Допрос бездомного ничего нового не прояснил. Напуганный бродяга рассказал все в точности, как это произошло с другим его «коллегой» по несчастью, разница была только в описании предполагаемого преступника, что в довесок к отсутствию серьезных вещдоков усложняло расследование. Под утро к нему подошел незнакомец среднего телосложения, ростом около пяти с половиной футов, заплатил пятьдесят баксов (огромная щедрость!) и велел сообщить в полицию о трупе. Какому возрасту мог бы принадлежать голос незнакомца, бродяга затруднялся ответить, потому что странный человек говорил с ним, прикрывая лицо воротом и, возможно, намеренно искажал свою речь. Бродяга пояснил, что из-за темноты, натянутой на брови шапки, высоко поднятого ворота и длинного плаща предполагаемого убийцы, он, в общем-то, мог ошибиться и никаких гарантий не дал. Жуткий перегар также не вселял доверия.
Сам бездомный оказался ветераном войны во Вьетнаме. Вернулся в 1969-м. Даггерт поинтересовался, почему тот живет на улице, и получил невнятные ответы что-то про заложенный в кредит дом и супругу-блядь. Но, судя по возрасту, – а ему не стукнуло и сорока, – и пропитому не по годам лицу, дело было не только в жене и бессердечных банковских акулах. «Чертовы «долгосрочные последствия»3, скольких людей сожрала эта ублюдская война», подумал про себя детектив. Он подсказал бедолаге, где в городе есть ночлежка, в которой дают горячий суп для таких скитальцев, как он, и хотел было дать адрес профсоюза ветеранов, но бездомный отмахнулся и зашагал на выход, когда его отпустили, записав показания. Передвигаясь вразвалочку, он своими шевелениями распространил вокруг намного больше вони, чем принес с собой до этого, и пришлось еще долго потом проветривать от него помещение.
Стивенсон был следователем отдела по расследованию убийств. Худощавый мужчина сорока лет, в прямоугольных очках и высокого роста. Он имел британские корни, держался по-английски чопорно и при этом нарочито изображал из себя доморощенного джентльмена.
Будучи педантичным дознавателем, хорошо знающим свои возможности, он с радостью передал скрипку Даггерту, поскольку не имел в подобных делах ни опыта, ни желания их расследовать. Стивенсон из тех людей, которые безуспешно пытаются прятать слабости от чужих глаз, по-детски веря в успешность своего неумелого притворства. Он любил нагонять на себя важный вид, правда только в отсутствие рядом жены. Как-то раз она умудрилась припереться в участок и устроить ему разнос бог знает из-за чего. В тот момент у него был вид покорного пса с поджатым хвостом. Ремс, увидев это безобразие, полыхал от ярости:
«Здесь полиция округа, а не проходной двор!»
С другой стороны, глядя на таких психичек (мужчин это касается в равной степени), отравляющих жизнь себе и другим, невольно сочувствуешь даже конченному подкаблучнику – Даггерт не был лишен такого чувства и вскользь про себя рассуждал о том, какая неведомая блажь притягивает людей в дефектные отношения и почему они настолько слабы, что не могут из них вырваться, с каждым разом все сильнее путаясь в сетях амбивалентности.
Детектив и помощник вошли без стука.
– Вы даже не постучали, а я не имел шанса сказать «войдите».
Даггерт проигнорировал замечание Стивенсона и бесцеремонно приземлился на возмущенно скрипнувший стул. Они недолюбливали друг друга, хотя между ними, в сущности, не было никаких разногласий. Просто люди из разного теста. Такое бывает, когда ты натыкаешься на человека с «несовместимой энергетикой», как это стали говорить в народе с приходом в Штаты восточных практик через хиппи и прочих «ищущих себя». Если выразиться проще, то Стивенсон был чистейшим каблуком, что вызывало у Даггерта некоторую брезгливость, хотя сам он на брутального патриарха-альфа-самца даже близко не походил: теряющий на макушке некогда полностью черные, а теперь разбавленные прогрессирующей сединой волосы (при этом ни намека на брюшко или второй подбородок), не красавец, не урод, со спортом не дружит, но от природы крепок, чуть выше среднего роста, среднего телосложения, средний на вид человек… Но человек мятежный, с какой-то внутренней драмой, сложной историей, неоднозначным прошлым – может, это оно (прошлое) наделяет детектива необъяснимым и противоречивым магнетизмом? Особенно для «нее»?
Флинн более деликатно сел на соседний стул, но тоже не дождавшись приглашения.
– Чем могу быть полезен, джентльмены? – слово «джентльмены» Стивенсон произнес, будто английский пэр, выступающий с трибуны верхней палаты лордов.
– Кэрри Уайт. – Даггерт бросил ему на стол папку с первым делом – приземлившись, увесистая кипа издала противный громкий хлопок, отчего следователь недружелюбно поморщился.
– Кэрри Уайт, – передразнил он детектива.
– Ты как-то продвинулся в расследовании ее убийства?
– Ничего нового.
– Хочешь сказать, у тебя полный висяк? – детектив расплылся в ядовитой улыбке.
Флинн сдержал усмешку.
Глаза Стивенсона вспыхнули злобой, когда коллега по цеху сделал акцент на слове «висяк».
– Как поживает твоя супруга, дружище? Что-то она больше к нам не заглядывает.
Хозяин кабинета не поддался на провокацию и промолчал со спокойным видом, как и подобает лорду верхней палаты, когда его атакуют неудобными личными подробностями.
– Ладно, раз ничего нового, тогда расскажи про старое.
– Что ты хочешь узнать?
– Все: тонкости, детали, обстоятельства…
– У тебя же на руках ее дело.
– Живое общение проясняет намного больше. – Лицо Даггерта приняло серьезный вид.
Лояльный Стивенсон уловил сигнал перемирия и начал говорить:
– Ее нашли в заброшенном тоннеле в десяти милях от города на северо-западе. Следов насилия и сопротивления не было.
– Улики?
– Существенных улик не обнаружено.
– И у нас не густо, – посетовал Флинн.
– Даже под ногтями все было вычищено. – Стивенсон излагал детали более чем лаконично.
– Что-нибудь еще?
– Грим, одежда, рельсы, шпалы… Больше ничего. Такая же картина, какую вы наблюдали сегодня утром.
– Жаль, что ты нас не дождался…
– У меня много работы и два нераскрытых убийства.
– А что ты скажешь про смертельные препараты? – Даггерт хотел было пошутить насчет раскрываемости Стивенсоном вверенных тому уголовных дел, но милосердно не стал его добивать.
– Химический анализ показал базовый состав, однако в поимке преступника это, как видите, не помогло.
– Пока не помогло, – оптимистично поправил его детектив.
– География мест обнаружения трупов значительно разнится… – намекнул Флинн.
– Вряд ли направление света имеет для убийцы важное значение. – Стивенсон снял очки и протер их специальной салфеткой.
– О теле сообщил бездомный, не так ли?
– Угу. – Он нацепил очки обратно.
– Скажи, Стивенсон, почему бродяга не позвонил в полицию сразу?
– Да просто испугался. Думал, что если не сделает, как велит ему незнакомец, тот вернется и расправится с ним.
– И пятьдесят баксов жалко было терять, верно?
– Для нищего это огромные деньги, – согласился Стивенсон.
– Для меня – тоже, – сдавил Даггерт непонятную остальным улыбку.
– В деле есть фотография и данные того бездомного на случай, если захотите допросить его снова, если он еще не сдох в какой-нибудь вонючей подворотне, задохнувшись в пьяном угаре собственной блевотиной, – подевался куда-то «джентльмен».
– А что с автомобилем? Он ведь должен был привести труп на колесах.
– Криминалисты обнаружили следы шин в самом тоннеле и на подъезде.
– То есть, он завез ее прямо туда?
– Иначе как убийца дотащил бы тело в такой сохранности? К тому же, непосредственно на оставшемся отрезке он, вероятно, использовал стол-каталку.
– Этот был риторический вопрос.
– Я думаю, он перемещался на фургоне. Например, какой-нибудь трехдверный «форд шато» или что-нибудь другое, что в моде последние годы. Анализ следов шин подпадает под размер, который обычно используют на таких моделях.
– Этих фургонов в округе легион.
– И те редкие камеры, что установлены в городе, в основном сосредоточены в центре возле ключевых учреждений, так что надежды питать в этом плане не стоит.
– Придет время, и они будут установлены на каждом шагу. Большой брат следит за тобой. – Стивенсон подмигнул, вскинув руку пистолетом.
– Он мог съехать на менее приметную дорогу и скрыться окольными путями, чтобы не попасть в поле зрения свидетелей или объективов, – предположил Флинн. – А номера и вовсе испачкать или заменить на поддельные где-нибудь в лесу, например, в заранее подготовленном отстойнике.
– Можно было бы подумать, что преступник неместный, если бы не характер убийств. – Даггерт почесал ногтями щетинистый кадык.
– Что ты хочешь сказать? – Стивенсона обуяло любопытство.
– Он поддерживал с женщинами продолжительный контакт до их смерти. Пусть даже этот больной сукин сын не из нашего округа, но наверняка обитает где-нибудь поблизости. Мотаться туда-сюда на большие расстояния – значит часто привлекать ненужное внимание.
– Теперь это придется устанавливать вам, офицеры.
– У Кэрри были родственники или друзья?
– Все контакты жертвы отражены в материалах дела. Пара соседей, немного друзей, вернее, знакомых, еще продавец в лавке неподалеку от ее дома и все в таком духе. Опросы результатов не дали.
– Как насчет мужчины… любовника?
– Кэрри встречалась довольно долго с одним парнем, но этот человек последние три года живет в другом городе, у него семья и безупречное алиби. Женщина была одинока в романтическом плане.
– Молодая, красивая и без мужика… – досадно вздохнул Флинн.
– Но при этом они с убийцей как-то друг друга нашли, – указал Даггерт.
– Отработка ее немногочисленных связей с людьми ничего существенного не дала. Женщина была сиротой и до совершеннолетия жила в приюте.
– Ты навел справки в приюте?
– Я сделал все необходимое.
– А потом?
– Переехала к своей бабушке.
– Что рассказала бабушка?
– Ничего. – Стивенсон пожал плечами. – Старушка отъехала в иной мир несколько лет назад.
– Я видел в деле медицинское заключение, что ты о нем скажешь?
– Несколько лет назад у Кэрри диагностировали рак. Лечение протекало тяжело, с переменным успехом. Качели, одним словом. В конце концов, ее лечащий врач…
– Ты его проверил?
– Мы проверили всех, кто так или иначе фигурировал в деле.
– Продолжай.
– В конце концов, лечащий врач Кэрри незадолго до ее убийства посоветовал ей приготовиться к худшему. Она должна была протянуть еще максимум год, принимая наркотические препараты, чтобы купировать боль. Я говорю в общих чертах, не вдаваясь в медицинские тонкости.
– Кто видел женщину в последний раз? – задал вопрос помощник.
– Отец Шепард.
– Шепард? – повторил названную фамилию Даггерт.
– Отец? – подхватил Флинн.
– Местный священник. Он был довольно близким для нее человеком, руководил некогда тем самым католическим приютом, поэтому знал жертву с детства. Они иногда общались, когда Кэрри посещала его приход. Отец несколько раз принимал у нее исповедь, в том числе за несколько дней до смерти.
– Она поведала священнику что-нибудь интересное для следствия?
– Вы можете расспросить его об этом сами.
– Мы так и сделаем.
– Как насчет алиби этого… Отца Шепарда? – Весь во внимании Флинн подался вперед.
– Ты не находишь эту связь подозрительной? – недоверчиво спросил детектив.
– На следующий день после очередной исповеди Кэрри он уехал на какую-то конференцию пасторов и вернулся лишь через неделю после того, как обнаружили труп. Мы тщательно проверили священника, при чем в самую первую очередь. Все это не более чем совпадение.
Стивенсон взял блокнот, лежавший на столе возле телефона, и что-то в нем записал.
– Мне больше нечего вам рассказать, – с этими словами он вырвал из блокнота листок (сделав это неровно, он чуть не распилил поперек два первых слова), и протянул его детективу:
Ориол-авеню, Церковь Святого Павла
О проекте
О подписке