В милом домике под номером «13»,
Осчастливил я рождением народ,
Угораздило меня родится, братцы,
В понедельник. В високосный трудный год.
Жили в этом домике мы весело…
Озеро напротив и дворы.
Мимо – похоронные процессии,
Вперемешку с шумом детворы.
Ловчий люд с кровавыми погонами,
По весне встречали у дверей,
Значит ЗэКа ищут обречённого,
Из таежных близких лагерей.
В озере тонул и вяз в болоте,
Грудью снег в тайге пробороздил,
С крыши падал и, порой «кусая локти»,
«Складишок» в кармане я носил.
С той поры я жалую «13»,
Даром, что народ ее клянёт.
Как же повезло родится, братцы,
В понедельник! В високосный трудный год!
Покрасил вечер небо сажей,
Всё стихло… Наступила ночь.
И это для меня так важно,
Что прогуляться мне невмочь.
Под ручку с тенью я протопаю,
Брусчатку шагом обновлю,
Остановлюсь под старым тополем,
Я этот город так люблю!
Я трогаю ногами землю,
Хожу по этой снежной скатерти,
Пока все спят и мирно дремлют,
Я посижу один на паперти.
Задумаюсь, все мысли выну,
Покаюсь так, чтоб сердце жгло,
Прижму к стене церковной спину,
И помолюсь, чтобы везло.
Встал, улыбнулся, оглянулся,
Окинул взглядом я кресты,
Ну, здравствуй город, я вернулся,
Тебя узнал я. Это ты.
Спокоен разум, дышит тело,
Ведь ночью воздух не такой,
И мне потрогать захотелось,
Его, прохладною рукой.
Я насквозь ночью пропитался,
И если б в дом не торопился,
О, ночь! С тобой бы я остался,
И на тебе тотчас женился.
Устал бродить, назад я топаю,
Луна-сестренка провожает,
А фонари глазами хлопают,
И яркий свет в асфальт сажают.
«Всё это – уже не важно!
Просто не важно… Совсем…»
Так было, думаю, с каждым,
А думалось, кажется, всем.
В одно прекрасное утро,
Когда позади боль,
Эти слова перламутром,
Умножили всё на ноль!
«Не важно!» – пароль исцеления,
Через плечо не гляди,
Сзади – только сомнения,
Лучшее всё – впереди!
Не услышанные сказки…
И не сбывшиеся мечты,
Потускневшие разом краски,
Загустели. Глядят с высоты.
Нет, не правильно, невыносимо!
Слышать сводки о детях павших,
Снова горько скорбит Россия,
Об ушедших навечно наших…
Глазами небо пробежав,
Глотнув Москвы из чашки чая,
В кулак эмоции зажав,
«Сибирь приснилась…» – отмечаешь.
Флажками мыслей и мечты,
Сплетением судьбы и воли,
Москвой пока обложен ты,
И этим в сущности доволен.
Глоток Москвы… Но чай остыл…
Сквозь зубы память запиваешь,
"Каким я стал? Каким я был?",
О сне сибирском вспоминаешь…
Край вольный, тёсаный из скал!
Тайгу стихией вод омывший,
Перечеркнул, что ты искал,
Вдали от тишины застывшей.
Вернул туда, за перекаты,
Где снежной пудре равных нет,
А над кедровником мохнатым,
Бруснично-розовый рассвет.
Чай не допит. На вкус и цвет,
Сибирский – все-таки покрепче,
И для души вольготней нет,
Простора! Дышится ей легче!
А вы встречались взглядом с такой!?
Когда, как… с утеса прыжок в глубину!
Когда не работает окрик: «Постой!»,
Когда видишь в каждой только одну!
А вы… задыхались от взгляда её?
Когда понимаешь, что ждал его вечность!
Когда, как в кино – ты способен на всё!
На шаг! На поступок! На подвиг беспечный!
А… мучились вы, отпуская её?
Когда обрывались секунды контакта?!
Глаза так просили! Хотели ещё!
Она… удаляется. Занавес акта.
Я не сумею описать свободу,
Свобода разной может быть –
Щетиной леса, небосводом,
Дорогой сельскою пылить.
Холодным воздухом, разлукой,
Хрустящим снегом и травой,
И даже запахом и звуком,
А может быть сама собой.
Воспоминанием, надеждой,
Свобода тоже может стать,
Захочет, будет мною прежним,
И тем, о чем я мог мечтать.
А вздумает, дождем прольется,
Созреет ягодой в саду,
И сразу ветром обернется,
Нырнет лягушкою в пруду.
Глотком воды, затяжкой дыма,
Мохнатой елкой, старым пнем,
Разливом звезд, рожденьем сына,
Буханкой хлеба и огнем.
Пчелиным роем вверх несется,
В окно стучится мотыльком,
Буренкой рыжею пасется,
И на лугу растет цветком.
И волдырями от крапивы,
Заполыхает на ногах,
К земле нагнется веткой сливы,
Натрет мозоли на руках.
Закружит хлопья белой вьюгой,
Июльским зноем упадет,
Умчится заячьим испугом,
И колосом тугим взойдет.
Застынет сладким поцелуем,
Медведем наворует меду…
Увы, но как я ни старался,
Не смог я описать свободу.
Моем-намываем золото…
До мозолей на душе сморщенной,
Сознаём с досадой – жизнь расколота,
На цветное «до», серое – «после».
И наш мир, до боли привычный …
До того, как оступились отчаянно,
Вдруг становится пустым, безразличным,
По безвременью несёт нас неприкаянных.
И добро, если поймём, да покаемся…
Треснувшими губами: «Погрешили, и хватит…»,
Хуже – в ледяной воде так и маемся,
Намываем, что Создатель потратит.
Самородки-поступки: скользкие, тяжелые,
Как свинцовые пули кусаются больно,
С волосами седыми, руками голыми,
Намываем золото, тем и довольны.
Мысли буйные, что ж вы точите,
Мне головушку не жалеете?
Что вы лезете? Что пророчите?
Прёте напролом, не робеете!
Сколько ж можно вас? Надоели мне,
Ваши помыслы неуёмные.
Опостылело! Воевать во сне,
И сюрпризы ждать притаённые.
Ой, уйдите прочь! Не до вас сейчас!
Что у памяти там на уме?
Не спокойно тут, и неровен час,
Наизнанку всё вывернет мне.
Что вам надобно? Убирайтесь!
И без вас сны противно глядеть!
В глубину души возвращайтесь,
Постараюсь я вас не задеть.
А коль свиснется, выходите-ка,
Не от люду же прячу я вас,
Посмотрите-ка! Поищите-ка!
В закоулках моих, мне подсказ…
Мои забытые гении,
Свет, отрада ночей,
Не одно поколение,
Бескорыстных очей…
Плыли, долго ли, коротко,
До судьбы островка,
Но незыблем был город тот:
«Вы не наши пока …»
И роптали все жители,
Взгляд, задрав в облака:
«К нашей светлой обители,
Их не пустит рука!»
Со смиренностью робкою,
И за всё их простив,
Вы пошли своей тропкою,
Головы опустив.
И слова ваши точные,
«Убивали» в упор,
Речи чёткие, прочные,
Не разрубит топор.
Вы гонимы и прокляты,
Были множество раз,
Имена – в землю втоптаны,
Но услышан ваш глас!
Не всегда миром править злу,
Пусть путь правды тернист,
Превращается всяк в золу,
Кто душою не чист.
Оглянись, пожалуйста, вокруг,
Мир прекрасен, милостив и чист,
Выпусти свое добро из рук,
И к тебе оно вернется, словно лист.
Несомненно, будешь ты ломать,
А потом по-новому всё строить,
Действовать, творить, осознавать,
Убеждаться – это того стоит!
О проекте
О подписке
Другие проекты