Цитаты из книги «Городской конструктор. Идеи и города»

Транспорт и сегодня остается одним из важнейших внешних факторов, влияющих на развитие городов. В доиндустриальную эпоху их величина и плотность застройки определялись тем обстоятельством, что из дома на работу люди добирались пешком, а значит этот путь должен был быть коротким (для богатых людей, которые могли себе позволить держать лошадей и экипажи, расстояния были не так важны). В XIX веке, с появлением омнибусов, а затем трамваев, железных дорог и метро, города стали разрастаться, и появились жилые районы на окраинах. В ХХ веке автомобиль увеличил расстояние от дома до работы вдвое, а то и втрое, позволив строить жилье уже за пределами города. Стимулировало

Города развиваются не только в соответствии с запросами людей, но и под влиянием объективных нужд.

Общественный запрос на новизну искажает не только архитектуру, но и проектирование городской среды. Откровенно самодостаточные здания плохо вписываются в окружающую среду, а город со множеством «иконических» зданий рискует превратиться в архитектурный эквивалент парка развлечений, а то и главной улицы Лас-Вегаса[18]. Громкий успех Музея Гуггенхайма в Бильбао связан с тем, что он напоминает сверкающий кристалл в сдержанной оправе из солидных зданий XIX века. Примеры удачных градостроительных решений: в Амстердаме XVII века, Эдинбурге и Лондоне георгианской эпохи, Париже XIX века — тоже выделяются качеством улиц, площадей и каналов, упорядоченной красотой ординарной застройки. И сегодня подлинная задача, стоящая перед городами, — не умножать число «икон», а создавать для них достойную оправу.

Хотя «эффект Бильбао» предполагает, что здания превращаются в «иконические» чуть ли не в одночасье, опыт истории свидетельствует об обратном. К примеру, Эйфелева башня получила всеобщее признание отнюдь не сразу после постройки, а башня с Биг-Беном, сооруженная в 1852 году, стала «иконой» только в ходе воздушный налетов во время Второй мировой войны.

Как и в случае с Сиднейской оперой, символика музея в Бильбао загадочна. Титановые спирали, раздутые объемы, сталкивающиеся формы описывались то как биоморфная структура, то как межгалактический корабль (в самом городе здание называют «серебряным артишоком»). Но, каким бы ни был его смысл, проект Гери оказал большое влияние на современную архитектуру, направив ее в сторону экспрессионизма и скульптурности. Он также повлиял на представления многих архитекторов и их заказчиков об урбанизме. «Одно-единственное произведение архитектуры может быть более эффективным катализатором перемен, чем целая орда планировщиков», — говорит нью-йоркский архитектор Стивен Холл, точно, хотя и не без высокомерия подытоживая суть «эффекта Бильбао», то есть способность архитектурного объекта сделать целый город

символами», то есть запоминающимися формами и образами, которые они создают. Дженкс подчеркивает: в мире, который становится все более разнообразным, здания превращаются в «иконы» благодаря множественности, а порой и загадочности смыслов. Согласно Дженксу, белые гребни крыши Сиднейской оперы можно воспринимать как паруса, волны или морские раковины11. Все это не имеет прямого отношения к музыке, но служит прекрасным символом Сиднейской бухты и Австралии. В 1991 году, когда Фрэнк Гери решил принять участие в международном конкурсе на проект здания Музея Гуггенхайма в испанском городе Бильбао, заказчики привели ему в качестве примера именно Сиднейскую оперу. «Это был небольшой конкурс, где кроме меня участвовали Арата Исодзаки и Coop Himmelb(l)au. Организаторы — Томас Кренс (директор Музея Гуггенхайма) и баски — говорили, что им нужен настоящий “хит”. Им нужно было здание, способное сделать для Бильбао то же, что Сиднейская опера сделала для Австралии», — рассказывал Гери Чарльзу Дженксу12. Гери обеспечил желаемый результат. Со дня открытия музей привлек в город более 4 миллионов посетителей и принес Бильбао миллионы долларов в результате роста экономической активности и налоговых поступлений. Он превратил Бильбао из дряхлеющего промышленного города-порта в один из самых популярных туристических объектов. Конечно, свою роль здесь сыграли и другие строительные проекты — совершенствование системы метрополитена, новый аэропорт, торговый комплекс, но главная заслуга принадлежит, безусловно, Музею Гуггенхайма.

Чарльз Дженкс, автор книги «Иконическое здание», определяет такую архитектуру как поиск хрупкого равновесия между «явными знаками» и «скрытыми

Влечение людей к эффектной архитектуре во все времена определяют одни и те же факторы — экономическое благосостояние, патриотизм, уверенность в будущем и ощущение, что их эпоха уникальна и требует собственных, особых выразительных форм. Первым зданием, построенным в послевоенные годы и сразу же получившим статус национального символа, стал Сиднейский оперный театр, спроектированный датским архитектором Йорном Утзоном и завершенный в 1973 году. Хотя Опера находится в далекой стране (мало кто из иностранцев видел ее вживую до Олимпиады 2000 года), ее необычная бетонная крыша и живописное местоположение завладели воображением всего мира.

неотъемлемой частью европейского урбанизма во второй половине XIX века стали огромные вокзалы, «дворцы»-универмаги, гигантские выставочные залы и впечатляющие оперные театры, не говоря уже о таких «визитных карточках» города, как Эйфелева башня. Историк Барри Бергдолл называет этот период эпохой «культа монументальности» и связывает расцвет официально санкционированного распространения

Однако влияние нереализованных урбанистических концепций Ле Корбюзье было чрезвычайно велико.