Глава 3. Убийство в Стрелецком переулке

В то время как происходили вышеописанные интересные события, внизу, в дворницкой, успели побывать многие новые действующие лица нашей правдивой истории.

Прежде всего, явился в сопровождении дворниковой бабы старший помощник пристава второго участка Сретенской части Павел Степанович Храпунов – человек еще далеко не старый, склонный к полноте, с темным одутловатым лицом.

Поднятый среди ночи звонком дежурного надзирателя, он был не в лучшем расположении духа еще и оттого, что дежурный не мог ему толково и вразумительно объяснить суть происходящего. Он только понял, что совершено убийство и за ним уже выслана карета.

Виной же всему была глупая баба, посланная городовым в участок и поднявшая там невообразимый переполох своими дикими причитаниями о каком-то страшном «убивце в образе сатанинском», нагрянувшем к ним в дворницкую. Порешившем какого-то бедолагу и чуть было не загубившем и их с мужем.

С превеликим трудом дежурному удалось выяснить адрес и кое-как успокоить. Позвонив Храпунову, он, видимо, одурманенный бабьими воплями, вызвал еще и самого пристава, перестаравшись тем самым не в меру. Поскольку в участке домашние телефоны были только у пристава и у его помощника, этим он вынужден был и ограничиться.

Раздосадованный Храпунов по прибытии в дворницкую, лишь мельком взглянув на потерпевшего, утешил себя тем, что приказал немедленно доставить ему тюремного врача или любого, коего можно будет найти в этот час.

Городовой, стоявший все время навытяжку перед начальством, со всех ног бросился исполнять приказание, забыв даже о положенном ему в таких случаях рапорте. Храпунова в участке уважали, но и побаивались. Только после этого Храпунов подошел к лежавшему и заглянул сбоку ему в лицо. Он узнал его с первого взгляда и, узнав, даже присвистнул от неожиданности.

– Вот так история! Да это ж сам господин Скворцов! Дела-а!

Коллежского советника Скворцова – своего коллегу из Сыскной полиции – он знал уже порядком. Не то что знал близко – так, встречались несколько раз по долгу службы и пару раз – вне ее, но приходилось слышать о нем. И из уст начальства, любившего при случае поставить его в пример полицейским как ревностного исполнителя должностных обязанностей, и из разглагольствований какого-нибудь прожженного жигана или сухаревской потаскухи, загремевших «под шары» к Храпунову. Последние, не в пример первым, кляли «проклятого фараона» Скворцова на все лады, что почиталось в управлении не менее похвалы начальства.

Храпунов, который чувствовал себя давно уже обиженным и обойденным по службе, частенько завидовал Скворцову и в глубине души своей был уверен, что ему – Храпунову – по его достоинствам следовало бы пользоваться славой большей, чем этому сыщику. А слава у Скворцова была большая. Все сухаревское дно его знало.

Увидев сейчас его здесь – в дворницкой – мертвого, Храпунов поначалу даже опешил, столь неожиданно и неправдоподобно все это ему показалось. Потом в нем шевельнулось на мгновение гаденькое чувство злорадства, быстро, однако, пропавшее. И только после этого с него словно сошла какая-то дурманящая, сонная пелена – он осознал до конца всю серьезность происходящего. «А дело-то нешуточное. Черт возьми! Тут пахнет большим скандалом», – подумал он, потирая себе шею и впадая в задумчивость, из которой его вывел басовитый голос городового, доложившего о доставке врача.

Старший помощник пристава встрепенулся, и сердито зыркнув глазами на полицейского, тут же снова услал его – на этот раз немедленно привести сюда хозяина дома и хоть из-под земли найти понятых, после чего – отправляться за судебным следователем. Затем надо было доложить в сыскное управление… «Да, закрутится колесо!»

В сентябре, когда до восхода солнца еще добрых три часа без малого и обыватели спят вовсю в своих постелях, найти понятых дело нешуточное, и городовой отправился исполнять приказание вовсе не в лучшем настроении.

Еще в более мрачном, чем все настроении прибыл врач – Вельский. Он жил неподалеку отсюда – у Сретенских ворот – и был обязан своему здесь появлению исключительно лености городового и своему знакомству с последним, который дабы не искать и не бегать долго зря, сразу направился к нему и вызвал именем закона на место происшествия. Его выудили прямо из-за карточного стола, за которым он уже несколько часов резался в преферанс с двумя знакомыми провизорами. Как назло, именно в это время ему особенно удачно шла карта.

По примеру Храпунова, он начал с того, что также отыгрался, позвонив из дома в ближайшую больницу и вызвав карету с санитарами, хотя сиюминутной надобности в ней не было никакой уже потому, что инструкция запрещала трогать тело до прибытия следователя или товарища прокурора.

Санитары расположились у входа в дворницкую у незакрытой (к вящему удовольствию дворниковой бабы) двери, курили, флегматично наблюдая, как Вельский возится около трупа, осматривая его, брезгливо при этом морщась.

Храпунов, постояв некоторое время рядом, пошел осматривать помещение. Он несколько раз обошел его кругом, не обнаружив ничего подозрительного. Всякий раз проходя мимо дворника, сидевшего на лавке у печи вместе со своей женой, он бросал на последнего подозрительные взгляды, отчего тот вздрагивал, ежился и хватал супругу за руку.

Примерно через час появился пристав – Леонтий Евсеевич Благовещенский. Почти одновременно с ним прибыл знакомый нам городовой с двумя заспанными мужиками. Их всклокоченные волосы на голове и в бородах, красные невыспавшиеся глаза говорили все о том же недовольстве, которое владело и Храпуновым, и Вельским, да, надо думать, и самим приставом. Всю дорогу мужики ворчали вслух, выражая в крепких словах свое недовольство городовому по поводу насильственного подъема в столь неурочный час. Увидев, однако, все полицейское местное начальство, они, казалось, немного проснулись, умолкли, и только отчаянно зевали. При взгляде на лежащего, они перекрестились, вслух помянув Господа, но зевать не перестали, только как-то виновато стали прикрывать рты ладонями.

Обнаружив, что к Храпунову за время его отсутствия присоединился еще и сам пристав, городовой преобразился еще более и тянулся в струнку из последних сил.

Вскинув руку к козырьку фуражки, он несколько сбивчиво, но вполне обстоятельно доложил, что хозяина дома – мещанина Киселева – на месте не оказалось. Хозяйка его выйти не пожелала, говоря, что страсть как боится покойников, и приказала взять в качестве понятых двух постояльцев, что только сегодня въехали; приказала также передать, что если понадобится, то книга домовая у нее, и представит ее неукоснительно, по первому требованию, но чтобы ее трогать – ни-ни! Судебного следователя уже вызвали, и он с минуты на минуту будет здесь…

Пока он докладывал, Храпунов, слушая его вполуха, шептал что-то приставу, указывая на труп.

– Ну да? – покачивал в ответ головой пристав, разглядывая его и хмуря брови. – Неужто? Да нет, не думаю. Славнюк месяцев шесть как в остроге…

Он подошел вплотную к трупу, обошел его кругом и в течение нескольких минут разглядывал его с пристрастием. Вельский, закончив к этому времени осмотр, стоял у окошка и равнодушно ждал, когда к нему обратятся за разъяснением. Но Благовещенский не торопился.

– А ну, расскажи-ка нам, Власов, – произнес он, удостоив наконец вниманием городового, – расскажи-ка нам, дружок, долго ли мы еще с уважаемым Павлом Степановичем будем ждать твоего доклада обо всем этом?

Городовой растерянно посмотрел на него, потом перевел взгляд на Храпунова.

– Так ведь, ваш скородь, я по приказу господина…

– Докладывать будешь? – сердито перебил его пристав.

– Так точно, ваш скородь.

– Ну, давай, не тяни.

– Значит, дело было так, ваш скородь…

Городовой доложил все, что произошло с того момента, как его пригласил дворник, и до появления Храпунова. Единственное, что он опустил, был эпизод схватки с генералом Сырцовым, фамилию которого он решил вовсе не называть, опасаясь срама и разноса от начальства. Он только все время поглядывал на дворника, боясь, как бы тот не проговорился, и делал ему исподтишка красноречивые жесты сжатым кулаком.

Тот между тем не проявлял, казалось, никакого интереса к рассказу городового, думая только о том, что сам будет говорить. Он ждал, что его очередь будет следующей.

Но пристав, выслушав своего подначальственного, кажется, потерял всякий интерес не только к дворнику, но и вообще ко всему. Он устало опустился на колченогий стул, заскрипевший под тяжестью его дородного тела, зажав шашку между колен, и замолчал, то ли погрузившись в размышления, то ли в сон.

Ждали судебного следователя. Только Храпунов отлучился на некоторое время. Вернувшись, он пошептался с приставом и отошел к окну, где Вельский терпеливо ждал, когда отпадет в нем надобность, и он сможет наконец пойти домой.

Следователь Артемьев явился уже под утро, когда забрезжил рассвет, а сонные понятые, заодно с санитарами, утомленные долгим ожиданием, начали вслух выражать свое недовольство, подвергая критике действия полиции.

Худощавый, очень подвижный брюнет с лицом, напоминающим Людовика XIV, Артемьев не вошел, а, казалось, влетел в помещение, словно на крыльях. Он, в отличие от всей собравшейся здесь компании, был в приподнятом и, казалось, даже бравурном настроении. Своим появлением он сразу оживил место действия и привнес с собой в дворницкую разряд свежести и чистого воздуха. Он был в гражданском платье, накинутой на плечи шинели и форменной фуражке. Следом за ним в комнату осторожно проскользнул его письмоводитель Сыськов – маленький, невзрачный человечек в помятом чиновничьем мундире.

Заметив прежде всего распростертое у его ног тело, он взглянул на него и произнес с некоторым театральным апломбом:

– Ну-те-с, ну-те-с! Что мы тут имеем?

Бегло оглядев его, он поправил пенсне и поднял глаза на пристава.

– Наше вам почтение, Леонтий Евсеевич. Стало быть, снова с вами-с! Давненько, давненько не виделись.

– Где уж! – хмуро отозвался пристав. – Не далее как на днях миловались.

– Оно конечно-с. Специфика службы… Кстати, по этому поводу отменный анекдот-с…

Нимало не смущаясь обстановкой в дворницкой, наличием стольких людей и мертвого тела впридачу, он живо рассказал анекдот приставу и только после этого подошел к столу в глубине комнаты, скинул шинель, водрузился на стул и посмотрел на всех хитрым взглядом. Письмоводитель, поискав глазами и не обнаружив больше стульев, примостился рядом на топчане и принялся раскладывать на столе бумагу и письменные принадлежности, которые доставал из небольшого чемоданчика.

– Ну-с, начнем. Подозреваемые имеются? Нет? Значит, нет, – он пощипал себя за бородку-эспаньолку. – А знаете, господа, ведь я раньше где-то видел потерпевшего…

– Весьма возможно, – мрачно усмехнулся пристав. – Он наклонился к Артемьеву и что-то сказал ему вполголоса.

– Вот как! Ну что ж, приступим к дознанию по всей форме. Кто обнаружил труп?

– Вот он, – Храпунов, не оборачиваясь, ткнул пальцем в дворника, – дворник местный.

– Стало быть, его первого и послушаем, но прежде всего заключение врача.