© Василий Георгиевич Фомин, 2019

ISBN 978-5-4485-4725-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие автора

Необходимое предуведомление: текст закончен в 2001 году. С тех пор много воды утекло; многое поменялось и в голове моей, и в окружающей реальности.

Однако менять ничего не хочу, поскольку предлагаю вам некоторым образом документ эпохи.

Некоторые сюжетные линии цельнотянуты из газетных статей, журнальных и сетевых публикаций.

Все имена, фамилии и прочее придуманы мной, и не имеют отношения к реальным лицам.

Пролог

Перед тем, как проглотить бабочку, надо оторвать у нее крылья.

В мире животных.

Никогда не надо думать о том, что ешь и кого любишь.

Доктор фон Рюль.

Друзья! Сюрпризом, без сомненья

Вам будет исповедь моя.

Так извините мне волненье,

И не сердитесь на меня.

Я школьным классикам вослед

Иду неверными стопами.

А этих опусов предмет

Вот-вот предстанет перед Вами

Кто он? покуда умолчу

Тут тайны нет, – я так хочу.

Глава первая

I

Я, в силу прирожденной лени,

Особо формы не блюду,

Но вы не ждите извинений:

Ведь в пиитическом ряду

Я крайний слева по ранжиру,

Так согласитесь, каждый жить

Как хочет, волен, и любить,

И истязать несчастну лиру.

И пусть мне скажут – все вторично,

Мне это, право, безразлично.

II

Играл ветвями ветер шалый,

Вступая с пылью в шумный спор,

Дождь начинался; я, усталый,

Свернул на постоялый двор.

Хозяйка, добрая старуха,

Поесть внесла, я сел и ел…

Напев, приятнейший для слуха,

Вдруг с антресолей долетел,

Вмиг в моем сердце воскресив

Равеля праздничный мотив.

III

Я, к сожаленью моему,

Воспитан был не в лучшей школе;

Там получал я – поневоле —

Лишь упражнение уму,

Лишь факты там преподавали,

Смесь цифр и букв излить спеша.

И в запустеньи пребывали

Мои и сердце, и душа.

Как сад, где рядом – так и сяк —

Растут и розы и сорняк.

IV

Поэзии я не любил,

Был равнодушен к рифмы пенью.

Хотя порой и находил

Забаву в строчек повтореньи.

Читал же много – что попало,

Без рассужденья, без систем,

Запоминал, однако, мало…

Но научился, между тем,

Довольно складно строить речь

И пользу из того извлечь.

IV

Цветную музыки струю

Не знал, и сторонился злобно

Напоминая ту свинью,

Что небо видеть неспособна.

Однако годы шли, и книг

Смысл до души моей достиг,

И некую сместил преграду,

Я обратился снова к саду,

Стал свой возделывать цветник,

В гармонии найдя отраду.

VII

Обрел я Гайдна торжество,

Затейливый изгиб Бизе,

И венских вальсов маркизет,

И много разного всего,

Что гений в этот мир принес;

Но чуждо мой Равель звучал

В стране, где больше слёз, чем грёз.

Я тщетно в жизни суть искал,

И беглый взгляд мой отражал

Души бессмысленный развал.

VIII

Я думал: как же скучно жить!

Вертится колесо Фортуны,

И так же тянут парки нить,

Взирая вниз на мир подлунный.

Я не потомок Чингисхана,

Да кто их видел, тех татар!

На дне разбитого стакана

Собрало солнце весь свой жар.

И отдает нам по чуть-чуть

Напрасный освещая путь.

IХ

Все это вспомнил я, когда

Услышал голос с антресолей

Огонь, рожденный изо льда,

Святой и сладкой полный боли.

«Кто там, хозяйка? Расскажи,

Чей это голос вдохновенный

На этой мызе сокровенной

Среди заброшенной глуши?»

– Ах, парень, тут беда такая.

История то не простая.

Х

«Так кто?» – Племянница моя.

В консерватории училась

Она в Москве. Её семья

Её успехами хвалилась.

Но жизнь в столице – ад, содом,

Гулянки. Водка и постели.

Наркотики. Затем с панели

Нам удалось её с трудом

Забрать. Теперь живет со мной.

У ней неладно с головой.

ХI

Она заплакала. Я встал.

«Как жаль» – Да все по воле Бога…

«Я поживу у Вас немного…»

Как бы магический кристалл

Вдруг в голове моей, сияя,

Вращаясь, осветил кругом

Благословенный этот дом,

Где сумасшедшая младая —

Столице бешеной упрёк —

Тянула призрачный свой срок.

ХII

Когда проснулся я, светало,

Еще метались по стене,

Как бы в колодезе на дне,

Ночные тени; было мало

Так звуков в воздухе пустом,

Что весь, казалось, вымер дом.

Оделся я и вышел в сени,

Чтобы отдать природе долг.

Ты, мой читатель, без сомнений,

Сам понимаешь в этом толк.

XIII

Уже застегивая зиппер,

Своих дорожных старых брюк,

Я увидал её. За липой

Она стояла молча. Вдруг

Она шагнула на тропинку

Я был смущен – не без причин

Но все же справился с ширинкой.

И, по обычаю мужчин,

Я рассмотрел её вполне

В колеблющейся тишине.

XIV

Невысока. Тонка, как ласка.

На тонких ножках черный стрейч,

И черная же водолазка;

Прямые волосы до плеч,

Блестящие, прямой пробор.

Котурны на большой платформе.

Стандартный девичий набор.

Теперь все в этой униформе.

Огромные из-за ресниц

Глаза; а взгляд то вверх, то вниз.

ХV

Тот взгляд ловил я увлечённо,

Но так ни разу не поймал.

А бледного лица овал,

И подбородок заострённый,

Все время мне напоминал

Актрис из фильмов Тарантино.

Они мне нравились сперва,

Но в них одни и те ж слова,

Одна особая рутина.

И мне теперь уже не люб

Болезненный кармин их губ.

ХVI

« – Привет». Она не отвечала,

Стояла, голову склонив

Чуть набок, губку закусив,

« – Возможно, с Вами мы встречались

В Москве? Знакомо мне лицо,

Мне кажется, я помню даже,

Вас в ЦДХ, на вернисаже,

Да, я Вас видел – с молодцом

Каким-то…» – нес я всякий вздор,

Начать пытаясь разговор.

ХVII

Ах, эта вечная задача,

Как их подвигнуть на контакт,

Чтобы два сердца бились в такт;

Мы это делали иначе…

А ныне молодые волки

Живут в больном полубреду,

И с русской речью не в ладу:

Безумных шёпотов восторги,

Признаний тайных милый лад

Им заменил видеоряд.

ХVIII

Но нет, галантному искусству

Знать, умереть не суждено, —

Повеет в воздухе весной,

И романтическое чувство

Опять зовет, опять пьянит…

И молодость к тому влекома,

Что гонит вечером из дома,

Чем полнятся девичьи сны,

О чем теперь поет порой

Убогий Ляпис Трубецкой.

ХIХ

Девице я болтал о разном

Ещё с лишком минуты две

Смотрел в лицо ей томно, страстно,

Одно молчание в ответ.

На выручку пришла мне тётка:

«Мария, отправляйся в дом».

Мария улыбнулась кротко,

И нас оставила вдвоём.

Есть не хотелось; тёткин вид

Отшиб мне напрочь аппетит.

ХХ

Однако ж завтрак был превкусный,

Ему я должное воздал;

Скитаясь в этой жизни грустной,

Я никогда не понимал:

Почто всегда позывы плоти

Над духом нашим верх берут?

Почувствовав в желудке зуд —

Мы забываем о работе,

А долг и честь важны не столь,

Когда томит зубная боль.

ХХI

В подобном духе размышляя,

Я закурил Парламент свой.

Хозяйка бегала. Лесная

Шумела даль передо мной;

За полем по шоссе со свистом

Летели бойкие авто;

Над речкою, как странный торт,

Белела церковь; серебристо

Блестела быстрая вода

И убегала в никуда.

ХХII

« – Скажите, Клавдия Петровна,

Зачем не вижу Машу здесь?

Её упрятали Вы, словно

Какая-то угроза есть,

Коль она будет вместе с нами?

И не услышу я, – как жаль!

Как её голос льется вдаль

Над сопредельными полями,

Как дополненье к чуду дня?

За что же кара для меня?

XXIII

« – Вот, кстати, к случаю, я вспомнил, —

Вы тут потратились слегка…»

Я потянул, вопрос дополня,

Купюры край из кошелька,

Кладу сто грин на край стола.

Старуха тут же их взяла.

« – Спускайся, Машенька, к нам вниз!

Да спой нам, радость, потрудись!»

Я же наполнил вновь бокал

Продуктом фабрики Кристалл.

ХХIV

Читатель, видимо, считает,

Что дело в роковых страстях,

Что тут история простая…

На самом деле, все не так.

Я не какой-нибудь чудак,

Чтобы влюбляться в первых встречных,

И тратить сердца жар беспечно.

(Тем более, законный брак)

Не увлеченный красотой,

Имел я свой расчет иной.

ХХV

На этом месте, друг-приятель,

Позволь отвлечься, отойти

За пивом, дух перевести.

Поэт, а так же и писатель,

Порою может в кресло сесть,

Написанное перечесть,

Грядущую смакуя славу.

За тем и я – имею право —

Повествование прерву,

Закончив первую главу.