© Валентина Кулешова, 2018

ISBN 978-5-4490-8138-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Здравствуйте, уважаемые читатели!

Меня зовут Валентина Алексеевна. Я – ребёнок Великой Отечественной войны, ныне вдова. У меня есть дочка, внучка и две правнучки. А ещё я бабушка-блогер, открыла для себя Инстаграм в 85 лет и не собираюсь закрывать.

Дочь Татьяна часто расспрашивает про войну, а мне тяжело вспоминать, порой до слёз. Но я отвечаю ей. Потом читаю комментарии под своими корреспонденциями в интернете – там тоже вопросы задают.

Что же остаётся делать? Только рассказывать и рассказывать. Когда была молодая, выступала перед своими работниками на заводе, а сколько речей на кладбищах по детям войны сказала – и не сосчитать.

Теперь веду блог @zametki_babushki, пишу эту книгу и хочу, чтобы люди знали о том, что такое война и каких трудов стоило остаться в живых.

Жизнь – как клубок, в котором связаны разные обрывки воспоминаний, переплетены людские судьбы, соединяются события. Где-то эта ниточка ровная и гладкая, а где-то запутанная, с узелками неожиданностей и трагедий.

Давайте попробуем распутать этот клубок вместе!

Соавторы книги

Знаете, я легко подвинусь на пьедестале, ведь не ради славы и почёта решила издать книгу, а ради памяти. Поэтому выделяю под каждой главой место для ваших слов. Вы оставляли их под моими постами в Инстаграме, но пусть истории про ваших бабушек, дедушек, родителей живут и за его пределами.

Истории слетаются со всего мира: мои заметки лайкают и комментируют из Ирландии, Австрии и Австралии, Беларуси, Германии и Абхазии, Молдавии и Португалии.

Отдельно отмечу комментаторов, которые рассказывают о войне на Украине. Для них бомбы, пули и ранения – не прошлое, а страшное настоящее. Они и сейчас есть, дети войны, только уже не Великой Отечественной. Держитесь, дорогие!

Спасибо, вы мои главные вдохновители!

Моя география

с. Тума Рязанской области – рождение, годы эвакуации

г. Егорьевск Московской области – детство, школа

г. Москва – студенческие годы

г. Каменск-Уральский – жизнь и работа на заводе КУМЗ, встреча с мужем

г. Николаев, Украина – 30 лет жизни, воспитание внучки, рождение правнучки, смерть мужа

г. Краснодар – возвращение в Россию в августе 2017 года

С дочерью Татьяной

«Мы – дети войны»

В 1940-м году мне было 8 лет, я пошла в школу. В 1941 году училась во втором классе. Хорошо помню день, когда началась война. Мы сидели в классе, хулиганили перед началом урока: перепрыгивали друг друга, в чехарду играли. А учительницы всё нет и нет. Оказывается, весь педагогический состав к радиоприемнику прильнул, откуда Юрий Левитан по слогам зачитывал, аж мурашки по коже шли от его голоса:

«Внимание! Говорит Москва! Передаём важное правительственное сообщение! Граждане и гражданки Советского Союза, сегодня в четыре часа утра без всякого объявления войны германские вооружённые силы атаковали границы Советского Союза! Началась Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков!».

Стало ли мне понятно, что произошло? Мне было 8 лет. Я была обыкновенным ребенком. Я ничего не поняла в тот день.

Помню свой первый военный сентябрь. Через Егорьевск шли отряды военных и отряды гражданских, прямо по главной улице города, по Советской. Родители запретили мне ходить из школы этим же маршрутом, просили идти по Гражданской улице. Однако любопытство увидеть танки, орудия заставляло меня и остальных ребят снова проскальзывать на главную улицу.

На свадьбе у внучки Екатерины. Украина, Николаев, 2009 год

Город просто грохотал от движения войск. И вот это бесконечное по радио: «Воздушная тревога, воздушная тревога». Сначала просто летали немецкие бомбардировщики в сторону Москвы и все это видели: Егорьевск от Москвы в 98 километрах. А потом бомбежка началась и мама моя залезала на крышу, сбрасывала эти «зажигалки». Она и ещё женщины из нашего дома дежурили по очереди. Обучали их всего один раз: показали, как пользоваться большими щипцами и как сбрасывать вниз фугаски.

Когда «зажигалка» попадала на крышу – женщины кричали от страха. Это ведь были обычные женщины из мирной жизни. Они никогда не лазили по крышам, не тушили пожары, но когда в их дома пришла беда, они просто делали то, что нужно.

Но сначала надо было детей отправить в бомбоубежище. Пошила нам мама рюкзачки из тряпок – сменная одежда в них, чтобы хоть что-то надеть, если мы придём, а дом разбомбили, записочка, кто мы и откуда и сухарей немножко. Сухарики эти были неприкосновенный запас, есть их было запрещено.

Убежище находилось недалеко, в большом подвальном помещении старой городской бани. Там были сделаны деревянные лавки, но людей всегда было так много, что сидели и на полу, подстелив фуфайки.

Однажды мы очень долго сидели с сестрой в убежище. Мама с нами не спускалась, только иногда забегала проведать нас. Людей было много, помню, что сильно плакали дети. Я сидела на полу и есть хотелось страшно. Сестра спала на лавке. Я распустила веревочку у рюкзака и решила съесть только один сухарик. Потом ещё один, пока Тамара спит. И так незаметно съела их все!

Дома я набила в рюкзак старую газету, чтобы было не так заметно, что сухарей нет. Но меня быстро разоблачили. Мама плакала вместе со мной, но достала папин ремень, требуя, чтобы я дала слово никогда так не делать. Сестра меня тоже ругала и стыдила. Перед ними обеими я поклялась больше никогда сухари из рюкзака не есть.

Краснодар, 2017 год

***

Вспоминаю рассказы своей бабушки о войне. Ей было всего 4 года, жили в Нижнем Новгороде (тогда город Горький). Самое страшное – как бомбили Горьковский автомобильный завод, как они сидели в сыром подвале во время налетов, как соседские дети, нашедшие во дворе фугас и играющие с ним, подорвались и сгорели, как фрицы, проходящие мимо дома, зазывали их «киндер, киндер»…

***

Слава Богу, ни я, ни мои дети не пережили сидения в подвалах. Когда самолеты пролетали над нами, и ходили слухи, что бомбили с самолетов, когда ближайшие попадания были в трех км от дома и на улицах было абсолютно пусто, ни людей, ни машин, я собрала детей и уехала к сестре. Думала на неделю-две. Оказалось, на год. И по сей день мы прислушиваемся, что происходит на Украине. Некоторые из тех, кто пережил бомбежки, не выезжая, осуждают тех, кто выезжал. Но я считаю, что правильнее детей оградить от этого жуткого опыта. Есть одно значительное отличие. В 1941—1945 всем было понятно, кто с кем воюет и за что. А сейчас – нет, детям мне сложно объяснить.

***

Как только начались бои под Луганском, мы с сыном выехали сразу оттуда в 2014, в начале июня. А вот бабушка и дедушка, ровесники Валентины Алексеевны, остались. Сказали: «Чему быть, того не миновать» и пережили все ужасы войны повторно. Не передать словами, какие это были дни, когда мы не имели связи с ними, зная, что над их деревней идут миномётные бои… Дед у нас тоже «продвинутый», и когда обстрелы прекращались и они возвращались из подвала, бабушка шла быстро готовить еду, пока было электричество, а дед набирал нас в скайпе и сообщал, что всё в порядке.

Война забрала отца

Папа все силы отдавал фронту. Официально его взяли на фронт в 1942 году, но и в самом начале войны мы его видели считаные разы. Мы не знали, чем он занимается: были малы, да и не вдавались в подробности.

В один из дней, перед самой эвакуацией в Туму, осенью 1941 года я пришла из школы и увидела перед нашим домом в Егорьевске грузовую машину. Машина была леспромхозовская, с дровяными топками по бокам. В кузове сидели мужчины, тепло одетые, в шапках-ушанках, некоторые были уже очень пожилые и ушанки завязаны внизу, под подбородком. Были среди них и совсем мальчишки.

Борта машины были откинуты и часть мужчин ещё только забирались в кузов. Я догадалась, что приехал отец и пулей влетела домой. Первая мысль была: «Папа что-нибудь нам привёз?!». Но спросить ничего не успела, потому что родители уже начали свою беседу:

– Шура, будет возможность – приеду. Если нет, я вас прошу, будьте аккуратны и бдительны.

– Алёша, скажи мне, куда вы едете? На фронт?

Я вцепилась в похудевшего, почерневшего отца и слушала его ответы.

– Да, на фронт, но не на передовую. На фронт я везу полные кузова чурок, где меня уже ждут 10—15 машин без топлива. Задыхаемся, не хватает людей. В машине сидят добровольцы, будут помогать пилить чурки. Не знаю, справимся ли, но других людей просто нет. Кого-то возьмем к линии фронта, помогать разгружать чурки. А то я приезжаю, а мне кричат: Казанцев, нам что, винтовки бросать и разгружать твои машины?

Отец расцеловал нас и уехал. Помню, что вечером мы с сестрой ели что-то вкусное и потом крепко спали. В следующий раз я увидела отца только в 1946 году.

Муж Анатолий с дочерью Татьяной

Целый год он обеспечивал Красную Армию деревянным топливом для вездеходных автомобилей со снабжением для фронта. Мы понятия не имели, где отец. Мы просто потеряли его. Мама его искала по всем военкоматам. Не понимала, почему всем хоть «треугольнички» почтальоны приносят, а нам – ничего. В конце концов, ведь и похоронка тоже известие. Потом пришел к нам знакомый военный и рассказал, что папа служит в стратегических частях и у него особые заслуги перед Отечеством.

Бензина не хватало, топки с чурками на грузовых машинах были блестящим выходом. На фронте формировались автомобильные батальоны, снабжённые газогенераторными машинами, работающими на берёзовых чурках. Отец доезжал до фронта с эшелоном из пятнадцати машин, а возвращался иногда с четырьмя, остальные попадали под бомбежку.

Только через год отец прислал нам первый «треугольничек», из госпиталя. Его ранило в левое лёгкое, у него через всю спину остался шрам. Но после операции его не комиссовали домой, а снова забрали работать на нужды фронта. Поэтому и домой папа вернулся только спустя год после Победы.

Помню этот день: я пришла из школы и увидела, что папа спит на диване, а на стуле висит его гимнастерка с медалями. Папа был мой и не мой: вроде тот же, но почему-то весь седой. Из наград в памяти осталась медаль «За отвагу!» и грамота с гербовой печатью, по которой нам выделили участок земли со срубом. Так мы начали строительство своего деревянного дома в Егорьевске.

***

А может, не было войны?!