Там бегали два беспривязных ротвейлера, сушилось исподнее паспортистки и ухал генератор.

– Какой там суд… Она же работает в структурах власти, а там рука руку моет. И ничего нельзя добиться в принципе. – Агапит проявил удивительную для космического отшельника осведомленность в земных делах.

– Телескоп жалко…

– Да ладно, новый соберу… Как-нибудь на досуге.

– Не могла же она его уничтожить!

– Эта? Эта все может, поверь. Хорошо еще, что квартиры меня не лишила. С нее сталось бы…

– И как только ты умудрился вляпаться в такое дерьмо?

– Все мы рано или поздно вляпываемся, разве нет? Вот ты…

– Ну, у меня все по-другому

– По-другому, да. Только штамп о расторжении брака каждому одинаковый рисуют.

Агапит знал, о чем говорит: две недели назад Рыба-Молот развелся со своей второй женой Рахилью Исааковной и пребывал не в самом лучшем расположении духа. Собственно, благодаря этому разводу и состоялась их поездка в Сярьги. При Рахили Исааковне подкаблучник Рыба ни за что не решился бы отправиться куда-либо с человеком, которого та считала сумасшедшим. Нет, отправиться, конечно, можно было, но потом Рыбу ждала бы лесопилка на дому. Небольшой скандал в стиле худ. фильма «Мамочка-убийца». И настоятельные советы посетить психолога/психотерапевта/психиатра – с последующей сдачей на анализ крови, мочи и мазка из задницы. Поскольку в какой-то передаче (оказавшейся впоследствии псевдонаучной и антигуманистической) Рахиль Исааковна подцепила дурацкие сведения о том, что сумасшествие заразно. И что существуют специально выведенные в лабораторных условиях штаммы шизофрении, кататонии, истерии, генуинной эпилепсии, старческого слабоумия и многочисленных неврозов. А Рыба-Молот, в силу природной незащищенности и неразборчивости в общении, вполне мог подцепить кое-что из списка.

Кошкину подобные бредовые идеи не посещали, но и она была против «полудурка Агапита» – особенно после того, как он, приглашенный сердобольным Рыбой на празднование Нового года, явился в костюме инопланетного робота-вершителя. На менее экстравагантную экипировку отроков Агапит даже не покушался – из чистого благоговения перед космическими героями.

– …Я ведь уезжаю, Агапитыч, – сказал Рыба.

– И куда?

– В Салехард. Пригласили поднять один тамошний ресторан.

– Надолго?

– Как получится. Может, на год. Может – на подольше, если приживусь.

– Не приживешься.

– Посмотрим…

Известие об отъезде в тмутараканный Салехард не удивило Агапита. Те же манипуляции со сменой обстановки Рыба проделал и после развода с Кошкиной – но тогда на повестке дня стоял город Трубчевск Брянской области. Там Рыба-Молот тоже «поднимал ресторан». И вероятно, превратил бы самую обыкновенную местную распивочную в филиал парижского «Максима», если бы ее владельца не пришпилили конкуренты, имевшие свои виды на помещение.

Собственно, и Трубчевск всплыл совершенно спонтанно. Помыкавшись в юности по перифериям, Рыба не собирался покидать Питер, он вполне мог отыскать работу и здесь, – с его-то квалификацией, обстоятельностью и вечным стремлением к перфекционизму. Но, после того как за Кошкиной навеки захлопнулась дверь, его стали донимать звонками Палкина с Чумаченкой. Это были отнюдь не коллективные манифесты, обличающие бычару и недотыкомку, который отнял у драгоценной подруги Пэ-Чэ несколько драгоценных лет жизни, – а ведь эти годы могли быть потрачены на европейское независимое кино, на американское независимое кино, на труды Ортеги-и-Гасета, на музыку Софьи Губайдуллиной, на acid jazz. Палкина и Чумаченко звонили отдельно друг от друга, в темное время суток, иногда даже в два часа ночи и позже. Ни слова о вяжущем рот арт-хаусе – сплошное облако сочувствия несправедливо брошенному, недооцененному мужчине; сплошной фимиам. Между нами, девочками, ваша жена Кошкина, Александр Евгеньевич, была та еще фря! Неумная, нечуткая, и жлобиха к тому же. Ее культурный уровень всегда равнялся нулю, разве такая женщина вам нужна?

– Почему же – нулю? – благородно вступался за Кошкину Рыба. – А Жак Брель? А Жорж… э-э… Брассенс, Жорж Брассенс, Жорж Брассенс? А Ив Монтан – «Ля бисиклетте»?

Не смешите, Александр Евгеньевич! Она даже не знала, как переводится «Ля бисиклетте» и про что вообще поется в этой песне! И шлюшонкой она была знатной, так и вешалась на шею всяким проходимцам, к вам это не относится… Вы – жертва обстоятельств.

– Никакая я не жертва. – Рыба-Молот прямо-таки задолбался выступать с бесконечными телефонными опровержениями. – И мне бы не хотелось, чтобы имя моей жены, хоть и бывшей… предавалось анафеме. Да еще со стороны ее близких подруг. Людоедство какое-то… Каннибализм, честное слово! А еще утверждаете, что вы вегетарианки…

Кстати, о вегетарианстве, дражайший Александр Евгеньевич! Говорят, у вас есть прелестнейший рецепт чечевицы с карри, барбарисом и фенхелем… Вы бы не могли поделиться им? Или нет… Было бы волшебно попробовать чечевицу непосредственно из ваших рук. Может, сходим в киношку в ближайшие выходные? Идет чудная американская комедия, с Джимом Керри в главной роли…

Джим Керри, кривляясь и паясничая, выпрыгивал из уст американизированной по самые помидоры Чумаченко, хотя раньше она его иначе как «дешевкой» и «амикошоном» не называла. В случае с Палкиной речь заходила о звезде европейского коммерческого кинематографа Жане Рено, идущего в связке с любителем голливудского бабла Люком Бессоном, «начинавшими вполне пристойно, а потом скатившимися до циничных поделок».

Клеятся, сучки, не иначе! – осенило Рыбу после десятого звонка Палкиной и двенадцатого Чумаченки. – Вот и верь после этого в женскую дружбу, женский интеллект и вечное сияние чистого разума! Паскуды, ёптить! Харыпьё!..

«Харыпьём» или «харыпами» он, по сохранившейся с юности шахрисабзско-ташкентской привычке, называл людей недалеких, неумных и попросту жлобов – тех самых, которых всуе поминали высоколобые кошкинские подруги. «Высоколобые», как же!.. Банальные охотницы за мужскими скальпами, спасу от них нет! Давно пора послать их на три веселых буквы, а не выслушивать мутные ночные откровения. Но Рыба-Молот был человеком мягким, вежливым (с женщинами особенно) и послать кого-то не мог по определению.

И вот когда общая масса звонков от Пэ-Чэ достигла критического значения, подвернулся Трубчевск. Рыба согласился на пришедшее из глубин Интернета предложение едва ли не с радостью: появляется время и место для зализывания ран после развода – это раз. Появляется возможность избавиться от надоедливого дуэта – это два. В Трубчевск, в Трубчевск – и «арба менга, арба!», что в переводе с шахрисабзско-ташкентского означает карету мне, карету!

Обошлось, впрочем, без кареты: Рыба-Молот отбыл в Брянскую область поездом, а провожал его все тот же верный Агапит. И в качестве презента преподнес космическую дилогию на DVD – чтобы Рыба не забывал истоки и не терял связь с прекрасным. Даже в забытом Богом Трубчевске.

Рыба был тронут – несмотря на то что (под чутким руководством Агапита) просмотрел «Отроков» раз пятнадцать.

Но и шестнадцатый не помешает. И двадцать пятый.

Из трубчевской ресторанной ссылки он вернулся на десять месяцев раньше, чем планировал. И снова возвращение напоминало бегство: на этот раз – по объективным причинам, а не по субъективным, как было всегда. После того как его работодателя нашли в vip-сауне с дыркой в голове, у Рыбы-Молота появились основания опасаться за свою жизнь. Насколько они были серьезными – другой вопрос. Наверняка не слишком.

Рыба вернулся домой с нашлепкой на холодильник (герб г. Трубчевска: крепостная стена с птицей в верхней (синей) части и три созревших плода в нижней (желтой) – то ли груши, то ли смоквы). Нашлепка заняла свое место среди других магнитов с изображениями городков и городишек, где Рыба-Молот имел несчастье работать по специальности. От третьих лиц он узнал, что перебравшаяся в Москву Кошкина теперь вроде бы сожительствует с программным редактором одной из радиостанций FM-диапазона. Сбылась-таки мечта идиотки, – подумал Рыба и мысленно пожелал своей бывшей счастья.

Палкина с Чумаченкой больше не проявлялись – ни в телефоне, ни (самое главное) в жизни. Пары месяцев им хватило, чтобы выкинуть из головы дражайшего Александра Евгеньевича и его неподражаемую чечевицу с карри, барбарисом и фенхелем.

Те же третьи лица, спустя еще некоторое время, познакомили Рыбу с Рахилью Исааковной, и он впал в очередной любовный транс, закончившийся регистрацией брака без свидетелей: практичная дочь своего народа Рахиль Исааковна не любила пышные торжества и неизбежно связанные с этим траты.

Разрыв с Рахилью Исааковной Рыба пережил с не меньшей остротой, чем разрыв с Кошкиной, – разве что обошлось без домогательств подруг (коих, как уже говорилось, не существовало в природе). Один раз, правда, его посетила родная сестра Рахили – Юдифь Исааковна. Это не было личной инициативой – Юдифь Исааковна действовала по поручению своей ближайшей родственницы. Она-де кое-что забыла в доме у Рыбы, а именно: два лифчика, пять пар колготок, комплект постельного белья с видами Мальдивских островов, кофемолку, дорожный набор ниток, набор для приготовления фондю, пудреницу, редкую зубную нить с ароматом дыни, книгу Бориса Виана «А потом всех уродов убрать», сборник сканвордов, карты Таро, фотоальбом со снимками Рахили Исааковны в разных видах, разном возрасте и с разными людьми (Юдифи Исааковне места на фотках не нашлось).

Краснея от смущения, Юдифь Исааковна протянула Рыбе список подлежащих изъятию предметов, отказалась от чая и творожной запеканки (в тот день на обед у Рыбы-Молота была как раз творожная запеканка с изюмом и цукатами) и сообщила, что у нее всего лишь полчаса времени, успеет ли Александр собрать все необходимое?

Рыба сказал, что постарается, и пробежал глазами бумажку; особенно его умилил пункт с дорожным набором ниток, купленным Рахилью Исааковной на ближайшем рынке, в торговой палатке «ВСЁ ПО 10». А также пункт с набором для приготовления фондю – он-то как раз стоил немалых денег и был приобретен самим Рыбой задолго до знакомства с Рахилью Исааковной.

Но вдаваться в рассуждения о крохоборстве Рахили (тем более в присутствии ее сестры) Рыба-Молот не стал. Наоборот, безропотно сунул в принесенный Юдифью Исааковной баул фондюшницу со всеми причиндалами, а к кофемолке добавил упаковку молотого кофе. Книги Виана «А потом всех уродов убрать» почему-то не нашлось, и Рыба заменил ее другой, того же автора, – «Я приду плюнуть на ваши могилы». Все остальные вещи в полном составе отправились в баул, после чего Рыба снова пригласил Юдифь Исааковну откушать запеканки и снова получил отказ.

Юдифь напомнила ему трепетное, пугливое животное – но не серну и не газель, скорее – суслика-сурикату. Те же большие голодные глаза, сильно выдвинутая верхняя челюсть и почти полное отсутствие нижней. Подбородок тоже просматривался с трудом. Оставалось загадкой, как с такой затрапезной внешностью ей удается охмурять десятки, если не сотни женатиков. Рыба уж точно бы не клюнул на подобное великолепие!.. Но он ведь теперь и не женат больше.

– Как поживает Рахиль Исааковна? – светски спросил Рыба-Молот.

– Рахиль поживает неплохо. – Юдифь Исааковна, все полчаса подпиравшая входные двери и не сделавшая от них ни шагу, дернула ручку с явным желанием побыстрее покинуть помещение.

– А как ее драгоценное здоровье?

– Здоровье в норме.

– Что же она сама не пришла за вещами?

– Не знаю. Наверное, ей больно видеть вас. Мне было бы больно…

– Как будто это я был инициатором развода! Сама его затеяла, а теперь ей, видите ли, больно.

– Я этого не утверждала. Я сказала «наверное», а это не одно и то же.

– А где она сейчас?

– Два дня назад улетела в Хайфу.

Хайфа – какая неожиданность!

– По турпутевке, что ли? Отдыхать? – удивился Рыба.

Юдифь Исааковна посмотрела на него так, словно он сморозил невесть какую глупость. Рот ее приоткрылся, издав при этом едва слышный металлический лязг: как будто внутри – в области гортани – пришли в движение небольшие, сложно устроенные механизмы.

– Почему же «по турпутевке»? У нас там родственники. Семья маминого брата, он очень хороший гинеколог. Когда у Рахили обнаружили кисту на правом яичнике – он лично ее удалял. А еще есть родственники в Америке и в Германии – тоже врачи. Американские работают в кардиологическом центре, все зовут нас обследоваться, особенно Рахиль. У нее ведь проблемы с левым предсердием, что-то не в порядке с верхней полой веной… А два дяди по отцу, из Аахена, это в Германии, – ортопеды. Те вообще едва ли не крупнейшие специалисты в Европе. В свое время они пользовали Рахиль…

– В каком смысле «пользовали»? – От изумления у Рыбы отвисла челюсть.

– В смысле «лечили». Ведь у Рахили одна нога короче другой, разве вы не замечали?

– Нет.

– Ну, естественно! Теперь-то у нее все в порядке. После того как нога была благополучно вытянута дядюшками из Аахена.

– Да… Интересно, чего еще я не знаю о своей бывшей жене?

– В детстве она переболела энцефалитом. В ранней юности – дифтерийным крупом с последующей трахеотомией. Это такая операция, когда рассекают трахею и вводят в ее просвет специальную трубку для восстановления дыхания…

Рыба живо представил себе Альберта Эйнштейна с разрезом на шее и вставленной в него трубкой – почему-то в виде большого телескопа Бюраканской астрофизической обсерватории, фотография которого украшала отхожее место в квартире его приятеля Агапита.

Представил – и затрясся мелкой дрожью.

– Увольте меня от подробностей, Юдифь Исааковна.

– Пожалуйста, – согласилась Юдифь. – Но вы же сами просили. Не я начала этот разговор.

Шестеренки внутри гортани Юдифи Исааковны продолжают вращаться, цепляясь зубьями друг за друга: картинка еще более явственная, чем предыдущая, с гениальным физиком и телескопом. Ах, что это за шестеренки! Они сочинены великими механиками прошлого – теми, кто воплотил в чертежах первые, фантасмагорические модели летательных аппаратов; кто придумал астролябии, секстанты и музыкальные шкатулки. Шестеренки – одна причудливее другой, настоящее произведение искусства! Они сверкают и манят; единственное, чего хочется Рыбе в данный конкретный момент, – побыстрее добраться до чудесного механизма и половчее разобрать его, вплоть до последнего винтика. Желание такое же жгучее, как в детстве, когда в ход шли будильники, радиоточки, заводные зайцы с литаврами, куклы, которые изрекают не только «ма-ма», но и «я хочу пи-пи!».

Вот оно что!

Прелестница Юдифь – не суслик-суриката, существо, слепленное матерью-природой на тяп-ляп. Прелестница Юдифь – вещь рукотворная, сложносочиненная, состоящая из множества деталей. И если нашелся кто-то, кто создал ее, – всегда найдется другой, кто разберет до основания. И соберет заново, нимало не заботясь о первоначальном виде конструкции.

Чертежи-то не предусмотрены!..

– …А сестра говорила, что вы глубоко порядочный человек! Как же она заблуждалась! Вы пошляк и хамелеон к тому же! Такую мимикрию развести – уметь надо…

Что есть, то есть. Хамелеон. Во всяком случае, язык у Рыбы – точно хамелеоний, такой же немыслимой длины. Еще секунду назад он, липкий и гнусный, шарил во рту у Юдифи Исааковны в поисках шестеренок, шарнирчиков и крохотных подшипников. Попутно руки Рыбы-Молота (такие же липкие и гнусные, как и язык) пытались расстегнуть блузку Юдифи Исааковны, а потом – если повезет – расстегнуть кожу Юдифи Исааковны. Чтобы добраться наконец до сердцевины механизма, разложить на составляющие секстант и астролябию, разломать к едрене фене чу`дную музыкальную шкатулку. Да так, чтобы пружины – вжик! вжик! вжик! – брызнули в разные стороны.

Осуществить задуманное не удалось. Чертова кукла Юдифь выскользнула из объятий Рыбы-Молота и, оставив на память вырванную с мясом пуговицу, быстренько исчезла за дверью. Рыба, для проформы, побился головой о дверной косяк (что должно было означать крайнюю степень раскаяния) и принялся рассуждать о необычной природе Юдифи.

Юдифь – игрушка для взрослых мужчин. Тех самых, что не наигрались в детстве и теперь отираются в дорогущих магазинах радиоуправляемых моделей чего угодно. Тратят там время, а главное, деньги. Оно и понятно: начинка Юдифи куда занимательнее, к примеру, начинки ее болезненной сестры Рахили. А ведь она казалась Рыбе-Молоту здоровячкой – даже гриппом никогда не болела, даже насморк не подхватывала. Могла пробежать за маршруткой целый квартал и не запыхаться. Пульс Рахили Исааковны всегда держался в идеальном для взрослого человека коридоре от шестидесяти до восьмидесяти ударов в минуту. Температура не поднималась выше 36,6°. Интересно, какова температура у Юдифи? – вроде бы она была холодна, как лед…

Размышления Рыбы прервала эсэмэска от второй бывшей: после развода она значилась в контактах как «кисонька № 2». И шла сразу же за восстановленной в правах «кисонькой № 1» – Кошкиной. Причем (хотя обе жены не собирались звонить Рыбе в обозримом будущем) на Кошкиной стояла мелодия песни «Девочка в маленьком «Пежо», а на Рахили Исааковне – «Девушка-студентка». Обе эти песни исполняла ни разу не виденная Рыбой, но забавная певица по имени Ёлка. И они мало соответствовали действительности: Рахиль Исааковна закончила вуз еще в прошлом веке, а Кошкина никогда не водила «Пежо» и вообще не сидела за рулем. Но «девушка-студентка» рифмовалась со «сладкой конфеткой», а к «девочке в маленьком «Пежо» по ходу пьесы выстраивалась очередь из желающих познакомиться – такой замечательной она была. И все это характеризовало не столько бывших жен, сколько самого Рыбу-Молота. Вернее, его отношение к ним. А отношение было превосходным, охватывавшим весь спектр: от почтительной влюбленности до такого же почтительного обожания. Каждый раз, когда его волокли под венец, Рыба расслаблялся, думая: Ну, слава те господи, это уже навсегда! Будем жить в полном счастии до смертного часа, до гробовой доски! И в том, что союз с обеими пронумерованными «кисоньками» не выдержал испытание временем, была вовсе не его вина.

…«НУ ТЫ И ПОЦ!!!» – высветилось на дисплее.

Неужели Юдифь наябедничала? Вот стерва!.. И когда только успела? Неужели телефонировала в Хайфу сразу после посещения Рыбы?

Второе сообщение было более развернутым и угрожающим:

«ГОРЕТЬ ТЕБЕ В АДУ, КОБЕЛИНА ПРОКЛЯТЫЙ!»

Рыба тотчас вспомнил, что Рахиль Исааковна не пропускала ни одной передачи об экстрасенсах, гадалках и белых колдунах. А где белые – там и черные! Там и вудуисты всех мастей: с петушиными гребнями, куриными лапами и тряпичными куклами, сплошь утыканными булавками. Рахиль Исааковна проявляла к ним интерес даже больший, чем к гадалкам и экстрасенсам. Рыба-Молот не был человеком мнительным, но тут почувствовал себя неважно. Одновременно закололо в области грудины, в паху и в том месте, где у каждого человека находится аппендикс.

«ЭТО НЕ ТО, О ЧЕМ ТЫ ПОДУМАЛА, КИСОНЬКА! ЛЮБЛЮ ТОЛЬКО ТЕБЯ! СТРАДАЮ! ВОЗВРАЩАЙСЯ!» – в отчаянии написал Рыба.

Ответ пришел минут через десять, когда Рыбу скрутило окончательно и к трем первым очагам боли добавилась резь в глазах и в желудке:

«О, ТЫ ЕЩЕ НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО ТАКОЕ СТРАДАНИЯ! НО СКОРО УЗНАЕШЬ – ОБЕЩАЮ!»

«ТЫ, НАВЕРНОЕ, ЗАПАМЯТОВАЛА, ЧТО ЭТО ТЫ МЕНЯ БРОСИЛА. А НЕ НАОБОРОТ», – гласил немедленный ответ Рыбы.

«ВОТ ИМЕННО! НИКОГДА ОБ ЭТОМ НЕ ЗАБЫВАЙ!»

«НИКОГДА! НИ ЗА ЧТО! ПРОСТИ МЕРЗАВЦА!!!»