© Огнева В., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

* * *

Артемию Дымову, без которого эта книга не появилась бы на свет.

Супругу – за безграничное терпение.

Друзьям и коллегам Татьяне Богатыревой, Марике Становой и Алексею Боблу – за неоценимую помощь в работе над романом.

И, разумеется, читателям за поддержку. Без вас литературный труд лишается смысла и цели.

I. Caligo

И долго я бежал по нити

И ждал: пахнет весна и свет.

Но воздух был все ядовитей

И гуще тьма… Вдруг нити – нет.

В. Брюсов «Нить Ариадны»

Исход

– I-45!

I-45 вздрогнула. Вынула руки из перчаток, встроенных в отверстия над конвейерной лентой, и повернулась на голос. Поначалу различала только размытые силуэты цеховых манипуляторов, за которыми светлели квадраты окон.

Их перекрыла плотная тень.

– Послушай, ты пропустила еще три штуки. Сборщицы жалуются. Мастер сказал, что он тебя предупреждал.

Она похолодела. Увольнение. На этот раз не отделается простым выговором. В голову сразу полезли ненужные мысли про остаток на счете. Про последнюю упаковку соевого мяса, которая лежала дома. Про оторванный ремешок на ботинке. Она чинила его столько раз, что конец превратился в бахрому.

Бригадир придвинулся ближе – ткань спецовки коснулась руки. Запахло табаком и лапшой с обеда.

– Сорок Пятая, таковы правила. Мне очень жаль, – добавил он тише. – Ты же знаешь, сколько народа в очереди на место.

Знала, еще как. Успела выучить к восемнадцати годам. Кандидатов хватало и без слепых номеров. Кому нужны молодые инвалиды?

Машины продолжали грохать, выплевывая новые детали. Рядом безразлично шуршали перчатки соседки-сборщицы. Кисловатый фабричный воздух подхватывал звуки и уносил их куда-то под купол.

– Ты слышишь?

I-45 потянула маску с лица. Вышла заминка – волосы запутались на резинке; пришлось рвануть ее с треском. Больно получилось, но не это сейчас волновало. I-45 оттолкнулась от края стола, поднялась, задев бригадира плечом, и неверным шагом двинулась к выходу. От шока и ярости знобило.

Она представляла конец рабочего дня совсем не так.

* * *

Во тьме над головой взревел тяжеловоз.

I-45 вздрогнула и снова провалилась в грязь по щиколотку. «Через десять шагов поверните налево», – сообщили из наушника с программой-поводырем. Юпитер всемогущий, да эти десять шагов нужно было как-то пройти… Каждый день ходила одной дорогой и все равно забредала в канавы.

Она выбралась из рытвины, едва не оставив в ней ботинок. Землю вспахали сотни строительных машин. Они часто здесь ездили: мост расширяли в связи с проверкой из Сената. Дома под мостом сносили, жильцов экстренно выселяли. Всюду лежали осколки камней – I-45 чувствовала острые углы даже через подошвы. Спотыкалась об останки снесенных стен.

По трассе над головой с ревом пролетали автомобили. Слышались эхо уличного оповещения и близкие голоса гуляющих соседей. Журчала вонючая речка – сточные воды с верхних уровней. С богатых верхних уровней с виллами, театрами и парками. И храмом. Малая ходила туда с мамой, когда та была жива. Там пахло благовониями и красиво пели, а на ступенях шептали паломники.

Жаль, I-45 не могла его видеть – слабовидящая с детства. Денег на операцию требовалось много, не скопить даже за две жизни.

А теперь не осталось работы.

И дом собирались сносить.

Вспомнив об этом, I-45 тихо выругалась и сунула ключ в древний, как сама империя, замок. Толкнула дверь. Та отъехала в сторону, заскрипела песком на рельсе. Плохая защита, но хватало и ее – домушники обходили контейнеры под мостом стороной. Брать в них все равно было нечего, только клопы и мутировавшие тараканы, которые прогрызали банки с соевой лапшой. I-45 провела чуткими пальцами по стене, нащупала выключатель и вдавила кнопку.

Стало светлее, появились очертания предметов. Пахло сыростью и тиной.

– Я дома, – она сказала по привычке.

Только зябкое молчание в ответ.

I-45 поджала губы. Отыскав стол, она положила связку ключей. Опустилась на табурет и устало ссутулилась.

С некоторых пор она осталась одна, и это угнетало. Каждый вечер одно и то же: сумрак, грохот с автострады и почти-голод – по человеческому общению и натуральной еде, которую нельзя заварить, «просто долив воды» из кухонного модуля. Холодная пустота, как космос.

И вот именно тем зябким вечером ее осенило: она могла перебраться в центральные курии планеты.

На заводе поговаривали, что там хорошо платят.

Что там чисто, никаких болезней.

Что даже за сервисное обслуживание мусороуборочных роботов начисляют больше, чем некоторым патрициям Десятой курии.

Вдруг у нее получится там устроиться? Найти работу, накопить на операцию по восстановлению зрения… К тому же она знала пару диалектов и немного из межгалактического, – пускай на слух, но знала же. И была обучена манерам, принятым у патрициев. Мама научила; когда-то работала на вилле одного богача.

Как хотелось перестать экономить и перебиваться с лапши на воду! Хорошо одеваться, жить в настоящем доме – не обязательно большом, но чистом и светлом. С удобной кроватью.

И получить имя.

I-45 даже задохнулась. Вот уж действительно несбыточная мечта. Патриции имели по три, а то и по четыре имени: личное имя, имя отца, имя рода, прозвище. Считались порядочными, образованными людьми; могли голосовать, носить оружие и покупать землю. Истинные граждане Старой Земли и империи Нового Рима. Высшая каста, недосягаемая.

У самой I-45 не было даже прозвища. Просто Сорок Пятая. А как было бы здорово, назови ее кто-нибудь иначе…

Тем же вечером она собрала сумку, натянула лучшую майку и штаны. Нащупала ребристую поверхность чипа под кожей на запястье. Все необходимое на месте: голова, документы. И позитивное мышление, как учила мама. Нужно думать о хорошем, и хорошее непременно придет.

I-45 собралась с духом, закинула сумку на плечо и вышла в душную тьму под мостом.

Впереди ждала лишь удача.

* * *

Жар от сопла опалил ноги, и I-45 шагнула в сторону, судорожно вспоминая, что хотела сказать. Она ловила попутку битых полчаса, и эта машина была первой, которая остановилась. Темное пятно с тлеющими бело-желтыми точками. Шумное, даже воздух завибрировал.

– Куда едешь?

Мягкий голос, и это немного успокоило. Больше всего I-45 боялась, что к ней подъедет какой-нибудь пьяный номер на колымаге. А этот говорил правильно и спокойно. Должно быть, патриций.

– В центральную.

– Далековато, – донеслось из салона.

I-45 упала духом.

– Но я могу подвезти до Восьмой.

Вот это другое дело! Дверь поднялась – воздух у лица всколыхнулся, – и I-45 нырнула внутрь.

– Сумку кидай назад, – велел водитель.

Назад куда? Она обернулась и растерялась – перед глазами плыла непроглядная тьма. Так бы и раздумывала, что делать, но сумку выдрали из пальцев. Она тяжело упала где-то в той самой тьме, за пределами досягаемости.

– Вот так.

I-45 кивнула расплывчатым очертаниям водителя и сцепила холодеющие пальцы на коленях.

– Не забудь пристегнуться.

Этого она точно не могла сделать, о чем сообщила сразу же. Водитель удивленно хмыкнул, но все же перегнулся и притянул ее к креслу широкой лентой, наискось по груди.

Он пах лавандой, а рукава его рубашки оказались такими же мягкими, как голос.

– Тяжело путешествовать, когда ничего не видишь?

I-45 вздрогнула, когда машина набрала высоту и скорость вдавила в сиденье.

– Непросто, – снова кивнула, гадая, куда смотрит водитель. – Но я же не совсем слепая.

– Как так?

Машина резко повернула. Сорок Пятую качнуло, и она едва не ударилась головой о дверь.

– Например, тень вашу вижу. Как руками двигаете. – Она повернулась к окну. Наверху, над автострадой тянулись линии городского освещения. Четкие в сером месиве. Яркие и, казалось, бесконечные. – Цвет, свет…

Иногда чувствовала импульсы электронных приборов: блокнотов, панелей управления на заводе, имплантатов, вживленных в тела людей… Но об этом она предпочитала молчать. Не говорила даже родителям, когда те были живы.

Сумасшедших номеров забирали легионеры, а I-45 совсем не хотела иметь с ними дело.

– С детства такая?

– Ага.

Водитель хмыкнул:

– Но тебя же встретят?

– Нет, я сама по себе. – Она бодро улыбнулась в ответ на удивленный возглас. Не любила жалость. – Ничего, я привыкла.

В машине воцарилось молчание. Водитель приоткрыл окно. I-45 зажмурилась, когда в салон ворвался ветер и сдул волосы со лба. Мимо проносились автомобили, что-то гудело, как линии напряжения под мостом.

Вскоре Десятая курия осталась позади. Смог уровней и высоток отступил, сменившись ночной свежестью. Многоголосый шум двигателей стих; лишь изредка мимо с жужжанием проносились машины, и воздух на миг приобретал горький химический привкус.

Спустя еще пару часов они остановились. Ветер задувал в окно, подвывал в тишине. Сломались? Неисправность? I-45 погладила шершавый подлокотник. Спрашивать не стала – не хотела показаться надоедливой. Может, водитель просто хотел облегчиться.

Ей тоже не мешало сходить в туалет. И поесть – живот уже сводило.

Она задумчиво вжалась лбом в охлажденное климат-контролем стекло, прикидывая количество часов езды до Восьмой курии. Можно было потерпеть и поесть там. Дальше поймать другую попутку или продать ту безделушку, что осталась от матери, и пересесть на…

Сильные пальцы вцепились в волосы на затылке. Не успела I-45 опомниться, как оказалась лицом вниз. Нос уткнулся в ткань штанов.

– Нет! Что вы делаете?!

Взвизгнула застежка, что-то царапнуло по лицу. I-45 ударила локтем – куда-то попала, но точно не в водителя, – и закричала, когда ее ударили лбом о приборную панель. На миг увидела мелкие кнопки с неизвестными символами, экран с данными, красные и зеленые лампочки. Одна из них часто пульсировала, как жилка на шее…

Затем ее снова нагнули во тьму.

Тьма пахла лавандой.

Кровь теплой струйкой затекла в рот.

Боль затопила густой волной. И стыд вперемежку с паникой. Ничего не могла сделать.

Слишком слабая.

Слишком жалкая.

Стало душно, дурно, по телу пробежал ток. Мир растерял все звуки; их заменило пощелкивание, как хруст тараканьих лапок. I-45 вдруг почувствовала гибкую пластину имплантата в голове насильника – так явно, словно держала ее в руках. Пальцы кололо от сигналов, которые по ней бежали.

Такого с I-45 еще не случалось.

Она сжала кулаки, и водитель взвыл, словно его ударили. Приборы на панели машины запищали на разные лады, сменялись каналы радио, складывая безумную песню. I-45 вывернулась из захвата. Двинула локтем, но вместо потного лица попала в приборную панель. Локоть вспыхнул болью, за спиной щелкнуло, и в салон ворвался холодный ночной воздух.

Она оттолкнулась, выпала в пустоту за пределами авто и распласталась на песке. Едва успела увернуться, когда пятна сопел вспыхнули. Машина взлетела и выстрелила дальше по шоссе. Рев мотора стих вдали.

I-45 осталась в кромешной тьме.

Сумка. Сумка уехала вместе с патрицием, ларвы его забери…

I-45 смяла пальцами песок и шумно исторгла остатки заводского обеда. Тыльной стороной ладони вытерла слезы, смешав их с кровью и слюной, и отключилась.

«До курии Девять… семь… стадий», – сказал «поводырь».

* * *

Энцо наткнулся на девчонку случайно. Отлей он парой сотен шагов севернее или южнее по шоссе, она так бы и вялилась на солнце. Лежала лицом вниз, раскинув руки с худыми, похожими на птичьи лапы пальцами. Вся белая, словно морозом крио выстуженная. Длинные волосы смешались с пустынной пылью, футболка в крови, локти ободраны, а на шее, под затылком… Он присел, подцепил волосы сухой палочкой и отвел их в сторону.

Как и думал, на шее темнел выбитый номер.

«I-45—10».

Мертвая баба. Чего только не найдешь в пустыне.

На всякий случай он приложил пальцы к белой шее и сел от неожиданности, когда девчонка подскочила и замахала кулаками. Энцо даже испугался за ее здоровье. Так можно было и плечо вывихнуть.

– Эй, эй, остынь! – Он поднялся и отряхнул зад. – Не собирался я ничего делать. Уймись.

Лицо I-45 опасливо вытянулось; на лбу и под носом тоже засохла кровь, на скулах темнели синяки. Губы по-детски пухлые, бантиком. Кость тонкая, как у богатых девчонок с верхних уровней. И странный взгляд. Энцо шагнул в сторону, и I-45 повернула голову следом, распахнув глазищи с прозрачными ресницами. Она как сквозь него смотрела.

– Слепая, что ли? – Энцо махнул рукой у ее носа. I-45 зло отбила ладонь.

– Дорогу смогу найти.

Спотыкаясь, она затопала к раскаленному сотнями турбин шоссе. Восходящее солнце облепило худой силуэт лучами. Штаны были коротковаты, и из-под них торчали костлявые щиколотки. Горбились столь же костлявые плечи. Так же горбилась сестра. Энцо скривился, вспомнив. Будто вновь увидел ее живой, с той же мягкой улыбкой и полными, красивыми руками.

Он почесал подбородок. Шумно выдохнул и закатил глаза к марганцевому рассветному небу, проклиная свою сентиментальность.

– Сорок Пятая! Эй, малая, подожди.

Он догнал слепую в три длинных прыжка. Тронул за плечо, но она сбросила ладонь. Сжала бескровные губы, сверля Энцо напряженным взглядом. Упрямая. Он не любил таких.

– Ну постой же! Куда собралась, вслепую-то?

– Не твое дело, – огрызнулась она и пошатнулась от сильного порыва ветра.

Энцо снова оценил худые плечи, ноги с острыми коленками. Не дойдет же как пить дать. Не дойдет, а его потом совесть заест. Или кошмары с кишками по капоту.

– А может, мое? Давай провожу до ближайшей курии. Я иду в сторону Девятой.

Он махнул рукой, указывая на север – впрочем, прекрасно понимая, что жест остался незамеченным.

I-45 отставила ногу, готовая сорваться на бег. Ну как еще можно было ее убедить? Энцо подавил злость. Не хватало надавать слепой по щекам из добрых побуждений.

– Брата-номера бояться не стоит. Меня зови А-206. Или Энцо, так свои кличут, – рискнул он. За использование гражданских имен номерам грозило от трех до пяти лет, и он бы скорее сунул голову в турбину, чем вернулся в крио.

Но, хвала всем богам, девчонка не работала на легионеров.

– I-45, – ответила, все так же напряженно. Энцо кивнул. Вот и поладили. Хотя свою кличку она так и не сказала. Не доверяла, что ли? Или, может, не было у нее клички.

Он приложил раскрытую ладонь к ладони I-45 и пожал.

– Вместе безопаснее, – повторил и двинулся вдоль шоссе по утрамбованной ногами, протезами и годами тропе.

Солнце показало из-за горизонта раскаленный бок. Жара накатила, навалилась тяжким брюхом, несмотря на барьеры купола искусственной атмосферы. Энцо выдохнул, стер выступившие капли пота. Спустя сотню шагов обернулся.

Слепая ковыляла за ним.

* * *

К вечеру, когда жар сменился прохладой, они подошли к автостраде. Монолитный шум распался на росчерки отдельных машин. Рокот двигателей накатывал со спины и так же быстро исчезал вместе с огнями сопел и фар. Одна машина пролетела слишком близко, и I-45 пошатнулась на воздушной волне.

– Девятая курия недалеко. Отсюда уже видно, – звучный голос перекрыл дорожный шум. Высокая тень Энцо замерла на фоне полос освещения: раскаленные добела линии прерывались очертаниями головы, темного облака волос и разлетом широких плеч.

I-45 снова почувствовала пленку чужого пота на коже. И вонь лаванды. К горлу подступила тошнота.

– По дороге будет заправка? – пришлось спросить. Терпеть больше не было сил. Но Энцо не ответил; молча взял за руку и потащил дальше.

У здания-коротышки в промзоне Девятой пахло химией и маслом. Машины глотали топливо, перекликались голоса. В отдалении что-то мерно стучало, напомнив звук упаковщика на заводе. Под куполом зоны ожидания болтали по коммуникаторам патриции. Вода шумела, разбиваясь о металлические бока.

– Смотри, куда прешь! – рявкнули из черной тени рядом. Звук гулкий, как из ангара.

I-45 вздрогнула и сжалась, готовая к удару. Сердце забилось чаще, понеслось вскачь.

Но злой голос лаял не на нее.

– Сам смотри, – рыкнули в ответ из той же тени. Магнитная подушка погрузчика перестала урчать, об асфальт звякнул металл, и кто-то шумно сморкнулся.

Похоже, марсиане. Номера с соседней планеты, почитатели бога Марса. Выполняли грязную работу, разговаривали бранью. Сильные и грубые, напичканные имплантатами.

– Что? Повтори что сказал, ушлепок!

Говорили, что боги обделили их интеллектом.

– У тебя что, на заднице глаза?..

Что они разорили Марс постоянными войнами и теперь кочевали по империи, плодясь везде, куда только пускали. Особенно на Старой Земле.

– Не видишь – я здесь стою! Не умеешь – не трожь пульт!..

Что многие из них любили драться и убивать, а самые сильные носили стальные ошейники.

I-45 встречала их редко и обходила десятой дорогой. От ненормальных фанатиков стоило держаться подальше.

– Эй! – вмешался еще кто-то с мягким, не имперским выговором. – Оба! За работу или вылетите в грязь!

Рабочие заткнулись, и гул погрузчика возобновился. I-45 вздрогнула, когда чья-то рука ухватила за локоть.

– Не тормози, – буркнул Энцо на ухо, – пока не прилетело.

Он направил ее в голубоватую прозрачную тень. Запахло мочой и окисленным металлом, под ботинками зашлепала вода. I-45 вытянула руку. Пальцы коснулись липкого пластика двери.

– Жду за углом.

Она кивнула и ступила в тесный сумрак. Хлопнула дверь, щелкнул автоматический замок, и шум заправки утих. В нос ударила вонь мочи.

Пару секунд I-45 просто стояла, опустив руки. Слушала, как рядом звонко шлепались капли, и не знала, с чего начать. Помыться хотелось целиком, но в кабинке туалета ей это не светило. Начинать стоило с малого.

Она сунула наушник с поводырем в карман, содрала майку и придвинулась к тусклому пятну света над умывальником. Протянула ладони, и на них с шипением полилась вода. Холодная. I-45 глубоко вздохнула и сунула голову под кран. В шею впились ледяные брызги – она чуть не взвыла. Вода под мостом и то была теплее.

I-45 пошарила по стене, ковырнула санитарного геля из углубления и намылилась им до пояса. Выпрямилась, ежась от влаги, что стекала по груди.

Стало легче, но ненамного.

Жаль, майку сменить было не на что. «Проще сжечь», – уныло подумала она, с омерзением оттирая и выжимая тонкую ткань. Натянула – или, скорее, налепила – ее на себя. Старалась не стучать зубами. Плохо, конечно, что она затеяла помывку вечером – солнце ушло, сохнуть предстояло долго.

Зато теперь она пахла химическим букетом геля, а не лавандой и чужими руками.

Путь к выходу из туалета оказался тернист: она приложилась головой, споткнулась и лишь после вывалилась из сырой вони в душный химический смрад и гул. Откуда-то из-за угла доносился знакомый уверенный голос. Энцо. Похоже, он говорил по коммуникатору: умолкал после каждой фразы и без особого терпения выслушивал ответы.

– Да обычная девчонка. – Он сдавленно кашлянул. – Что? Хорош, не лезь в бутылку. Белая, чистая. Номер с Десятой.

Он снова захмыкал на разные лады.

– Никого она тебе не распугает! Отмыть – так будет вообще красотка.

Щелчок зажигалки.

– Может, дня через четыре, если с экспрессом все прокатит. Высылай деньги, короче…

Деньги?!

I-45 похолодела. Он что, продать ее собрался?! Вот влипла!

Дожидаться окончания разговора I-45 не стала. Шустро зашагала вокруг здания в противоположную от Энцо сторону, пробралась между урчащих авто, измазав ладони и локти в холодной пене, и побежала к шоссе.

В какую сторону она неслась – к Девятой курии или обратно в пустыню, – она не знала. Не было времени надевать и настраивать «поводырь». Да и плевать! Куда угодно, только бы подальше.

* * *

Энцо скатал коммуникатор в трубочку и сунул его в пачку между сигарет. Подбоченился, расправил усталые плечи. Оглядел заправку и широкую ленту шоссе за ней. Пересчитал красивые и не очень тачки в очереди на заправку и помывку. Ему особенно глянулась «Кассиопея», похожая на хищного золотистого зверя. Когда-то давно Энцо довелось на такой прокатиться. Не за рулем – в багажнике, со жгутами на запястьях, – но ему понравилось. Быстро разгонялась, зверюга.

– Курить запрещено, – строго сообщили откуда-то из-под правой руки. – Тут на стене знак висит, даже марсианину понятно.