Почувствовав после этого случая свою в общем-то незащищенность, Николай Николаевич стал так же решительно избавляться от угодников и протекционистов, окружать себя людьми честными, преданными делу, своему офицерскому званию. Он уходил с ними в моря, в небезопасные экспедиции, и там ему было много легче бороться с девятибалльным штормом, чем на берегу под начальственным прессом участвовать в распределении благ для выдвиженцев.

– В этих ваших горках что-то есть…

Он взял микрофон «Каштана»:

– Мостик. Командиру. Рекомендую курс сто шестьдесят пять градусов.

Игорь ликовал. Асташов доворачивает им предложенный поворот. Значит, поверил…Ему, старшему лейтенанту, на флоте без году неделя…

Дальше события развивались, как показалось Анисимову, стремительно. Самописец эхолота, оторвавшись от отметки 4000 метров, вновь стал выводить горку. И тут с непривычной для него поспешностью Асташов вновь схватил микрофон.

– Командир, подверни-ка ещё пять градусов к зюйду!..

На этот раз чёрная линия из-под механического пера не закруглилась ни на отметке 3950, ни на 3900. Она поднималась и поднималась – 3500, 3000, 2800…

За спинами сидевшего в рабочем кресле Анисимова и упёршегося локтями в штурманский стол Асташова стояли невесть откуда взявшиеся радионавигаторы, штурманский помощник лейтенант Князев, старпом Кудинов и … сам командир.

В лаборатории стояла тишина, нарушаемая чуть слышимым жужжанием самописца. Рождаемая им непрерывная линия, подчиняясь бесстрастным командам работающего на ходу корабля эхолота, перестала пониматься лишь на отметке 2250 метров. И только потом снова поползла вниз, показывая увеличивающиеся глубины.

– А теперь смотрите сюда!!! – кинжально отточенный штурманский карандаш капитана 1 ранга Асташова показал на карте точку нахождения «Адмирала Владимирского», где были пропечатаны при изготовлении этой карты (а все точные копии карты разосланы Гидрографической службой ВМФ мореплавателям всех стран мира) глубины 4000 метров.

Стало ясно: обнаружена подводная гора. Но пока неизвестно, судно прошло над её вершиной или просто над одним из отрогов. Поэтому, начав обследование, «Адмирал Макаров» пошёл по спирали, всё больше и больше сжимая круг, в центре которой должна быть вершина горы.

Игорь ликовал и как постой мальчишка не мог скрыть своей радости. Вот она, его синяя птица. Уже взмахнула крылом, словно давая знать – тебе суждено оторваться от бренной суеты, подняться над штилевым однообразием будней…

Понятно, у старшего лейтенанта Анисимова ещё не было такого жизненного опыта как у капитана 1 ранга Асташова, и жизнь ещё не ставила его перед выбором – личное благополучие или поступок по совести. Конечно, в мелочах такой выбор возникал, но по большому счёту его ещё не было. В представлении Игоря Анисимова существовала своя градация морского офицерского корпуса. По его мнению, гениально простая и всё объясняющая.

Всех офицеров чётко делит береговая линия: на тех, кто стремится с корабля на берег, и тех – кто с берега на корабль. Что-то добавлять к этому излишне, так как все пороки и достоинства логически вытекают из этого главного стремления. Поэтому Анисимов был убеждён, что в море плохие люди не ходят. Так же, как и Асташов, он искал вокруг себя примеры истинного благородства, если хотите, мужества. И также неизменно находил их.

Всегда неожиданный и всегда заставляющий содрогнуться сигнал SOS прозвучал в тот момент, когда «Адмирал Макаров» ещё не дотянул свою спираль. Его короткий зовущий на помощь крик до сих пор многие понимают буквально как «Спасите наши души!», считая, что SOS состоит из первых букв английской фразы «Saves our souls». Однако Игорь знал, что это не так. Выбрано и утверждено именно такое сочетание букв на Берлинской морской радиоконференции ещё в 1906 году из соображений чисто технических. По коду Морзе радиосигнал на всех языках звучит одинаково: три точки – три тире – три точки. На экзаменах в родном военно-морском училище Игорь нередко косточками пальцев выстукивал об стол эти точки и тире. Тот, кто, повинуясь законам морского братства, не мог оставить взывающего о помощи в беде и передавал нужную «шпору». Три точки – три тире – три точки хорошо запоминаются, легко передаются и легко разбираются при приёме.

Но сейчас призыв о помощи ворвался не бьющими в виски сигналами морзянки. То была короткая радиограмма от начальника Советской антарктической экспедиции, которая ведёт непрерываемые круглогодичные исследования на семи советских станциях в Антарктиде. «Прошу оказать помощь снятию больных станции Ленинградская верим надежность военных моряков. Корнилов».

Когда командир объявил содержание радиограммы по судовой трансляции, Анисимов вскочил как будто надо было куда-то бежать и что-то срочно делать. Но по корабельному расписанию в этой ситуации ему не нужно было никуда бежать. Есть над ним начальники, они примут и объявят своё решение, а твоё лейтенантское дело – стоять и молчать…

Беспомощно опустив руки, Игорь уставился на бесстрастное перо самописца. Может быть это и кощунственно, но сейчас он думал о несостоявшемся открытии подводной горы, а может быть и целой гряды, которая могла быть названа его именем. В том, что это не только отдельная подводная гора, а целая гряда подводных гор, Анисимов уже не сомневался.

В другой раз, когда от беспрестанной болтанки на океанской зыби или от того, что каждый день видишь один и тот же замкнутый круг горизонта, невольно начинаешь ждать этот спасительный не только для кого-то, но и для тебя самого сигнал. Игорю уже дважды приходилось участвовать в спасении. Во время курсантской практики выручили в Средиземном египетских рыбаков. У них отказал двигатель. Накренившееся деревянное судёнышко уже захлёстывали волны, а четверо мужиков вместо того, чтобы откачивать из затапливаемого трюма воду, бились на палубе в молитвенном экстазе. Но им помог не Аллах, как они надеялись, а советские моряки с СКР «Беззаветный». Крайний случай произошёл два месяца назад у Канарских островов. Глубокой ночью тушили пожар на испанском сухогрузе, уже покинутом командой. Теперь Игорь точно знал, почему по всему миру идёт слава о самоотверженности и надёжности парней, плавающих под бело-голубым флагом. Для наших моряков всегда важнее не уронить честь, чем просто выжить…

Нет, конечно, он не против того, чтобы «Адмирал Макаров» прервёт исследовательские работы, включит «форсаж» и в режиме полного хода пойдёт в точку SOS. Если пришёл призыв о помощи, надо спешить. И всё же… Обидно… Не состоялось открытие…

– А совесть у тебя есть?!

Игорь вздрогнул и оглянулся на голос. Это пришёл принимать вахту начальник лоцийно-навигационной группы капитан-лейтенант Ганин.

– Журнал не заполнен, контрольные показатели не сняты, стол завален макулатурой, сам не весел… Нет, вахту я у тебя не приму. Что? Какой СОС?.. А, радиограмма Корнилова. Так нам до Ленинградской знаешь сколько чапать? Дён десять, не меньше. Ещё остынешь и даже переохладишься, потому что море Сомова сплошь забито льдами, к тому же огромный припай. Так что начальство ещё немного редьку поморщит, карандашиком на карте почирикает и объявит: в виду невозможности прохода через море Сомова остаёмся на маршруте. К тому же, к Ленинградской уже подходит американский ледокол. Повторяю: ле-до-кол, с толстым стальным брюхом, а не какой-нибудь соломенный «адмиралишка».

Неизвестно, сколько бы ещё продолжался этот приступ словесного поноса, если бы Ганина не прервал вошедший в лабораторию старпом – «бог порядка и пиит устава»:

– Двенадцать часов ноль три минуты! Почему вахту ещё не приняли?

Ганина старпомовская строгость не смутила:

– Как сказал в прошлом опытный моряк, а ныне популярный бард «служение стихиям не терпит суеты».

– Почему нарушаете форму одежды? Где ваш галстук?

– Э… Так вот же он, у меня в руках. Спешил.

Ганин принялся поспешно застёгивать под несвежим воротником кремовой рубашки тугие резинки галстука. Он вновь овладел собой и его мулермановские усы разъехались в сардонической усмешке:

– К чему такой тон, Геннадий Владимирович. Мы ведь не на параде, а в море. И не просто в море, а можно сказать, у чёрта в зубах.

Капитан 3 ранга Кундинов не моргая смотрел на Ганина.

– Ещё Суворов говорил: «Война – это не парад, а только работа, причём, тяжёлая».

Старпом сразу не нашёлся что ответить. И Ганин не минул этим воспользоваться:

– Товарищ капитан третьего ранга, на вахту я явился вовремя, но старший лейтенант…

– Товарищ капитан-лейтенант, являются только черти во сне, а на вахту офицер прибывает.

Кундинов круто повернулся и вышел из гидрографической лаборатории. Потом вспомнив, зачем приходил, коротко бросил:

– Анисимов, быстро сменяйтесь, вас ждут в кают-компании.

* * *

В кают-компанию Игорь спускался совсем в расстроенных чувствах. Ко всему ещё эта стычка Эдика Ганина со старпомом. Анисимов знал, что у них взаимная неприязнь. Ганин считал старпома «углом в 180 градусов» и за спиной Кундинова называл его не «богом порядка» и не «пиитом устава», а значительно короче «Ать-два».

Кундинова больше всего раздражала демонстрируемая Ганиным независимость от «табеля о рангах». Игорь же среди них не выделял ни правого, ни виноватого и очень хотел бы примирить конфликтующие стороны. Но не знал, как.

Ступив на мягкий палас кают-компании, он замер, ошеломлённый. Все находившиеся здесь офицеры стоя аплодировали ему. Такое внимание к своей персоне за всю свою жизнь он испытывал только один раз – за свадебным столом, в роли жениха. Но что же, собственно, произошло? А ведь там, в лаборатории, он не придал значения словам старпома: почему вдруг собравшиеся офицеры ждут его одного.

Опаздывать в кают-компанию к обеду или ужину категорически нельзя – вековая флотская традиция, ставшая непреложным законом. Всегда офицеры за несколько минут до трапезы приходят в кают-компанию и, не садясь за свои столы, развлекают друг друга байками, анекдотами, чем угодно, но разговоры о службе абсолютно исключены. И только когда в кают-компанию входит командир корабля со словами: «Товарищи офицеры, прошу к столу», все собравшиеся рассаживаются каждый на своё место и кают-компания сразу же наполняется звоном приборов о тарелки.

Однако нарушать такой строгий порядок позволительно только сменившимся с вахты офицерам. Игорь хорошо понимал, что нет ничего зазорного в том, что он пришёл на обед после командира.

А тут от командирского стола навстречу старшему лейтенанту Анисимову направлялся старший кок мичман Окропилашвили. В руках он держал поднос с метровым шампуром сочного кавказского шашлыка. Его безукоризненно белые одежды подчёркивали торжественность момента.

Начальник экспедиции был немногословен:

– Честь дать название новой подводной горе предлагаю предоставить её первооткрывателю старшему лейтенанту Анисимову.

Все вновь зааплодировали. Игорь во второй раз почувствовал себя женихом на свадьбе, хотя понимал, что открытие новой подводной горы в этой экспедиции событие уже не уникальное. Если поверхность Мирового океана картографирована только на 22 процента, а «Адмирал Макаров» сейчас находится в его самых малоисследованных районах, то как тут не случаться открытиям. Как понимал и другое – эта наверняка командирская затея с колоритным поздравлением предназначалась не столько ему, ещё юному инженеру гидрографической службы Черноморского флота, сколько всем участникам экспедиции.

Место Анисимова за столом было не очень далеко от командирского стола. И он стал невольно прислушиваться – о чём, нарушая флотскую традицию говорить только о «бабах или о погоде», шёл такой оживлённый разговор между командиром корабля и начальником экспедиции.

– Космические снимки, Николай Николаевич, дают отвратительную картину. Море Дюрвиля задержит нас только надвигающимся с северо-запада циклоном. А вот северо-восточная часть моря Сомова забита крупнобитым дрейфующим льдом и множеством айсбергов. Дальше, до кромки припайного льда – чистая вода. Допустим, мы пробьёмся на чистую воду, но в любой момент при изменениях направления ветра ловушка за нашей кормой может захлопнуться…

В это время зазвонил висящий рядом с командиром на переборке телефон. С усилием сорвав с рычагов-фиксаторов трубку, Романов послушал и сказал Асташову:

– Докладывает вахтенный на промере глубин капитан-лейтенант Ганин. Снова обнаружены отличительные глубины…

Асташов резко ткнул вилкой в кусок говядины словно поставил точку:

– Курс не менять.

Защёлкнув трубку на место, командир продолжал:

– Если американцам удастся снять наших полярников, мы можем встретить их по эту сторону ледовой перемычки.

– На американцев, Виталий Евгеньевич, надейся, а сам не плошай!

Асташов встал из-за стола, не допив компот и не подождав, когда закончит обед командир корабля. Такого раньше он себе не позволял.