«Поля Елисейские. Книга памяти» читать онлайн книгу 📙 автора Василия Яновского на MyBook.ru
image
  1. Главная
  2. Биографии и мемуары
  3. ⭐️Василий Яновский
  4. 📚«Поля Елисейские. Книга памяти»
Поля Елисейские. Книга памяти

Отсканируйте код для установки мобильного приложения MyBook

Недоступна

Премиум

4.67 
(6 оценок)

Поля Елисейские. Книга памяти

396 печатных страниц

Время чтения ≈ 10ч

2012 год

0+

Эта книга недоступна.

 Узнать, почему
О книге

«Поля Елисейские» Василия Яновского – очень личные, яркие, субъективные воспоминания о русской эмиграции в Париже первой половины XX века. Главные герои книги – «незамеченное поколение», дети первой волны эмиграции. Они противопоставляли себя «старшим писателям» и считали, что незаслуженно оказались на втором плане.

Среди близких друзей В. Яновского были Борис Поплавский, Юрий Фельзен, Валериан Дряхлов; он был знаком с Д. Мережковским, З. Гиппиус, И. Буниным, Б. Зайцевым, В. Ходасевичем, Г. Ивановым и др.

Книга иллюстрирована редкими фотографиями.

читайте онлайн полную версию книги «Поля Елисейские. Книга памяти» автора Василий Яновский на сайте электронной библиотеки MyBook.ru. Скачивайте приложения для iOS или Android и читайте «Поля Елисейские. Книга памяти» где угодно даже без интернета. 

Подробная информация
Дата написания: 
1 января 1983
Объем: 
713445
Год издания: 
2012
ISBN (EAN): 
9785271373374
Время на чтение: 
10 ч.
Правообладатель
10 362 книги

bezceli

Оценил книгу

Toccata написала прекрасный отзыв о "Полях Елисейских" В.С. Яновского, начав его с точной ноты: цитаты о "рапорте" и " отчёте". Присоединяюсь.
"Поля Елисейские" - вторая прочитанная мною в этом году книга о русской литературной эмиграции первой волны во Франции. Первая - "Грасский дневник" Галины Кузнецовой. Те же время, место, люди, а какая громадная разница. Воспоминания Кузнецовой - "пространство умолчания". Всё живое, но на всём покров недоговорённости. Впечатление, как будто "Грасский дневник" был написан для читателей, которые и так всё знают и даже больше и лучше... Действительно, зная об обстоятельствах жизни И.А. Бунина и его ближайшего окружения, такой подход можно понять. Но при этом ценность "Грасского дневника" вызывает сомнение (у меня).
У Яновского в "Полях Елисейских" всё живо, ярко, краски выбраны мастерски сообразно описываемой личности. Талантливые, страстные, умнейшие люди живут и пишут в странных, искусственных условиях эмиграции, преодолевая нищету и самую страшную для писателя и поэта трагедию - отсутствие читателя.
О самом себе В. С. Яновский пишет немного, в основном - в связи с событиями жизни эмиграции и своих героев. При этом совершенно отчётливо проступает облик этого человека - сильной личности, тонкого и неравнодушного наблюдателя с нестандартным отношением к истории, литературе, творчеству и судьбам русских писателей, оказавшимся в эмиграции. Малочисленных упоминаний достаточно, чтобы представить и внешний облик автора. Это напоминает приём, которым иногда пользуются живописцы, помещая свой автопортрет в изображённой толпе героев исторических сцен.
Ещё: в разных воспоминаниях о М. И. Цветаевой встречается не расшифрованная мысль о том, что именно ей было труднее, чем другим писателям жить в условиях, которые задавала эмиграция. Из страниц "Полей Елисейских", посвященных М.И. Цветаевой становится ясно, что по своему характеру эта талантливейшая женщина не была приспособлена к выживанию, где бы то ни было... Оценка личности Цветаевой и её семьи дана Яновским жестко, читать эти страницы жутковато и больно, но внутреннего протеста, как это бывает, не возникло. ( Это один пример, тогда как в книге описаны десятки судеб.)
Очень захотелось почитать Бориса Поплавского, которого В. С. Яновский высоко ценил и, видимо, любил. Это возможно, т.к. изданий Б. Поплавского в России много. А вот почитать самого В. С. Яновского в ближайшее время не получится: кроме "Полей..." ничего нет.

1 сентября 2012
LiveLib

Поделиться

Toccata

Оценил книгу

Я не иконы пишу, а рапорт, отчет для будущих поколений…

Но пусть не пугают будущие поколения «рапорт» и «отчет» - таланту Яновского-мемуариста можно только позавидовать: черты лиц и характеров, подмеченные им, переданы в таких примечательных выражениях, что невольно зачитываешься, будь упомянутые герои сугубо литературными, выдуманными, а ведь они – всамделишные, существовавшие, они – прозаики и поэты! Которым, как оказалось, ничто человеческое было не чуждо, потому «иконы» Яновскому не удались, в самом деле; к этому он, впрочем, и не стремился, задав тон всей площади «Елисейских полей» вольтеровским: «Об умерших – только правду». Полагаешься на откровенность автора и – теряешь – за ним сотоварищи вслед – российскую почву под ногами.

- Господа, вот отворяется дверь и входит согбенный живой Чехов с очередным материалом... осведомляется, принимает ли редактор...
Надо было найти воображаемую ответную реакцию; все хохочут и подсказывают:
- Опять старый черт приплелся со своими рассказами!
Правда этого анекдота заключалась в том, что на малом эмигрантском рынке с огромной конкуренцией, с излишком предложения и ограниченным спросом Чехову пришлось бы унижаться, как Ремизову, чтобы пристроить рукопись и прокормиться. Да, одна декада безнадежной нужды коренным образом изменила русского интеллигента, даже барина, превратив его, трезвого, в попрошайку.

По одному этому кусочку уже можно вообразить царившую в стане русской эмиграции атмосферу: интеллигентные нищеброды, зависевшие от одних себя и немногих меценатов, проталкивающие свои стиши, романчики и повестушки в недолговечные журналы, держащиеся на плаву по воле иных энтузиастов… Я нарочно взяла эту ироничную нотку, подготовляя потенциальных читателей к похожей – у Яновского; он часто так и ироничен, и грубоват, но вдруг – «мальчики»:

Россия еще долго будет питаться исключительно эпигонами. Ей нужна детская литература для хрестоматий.
Вероятно, минет столетие, прежде чем СССР опять станет Европою; лишь тогда Россия «откроет» своих мальчиков, никогда не прерывавших внутренней связи и с Европой, и с родиной. Для эмигрантской поэзии этот срок наступит раньше.

Дай Бог, чтоб пророчества Яновского сбылись в полной мере: помню, как открыла для себя ту, эмигрантскую поэзию, показавшуюся необычайно свежей, в нищете своей - щедрой, ностальгически чувственной – словом, особенной. И вот эти «мальчики» - за картами и «винцом», на заседаньях клубов, в редакциях и домашних халатах… А если памяти автора хватило на советских «гастролеров», можете представить, сколь она богата – на завсегдатаев:

В первом ряду устроились бонзы: Мережковский, Гиппиус, Адамович... Червинская пыталась разрешить вековую задачу - оказаться и тут, и там. Ларионов в самый ответственный момент норовил закурить папиросу, что раздражало Поплавского, вообще ненавидевшего «жуликов» и завидовавшего им.
Я в это утро на Marche aux Puces купил зеленовато-голубой, почти новый костюм, и был занят рукавами: слишком длинные, сползали.
Не знаю, о чем думала жена Вильде, пока нас устраивали и дважды снимали, но она отнюдь не улыбалась. А теперь, рассматривая эту фотографию в 9-10 номере «Чисел», я дергаюсь от боли: совершенно ясно, что все обречены, каждый по-своему...

И действительно, впечатление – словно пролистала толстенный фотоальбом, десятилетья пролежавший забытым на чердаке. И не молчком пролистала, а с кем-то, тем самым, со снимка, по которому я вожу пальчиком, на всякое из указаний которого следует примечательнейшая историйка. Я жутко уважаю самоотверженных мемуаристов – которые выжимают память свою – о других; Яновский, писатель с медицинским образованием и потому, наверно, такой наблюдательный и откровенный, оказался в их числе. Не без цитат countymayo случилось это мое открытие – спасибо ей! И да, я с удовольствием, думаю, прочла бы у Яновского что-нибудь еще, уже художественное.
16 августа 2011
LiveLib

Поделиться

feny

Оценил книгу

Имя Василия Яновского мне было совершенно незнакомо. Наводку получила от Сергея Довлатова, читая книгу его филологических заметок «Блеск и нищета русской литературы».
Привлек мое внимание в первую очередь тот факт, что Яновский одно из своих произведений посвятил разработке темы предпочтения Христу Вараввы, но тогда, ни читатели, ни критики не удостоили повесть особым вниманием. А Пер Лагерквист через несколько десятилетий получил Нобелевскую премию, в том числе и за роман «Варавва». Сравнить оба произведения и сделать собственный вывод о справедливости обиды Яновского не получится, - сам автор говорит о своем затерянном детище.

По счастью, Яновского в его книге воспоминаний предельно мало, что делает книгу более привлекательной. Гораздо интереснее, когда человек рассуждает о ком-либо другом, чем о себе любимом.

В книге автора много персонажей, малоизвестных или совсем неизвестных мне, но наряду с ними Набоков, Бунин, Цветаева и др.
У Яновского есть хорошее качество – ему удается цепко и точно сформулировать и донести то главное, что есть в каждом из встретившихся ему в жизни. И хотя говорит он в том числе и о качествах непривлекательных, это не вызывает неприятия и не кажется лишним, - ведь не бывает идеальных людей, а откровенная, но не порочащая оценка лишь усиливает доверие к автору.
Есть и еще одна немаловажная, а может быть и основная проблема в биографии его героев, - все они представители литературной эмигрантской среды, люди, потерявшие в результате событий 17 года практически все. И понять их обиды пусть сложно, но нужно. Отсюда и то, что происходило в дальнейшем. Меня не покидали мысли о ненужности и бесполезности многого из того, что они делали. Зачастую это напоминало сизифов труд или последнее трепыханье запутавшейся в паутине мухи. А что им оставалось?! Ведь сколько их, не сумевших ни обрести новой родины, ни пустить корни на Западе, так и оставшихся там даже не бедными родственниками, а всего лишь квартирантами.

28 июля 2014
LiveLib

Поделиться

Зарабатывая на жизнь медициной, Яновский не переставал писать художественную прозу.
24 ноября 2016

Поделиться