволочей —

Им костью был в горле наш южный красавец,

А с ним – и южане, друг друга звончей

В работе, в застолье и в музыке здравиц.

Родился, крестился – полжизни прошло

На Родине малой, но Родина свыше

Мой город разрушила, жизни назло,

И бросила выживших, тех, кто не выжил.

Мой город, который я знал и любил,

По разному снится, вчера вот приснилось,

Что он полыхал в красных кистях рябин,

А сердце его алым облаком билось.

Мелодии ушедших лет

В том ушедшем времени далёком

Музыка лилась из – под пера,

Нежная, похожая на локон

Девочки из нашего двора.

Пели скрипки, арфы и рояли

Из открытых окон в синеву,

Где кругами голуби летали

С ангелами вместе наяву.

Не с бандитским чувством, как отныне,

Драки, поножовщину и кровь

Заменяли чуточку блатные

Струны подворотен и дворов.

Фуги улиц, улочек ноктюрны

Обрамляли рядом и окрест

Брамсовские светлые этюды

Лет далёких, самых близких мест.

Жил, дышал мелодиями вволю

О любви, о верности сердец,

Словно по ромашковому полю,

Окрылённый, шёл в один конец.

В разлуке

 
Ведено, Итум – Кале,
Сунжа, Черноречье,
Нам, наверно, на земле
Не дождаться встречи.
 
 
Гойты, Шалажи, Аргун,
Валерик, Сержиньи,
Не коснусь я ваших струн,
Видно, в этой жизни.
 
 
Как шагреневый лоскут
Съёжились границы,
И теперь там не живут
Русские станицы.
 
 
Раскидала нас страна,
А за что – не знаем.
Опустела сторона
Терская родная.
 
 
Возродился давний страх
В каждом человеке —
На пути людей в горах
Сеют смерть абреки.
 
 
Только сёла, как стихи,
В звуках неизменны —
Алхан – Юрт, Ачхой, Гехи,
Кулары, Мекены…
 

Два ветра

 
Кричи, не кричи – пустота за спиной,
Один на один – со вселенной,
И ветер – разлучник уносит волной
Всё яркое в жизни мгновенной.
 
 
Уносит любимых и близких людей
Счастливые встречи, объятья,
А следом торопится ветер – злодей,
Они – неразлучные братья.
 

Вороньё

 
Поле в дождь ворожит:
«Рожь рожу, рожь рожу!»
Мокрый ворон во ржи
Караулит межу.
 
 
Дождь шаманит всю ночь:
«Всё моё! Всё моё!»
Грязь гнилую толочь
Собралось вороньё.
 
 
Чёрной птицей закрыт
Серый свет вдоль межи.
Кто – то плачет навзрыд:
«Жив – жив – жи…!»
«Жив – жив – жи…!»
 
 
Кто накаркал нам такое вороньё?
Кружат стаями над нищенским жильём
И кликушествуют: «Всё вокруг враньё!
Не живёте вы, а варитесь живьём!»
 
 
Грай вороний насылают небеса!
Соловьями нас раздумали беречь
И теперь вот травят души и сердца,
Заглушая человеческую речь.
 

Камень

 
Непониманья камень на душе,
Ношу его как тягостное бремя,
А солнце в ослепительном плаще
Проходит мимо, подгоняя время.
 
 
Травинка придорожная нема,
Всех птиц неясен предрассветный говор,
И дальних гор резные терема
Косят глазами снежными на город.
 
 
Слепые скалы, в чём моя вина?
Немые травы, вы меня простите!
Душа от камня красного темна,
Перетекает в звёздную обитель.
 
 
Меня поймите, шёпот мой и крик
Пока молчанье не сковало губы —
Невнятен человеческий язык,
Цветов беззвучны клавиши и трубы.
 
 
Вы помните, я с вами говорил
Глазами, утопающими в свете?
Мне не хватало голоса и сил
Бросать слова горячие на ветер.
 
 
Понятны ль слёзы жгучие земле?
Она молчит задумчиво веками
И медленно ворочает в золе
На душах окровавленные камни.
 

Взгляд

 
Если долго смотреть на вершину горы,
Где под снегом не камни, а зеркало льда,
Отражается взгляд в потайные миры
И, застывший, летит в темноту, в холода.
 
 
Он свободен, как свет заполуночных звёзд,
Преломлённый в воде ледниковых озёр.
Он свободен от горьких и радостных слёз,
Исчезающий в вечность космический взор.
 
 
Если долго смотреть на подножье травы,
Где живут муравьи в первобытном мирке,
Отрешается взгляд от красивой молвы,
Что продолжится жизнь вне земли, вдалеке.
 
 
Оба взгляда приемлю, а всё же родней
Тот, который заметит в траве муравья,
И слезой упадёт, и засветится в ней,
До последней искринки сгореть норовя.
 

Ночные картины

Мне кажется часто, когда я смотрю

На небо ночное, безбожник,

Рисует пейзажи, закрасив зарю,

Неведомый миру художник.

Картину картиной сменяет на раз

Волшебный парад светотеней.

Шедевры рождает божественный глаз,

Таинственный космоса гений.

Случайна ли – сумрачных туч череда

В окрестностях лунного края?

И вольно ли падает с неба звезда,

Горящим окурком сгорая?

Ах, думай, что хочешь, но образный строй

Картин на вселенском показе

Не может быть просто случайной игрой

Ветров, облаков и фантазий.