© Василий Иванович Лягоскин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Ринат Акимбетов. Командир татарских партизан

Голова не болела. Совсем не болела – хотя выпито было вчера столько, что Ринат даже потерял счет рюмкам; а уж что в них наливалось к окончанию вечера, не мог бы наверное, ответить никто из собравшихся в этой чисто побеленной комнате. Главным украшением в ней был богатый дастархан – длинный низенький столик, уставленный восточными яствами. Впрочем восточных – это для тех краев, для маленького татарского городка – в котором Ринат Акимбетов, тренер детской спортивной школы, жил уже три десятка лет.

А здесь, в еще более крошечном узбекском Янгикургане, блюда, источавшие вчера умопомрачительные запахи, язык не поворачивался назвать иначе, как родными. Плов, шурпа с косточкой, домашние самсы и манты; наконец шашлык – из гиссарского барана, того самого, курдюк которого пошел на плов. И все это великолепие, изготовленное повзрослевшими (язык опять таки не повернулся назвать постаревшими) одноклассницами, съели сами поварихи и их одноклассники.

Да – впервые за тридцать лет после окончания школы сразу пятнадцать выпускников десятой средней школы семьдесят седьмого года выпуска встретились на родной земле. Сходили вместе в школу; поудивлялись, что в ней ничего не осталось русского – а ведь это была когда-то единственная русская школа в районе, и учиться в ней было сверхпрестижно. По крайней мере дети всех местных начальников учились именно в ней. Но в их классе таких не было. По крайней мере и в те счастливые годы, и сейчас никто не выпячивал свое «я»; не хвалился обретенным богатством или свалившейся на голову славой.

Хотя поговорили немало. Весь вечер и часть ночи обменивались рассказами о прошедших десятилетиях; смеялись, вспоминая школьные годы – и все это, набивая животы так, что ближе к утру никто из одноклассников уже и не помышлял расходиться по комнатам, где их ждали кровати. Местных девчат (женщин, уже бабушек) проводили по домам еще ранним вечером (восточные традиции, куда денешься!); так что за столом теперь следила только хозяйка – Минаввар (по школьному Минюша); муж ее, тоже одноклассник, Амир, развалился во главе стола. По длинной стороне сидели Ринат, и еще два пузатых мужика – Абдусамат и Салим – которых он, если бы прошел мимо по улице, сразу бы не признал. Впрочем у последнего внушительное пузо не было так заметно на громадном плечистом теле. Пятым за длинным столом сидел столбиком вроде бы совсем не пьяный Рашит – самый стройный из собравшихся.

Ринат посмотрел на часы – как раз, когда в комнату вошла Минаввар – было ровно пять утра.

– Ну что, я вам больше не нужна? – усталым голосом произнесла женщина.

– Как это не нужна? – вскочил на ноги ее муж, – очень даже нужна.

По его лицу было видно, что прошедшие тридцать лет сделали их союз еще крепче. Но Ринат не позавидовал их счастью – у него самого семья была дома, в Татарстане, такая, что он каждую секунду хотел быть там, рядом с мамой, женой и пятью детьми – главной радостью и гордостью его жизни. Может поэтому он пробормотал про себя: «Это я тут никому не нужен!», имея в виду, что нужен он больше всего дома. Ринат даже прикрыл глаза, чтобы представить в памяти родные лица, когда рядом громко вскрикнула Минюша.

В открывшиеся тут же глаза хлынул свет, настолько яркий, что впору было снова зажмуривать что было силы веки. Акимбетов и сделал бы так, если бы с неба не упала тень – огромная и опасная, если принимать во внимание громкое хлопанье крыльев и грозный клекот невероятно большой птицы, летевшей в комнату, у которой почему-то не было стены, вперед растопыренными ногами. На лапах этих медленно разжимались огромные острые когти, жаждущие живой теплой добычи.

– И как я только замечаю такие подробности? – удивился машинально Ринат, вскакивая на ноги вместе со столом, с которого полетело вниз все, кроме скатерти.

Но звона и грохота разбивающейся о деревянный пол посуды он не услышал, потому что недалеко раздался дикий крик, и еще один орел (или что это был за хищник?) взмыл в воздух с дергающимся в когтях телом. А потом криков стало так много, что слух перестал их воспринимать, тем более, что Акимбетов полетел на пол вместе с одноклассниками, когда широкая столешница больно ударила его в грудь.

Черные когти глубоко вонзились в дерево; это было не то, за чем охотился орел, поэтому он наверное не взмыл вверх, как его более удачливые сородичи. Свалившись на задницу, на хвост (эту картину Ринат представил, ухмыльнувшись), пернатый хищник попытался достать человека клювом. Это был всем клювам клюв – огромный, изогнутый наподобие ятагану, точнее двум ятаганам, нацелившимся на Акимбетова. А тот вдруг вспомнил, что он не только тренер по баскетболу, но и бывший замкомандира разведвзвода, сержант Уральской горной бригады. Рука его нашарила рукоять длинного ножа, которым вечером резали по очереди арбуз. Арбуз попался сочный и сладкий, а вот голова орла… Главное – она слетела на пол с первого удара лезвием (вот что значит армейский навык!) – прямо под ноги незнакомой девушке.

– Стоп! – пораженно зафиксировал Акимбетов, – что значит незнакомая? Это же Минюшка Юлдашева – точно так она выглядела на выпускной фотографии, которую вчера рассматривали все вместе.

Он повернул голову направо – туда, где раньше его на ноги вскочил Амир; парень тоже с изумлением уставился на свою жену. Парень! Амир тоже выглядел сейчас не старше двадцати лет.

– Если бы вместо стены, куда влетел этот чудовищный орел, висело зеркало, – подумал Ринат, ощупывая быстро свои щеки с гладкой, без всяких морщин кожей; волосы – снова густые и волнистые. Он поднял к глазам руки – кожа на них начинает увядать первой; ему ли, профессиональному тренеру, не знать об этом!?

Восторг и счастье готовы были хлынуть внутрь парня – да-да, именно парня – если бы не пришедшая вдруг опять мысль о семье: «Как они там?». Впрочем, об этом можно, и нужно было думать позже, когда опасность, падающая сверху, исчезнет.

– А сама она не исчезнет, – понял Ринат, и скомандовал, снова вспомнив армейские годы, – Амир, Салим, берем стол и закрываем стену.

Парни тоже когда-то служили – вчера сами об этом рассказывали. Поэтому подхватили стол без рассуждений. Уже укрывшись за этим хлипким, по сравнению с гигантскими размерами орлов щитом (от одного ведь как-то защитил!) они осторожно выглянули; Минаввар вскрикнула опять – теперь уже громче. Да и как было не вскрикнуть, когда прямо на глазах у нее, и у парней, естественно, разворачивалась жуткая драма.

Огромный орел, словно обычный петух, наступал на трех человек, прижавшихся к стене смутно знакомого кирпичного здания, острый конец высокого зеленого шпиля которого невозможно было разглядеть за остатками потолка. Однако что-то царапнуло память Рината – где-то он видел уже эти стены и этот шпиль, готовый из за катаклизма упасть набок.

– Упал бы – придавил гада, – подумал Акимбетов, готовый выскочить из развалин дома Амира и Мунаввар с единственным оружием в руках.

Однако вмешательства не потребовалось. Пернатый хищник взмахнул крыльями, готовый поразить стальным крючковатым клювом в грудь парня, заслонившего собой девушку с ребенком. Край широкого крыла задел каменную кладку, и орел вдруг вскрикнул, словно его смертельно ранили, и отпрыгнул назад, заслонив проем в стене от окружающего мира.

Под когтями противно заскрипели жесткие перья птицы, обезглавленного обеденным ножом, и этот скрип подвигнул Рината еще на один подвиг. Еще один взмах ножом (удивительно какое острое и прочное лезвие попалось!) – и вторая голова на обрубке шеи, а вслед за ней и все громадное тело повалилось рядом с первой жертвой. Второе тело упало так, что прохода наружу почти совсем не оставалось – если только карабкаться по скользким, залитым кровью перьям. Но зачем, если на месте стояла дверь, в которую совсем недавно вошла Минюша, три месяца назад получившая первую пенсию по старости.

В эту дверь и шмыгнули осторожно друзья, собрав в узелки, получившиеся из разрезанной скатерти остатки еды и питья. Куда они спешили? Не лучше ли было остаться в комнате, в безопасном месте? Безопасном? – обе туши поверженных гигантов вдруг затряслись и поползли назад, открывая взглядам сразу несколько живых птиц, явно не гнушающихся мясом сородичей. Но и людей они тоже вряд ли оставили бы в покое. Сразиться же с ними в открытой схватке – дураков не было. Во всяком случае Акимбетов себя таковым не считал.

А вот то узкое окошко в кирпичной кладке, куда нырнули парень с девушкой и ребенком, счастливо отделавшиеся от неминуемой, казалось, гибели, почему-то манило. Что за чувство заставило красться туда друзей, Ринат и сам бы не мог сказать; больше того – никогда раньше он не поддавался таким вот позывам; всю жизнь был рационалистом.

Пернатые устроили шумную свалку; не воспользоваться этим было бы непростительной ошибкой – и вот уже вперед, подтянувшись крепкими руками, нырнул в окошко, отстоящее от земли больше, чем на полтора метра, Амир. Следом, ухватившись за протянутую ладонь мужа, исчезла внутри каменного здания Мунаввар. А здание, кстати, уже не было неизвестным – со стороны, окинув весь этот наклонившийся, подобно знаменитой Пизанской башне, комплекс, тянувшийся вверх полумесяцем на золотом шаре – Ринат конечно же узнал один из символов древней Казани – башню Сююмбике. Сотни раз он видел ее, гуляя по столице Татарстана; не раз бывал и внутри – тогда, когда высота ее была вдвое большей, чем сейчас. Мощных нижних уровней квадратного сечения не было; от средних ярусов – восьмериков – осталось полтора. Нижний, срезанный наполовину каким-то огромным лезвием, и позволил сейчас людям относительно легко забраться внутрь.

Орлы – по крайней мере один из них – заметили наконец бегство победителей двух их сородичей. С громким возмущенным клекотом хищник одним прыжком преодолел практически все пространство, отделявшее башню от бывшего дома Амира; ладонь Акимбетова, оставшегося последним снаружи спасительных стен, тем временем почти заполнилась красноватым порошком, который парень неосознанно скоблил с древних стен лезвием ножа. Несколько мгновений длилась эта операция; еще меньше заняло времени швырнуть пыль прямо в глаза обезумевшей от запаха крови птице. Нет – обезумела она после того, как ее крупные глаза заполнила эта пыль, а окрестности – неистовый вопль, в котором трудно было распознать что-то птичье. Если бы орлы могли говорить, этот крик сейчас бы означал: «Бежим! Опасность!». Во всяком случае, небо вокруг на несколько мгновений потемнело от крыльев взлетающих в панике хищников. Рината бросило бы мощным порывом воздуха на землю, если бы он не прилип спиной к кирпичной кладке.

И вот уже вокруг нет ни одного хищника – только истерзанные клочья их жертв заставляют сердца людей сжиматься от горя. Первым в окошко выглянул здоровяк Салим. Он протяжно засвистел, и это было очень скромной оценкой происшедшей трагедии…

Лишь поздно вечером уставшие парни закончили хоронить останки погибших людей. На истерзанных орлов сил уже не хватило. К концу траурных хлопот и Ринат, и его друзья, включая отважного парня, не побоявшегося «сразиться» с орлом голыми руками, назвавшимся Алимом, уже не обращали внимания на огромные тени в небесах, нарезавшие медленные круги, и иногда стремительно нырявшие вниз – в разных частях этой непонятно откуда взявшейся местности. Местность представляла собой что-то типа американской прерии, как ее представлял себе Акимбетов, местами прерываемой невысокими скалистыми горами. Взобравшись почти на самый верх смотровой башни, он прильнул к маленькому окошку, пытаясь разглядеть – куда ныряют за добычей летающий гиганты.

И увидел – далеко, у горизонта – развалины, подобные тем, что расположились у основания башни на пятачке двадцать пять на двадцать пять метров. Это было точной цифрой – природный шагомер у тренера был отменный, и он два раза прошел по периметру разоренного лагеря, проверяя себя. А заодно и оценивая, что им подарило провидения в качестве бонуса за ужас первых минут появления в этом мире. Ринат очень хотел бы поверить, что скоро все прояснится, и их, оставшихся в живых, эвакуируют в ближайший город, а оттуда домой, к семье. Хотел поверить, но не мог.

– Ребята, идите ужинать, – это Динара, жена Алима и бабушка (двадцати лет на вид) маленького Рустамчика – сегодня была дежурной по лагерю.

Ужинали на свежем воздухе, под светом заходящего солнца. У каждого из девяти выживших, даже у ребенка, за спиной торчал вверх, наподобие «Стингера», деревянный столбик-балясина. Их выломал, нисколько не смущаясь, Салим из перил лестницы, ведущей внутрь граненого шатра высокой покосившейся башни. И эти деревяшки спасали от орлов лучше настоящих ракет «земля-воздух».

Ужин был достаточно скромным – особенно если сравнивать его со вчерашним затянувшимся пиром. А потом все опять разбрелись по развалинам – теперь актуальны были не продукты, а спальные принадлежности. Ворчащих парней Ринат, взявший на себя командование, распределил по ночным сменам. Себе взял самую трудную, предрассветную – «собачью» – вахту.

– А неплохо было бы сейчас собачку отыскать хоть одну, – подумал он, отпустив зевающего Абдусамата, – а еще лучше – людей. Слишком мало нас… Решено – завтра иду с Салимом в разведку, а остальные пусть обустраиваются, наведут тут в развалинах порядок, насколько это возможно…

Разведку начали в направление поднимающегося солнца. Тихо позавтракав (чтобы не разбудить Рустамчика), парни вооружились – Ринат все тем же ножом, а Салим добытой где-то дубинкой внушительных размеров. Конечно, идти навстречу лучам низкого пока солнца было не самым лучшим выбором, но в этом направлении Акимбетова звал внутренний голос, и он решил довериться голосу чувств, а не разума – как вчера. И совсем не пожалел об этом, потому что скоро у них появился ориентир – идеально ровный обрыв метров трехсот, над которым они постояли с Салимом на безопасном расстоянии от края. А за ним, за краем, расстилалось безбрежное море, шума которого не было слышно – так тихо было сегодня и в воздушном и в водном океанах. Что это было за море? И опять подсказывало чутье – оно сродни тому, у которого он с семьей отдыхал в прошлом году. В Египте, если уж быть точным.

По краю этого обрыва они и пошли, по направлению против стрелки – совсем недалеко, даже ни разу не отдохнули. Потому что ровная линия обрыва тут поворачивала на девяносто градусов, а море под ним сменилось сначала чистейшим песчаным пляжем, а потом бескрайней, поросшей изумрудной травой, равниной. Сколько не вглядывались парни в горизонт, ни одной живой твари – ни двуногой, ни четвероногой, не было видно. Может потому, что все пространство надежно охраняли орлы, нарезавшие в вышине круг за кругом. Иногда один из них менял направление, целя ужасные когти и клюв в Рината с Салимом, но эта глиссада непременно заканчивалась крутой свечкой вверх – балясины надежно охраняли людей.

А потом глазастый Салим разглядел тот лагерь, что Акимбетов видел с высоты древней смотровой башни. В развалины разведчики вступали осторожно, ожидая увидеть не столько врагов, сколько ужасные останки пиршества пернатых. Но здесь было на удивление чисто – в смысле никакой тебе расчлененки, даже крошечных клочков плоти.

– Да, – протянул Салим, оглядываясь, – тут «птичкам» никто не мешал резвиться.

– Какие-то они неадекватные, – поддержал друга Акимбетов, – словно черт знает сколько времени голодали. Даже своих клевать начали.

– А здесь твоей Сююмбике нет? – еще раз оглядел лагерь Салим.

Он тоже был татарином, но на историческую родину не уехал, так и жил в родном Янгикургане; работал дальнобойщиком и изъездил множество городов в ближнем и дальнем зарубежье. А вот в Казань ни одного рейса не сделал.