Природа гениальности есть вопрос, которым задается любой биограф, столкнувшийся с феноменом описываемой личности. Грааль биографии гения — обнаружения корня гениальности, той самой точки, в результате давления на которую А.С. Пушкин стал гением русской поэзии, Ф.М. Достоевский — гением проникновения в природу человеческого зла, Д.И. Менделеев — гением химии. Природа капризна и зла, хитра и коварна — она не прячет ключ к гениальности на земле. Изучать «земной» путь гения в надежде найти источник этого гения — бесполезно. Источник этот располагается черт его знает где — в аду, на небе, но проистекает он на человека абсолютно из иных сферы, из «горнего» мира. Мы можем лишь завистливо посматривать на тех, кто удостоился пролившегося света, но наши попытки повторить этот опыт — попытки шамана первобытного племени танцуя с бубном вызвать дождь. Поэтому я со смехом отношусь к «биографам» А.С. Пушкина, пытающихся обнаружить его гениальность между раздвинутых ног очередной мадам, польстившейся на слегка необычный формат внешности «нашего всего» Александра Сергеевича.
Уолтер Айзексон знает, где копать не нужно — за плечами Уолтера биографии Стива Джобса , Бенджамина Франклина , Альберта Эйнштейна , Генри Киссенджера и ряд сборников, объединенных ли темой инноваций или национальным признаком . Что объединяет героев Айзексона — это гениальность. С гениями он работает не первый, и, наверное, не последний раз — поэтому вышедшая в 2017-м году книга про Леонардо да Винчи вмещает в себя весь колоссальный опыт автора по ухватыванию того, что в нашем мире ухватить вообще невозможно — гениальности описываемых людей. По крайней мере я не нашел других объединяющих признаков для лиц, оказавшихся в поле зрения автора. И главное автор понял — он понял, что нет смысла искать гениальность в биографии своего персонажа. Но в чем же её искать?
То, что делает Айзексон со своей книгой, как он выстраивает повествование, переходит между тем, на какие отрезки рубит главы своей книги, достаточно быстро бросается в глаза, равно как и цели автора — автор ставит своей целью создать не просто «биографию», а «творческую биографию». Конструкт простой и логичный: мы не можем обнаружить точку прорыва гениальности в наш мир — она скрыта от наших глаз. Но мы можем обнаружить изменения, вызванные ей в реальном мире. Следовательно, надо быть хитрее реальности, и смотреть на луну, а не на палец (на что смотрите собака, если пальцем указать ей на луну?). Биографы старательно смотрят на палец — Айзексон предлагает посмотреть на луну. Научный приём Айзексона прост — абстрагироваться от земной биографии Леонардо да Винчи, а идти по его творческой биографии. Земная биография нужна лишь для объяснения отдельных моментов, без которых понимание его творческого пути неизбежна. Я бы затруднился определить данный труд именно как «биографию», но это и не «искусствоведческие очерки» — я бы охарактеризовал данную книгу как «творческую биографию», подразумевая под ней деловую (а не житийную) биографию с поправкой на характер деятельности объекта исследования.
Биографические элементы книги сухи, я бы даже сказал скупы — родился, учился, не женился, Флоренция, Милан, Франция. Если вытащить из книги именно биографические данные — едва ли наберётся даже на малюсенькую брошюрку. В фокусе автора его творческая, и прежде всего научная деятельность. Автора завораживает не произведение Леонардо, а его подготовка к этому произведению — факт о многочисленных вскрытиях трупов, которые Леонардо проводил лично дабы понять устройство человеческого тела, его эксперименты в области химии, оптики, инженерного дела — вот что действительно интересует его биографа. Используя данный метод автор находит ключ к гениальности Леонардо, правда окончательно не сформулирует его — даже не знаю, сам ли он не понял, что откопал, или же побоялся, что аудитория его не поймёт.
Леонардо, по Айзексону — гений эмпирики. Это человек, который задался целью дотронуться до видимого человеческого мира, и зашел в этом смысле настолько далеко, что приблизился уже к тому миру, который бесконечно далёк от человеческого. Произведения Леонардо есть продукт его эмпиризма — его пытливый ум настолько глубоко проникал в суть вещей, был настолько мощно заточен на познание, что познавательная деятельность и стала вершиной его творческого акта. Проблема в том, что его познавательная деятельность не могла сделать его признанным гением — его дневники и их тщательное исследование это дневники «гения живописи», но не просто «гения». Земная гениальность Леонардо вызвана не его познавательной деятельностью, а теми продуктами этой деятельности, что он оставил после себя — изучая оптику он сделал гениальные полотна, акцентированные на перспективу; изучая анатомию — гениальные портреты, воплощение динамики; даже осмысляя религию он создал нечто большее, чем очередное изображение тайной вечери — в довесок к ней шла отличная тема для инсинуаций . Мы восхищаемся этими полотнами, тогда как они всего лишь тень, отражение в мутной воде того чистого гения, которым был Леонардо — настоящий Леонардо останется для нас недоступен навсегда. Получается, что изучение деятельности Леонардо это всегда изучение объекта через призму кривых зеркал — мы видим двойное или тройное отражение того света, что горел в нём, но наша задача представить каким он выглядел на самом деле, а не останавливаться на мутных и грязных зеркалах — так изучение творчества Леонардо само становится творческой задачей. Не поэтому ли Леонардо так много работ оставил незавершёнными? Творчество было одним из инструментов познания мира этого явно нетривиального человека — и если инструмент выработал тему до конца — стоит ли тратить время, и использовать его в этой теме дальше? Ведь если вы выкопали клад, вы же не будете откладывать его в сторону, и продолжать копать незнамо ради чего?
Автор продолжает поиски гениальности Леонардо всеми доступными ему методами, в т.ч. с применением наработок американской психологической школы. Да, Леонардо явно был гомосексуален — об этом свидетельствует даже не те факты, о которых мы знаем, а те факты, о которых Леонардо предпочёл чтоб не узнал никто. Гомосексуальность как творческий источник в обществе, относящемуся к ней негативно, старый и известный феномен. Возможно, именно тот стержень из влечения/противодействия влечению, «трусости» мимикрии и «смелости» открытия партнеру и создает условия, в котором металл таланта превращается в сталь гениальности — я не знаю серьезных исследований на эту тему, но в принципе не против был бы их почитать — к сожалению, появиться им в настоящий момент, момент бесконечного торжества тупой политкорректности, которая замазывают всю суть явлений — просто неоткуда. Но нельзя не отдать должное автору — к теме личной жизни Леонардо он подходит со всей степенью корректности, которую только можно представить — возможно, автор всерьез думал, что если Леонардо не умер, а живет до сих пор среди нас — ему, автору, не должно быть стыдно за свою книгу. Такую позицию я уважаю.
В книге достаточно много интересных моментов, которые я бы назвал «биографическими» — плюс автор не боится сравнивать. Главным объектом сопоставления с Леонардо автор выбирает... Стива Джобса . Я понимаю, он писал биографию Стива Джобса, это одна из его самых известных книг — но от таких аналогий пробегает холодок. Но все-равно есть и интересные вещи — например, что из огромного наследия дневников Леонардо до нас дошла едва ли не ¼, но в абсолютном выражении мы располагаем гораздо большим объемом личных записей Леонардо, чем объемом личных записей того же Стива Джобса. Это к вопросу про информационные технологии, и что всё сохраняется — нет, далеко не всё сохраняется. Или что Леонардо прекрасно успевал в геометрии, и исследования в ней были одним из его любимых дел — но категорически не мог понимать алгебру. Еще одно доказательство явной «эмпирической» заточенности его ума. Или что мы не имеем ни одного достоверного портрета Леонардо — похоже, он очень тяжело переживал свой возраст, и старательно набавлял себе годы на своих же зарисовках, в результате чего становится вообще непонятно — рисовал ли он себя или кого-то другого. В 50 лет он явно ощущал себя древним старцем, и таким же старцем себя изображал — что это было? Сложный кризис, происходивший с ним, любовь к мистификациям, вошедшая в него не то что в кровь, но даже в костный мозг, или же все это просто досужие измышления скучающих искусствоведов? Ответ неизвестен. Могу сказать точно, что казавшийся мне просто прекрасным памятник Леонардо в Амбуазе, дескать, вот он Леонардо — гигант, в своей первозданной силе, опирающийся на осколки прошлого, но заметно переросший их — после прочтения этой книги мне таковым казаться уже перестал.
Что мы видим? Это пародия на Леонардо — изображенный стариком он как-бы отрекается от своей надмирной природы. Это даже не Бог, сошедший на землю — это просто старик в хорошей физической форме. После этой книги я перестал видеть за этим произведением Леонардо.
Кстати, кое-какие факты или я просмотрел, или их правда не было — например, мне очень бы хотелось узнать про форму швейцарской гвардии в Ватикане, которую приписывают Леонардо — правда ли это, почему она такая и пр. Ответа в книге я не нашёл — правда узнал, что одежда в таком стиле действительно были любима Леонардо — он скрупулёзно вел домашний учёт, и это позволяет многое узнать о его хозяйстве (но не о личной жизни).
Главный минус данной работы вытекает из главного же плюса — автор берет на вооружение новый метод, и этот метод да, действует — но он явно не до конца отработан. Мы имеем дело и не с биографией, и не с искусствоведением, а с каким-то миксом, и далеко не всегда автор чётко понимает, что же он пишет. Многочисленные повторы — пресловутый факт про прозекторскую деятельность Леонардо кочует из главы в главу. Он важен для понимания его как личности — но в таком количестве упоминаний явно не нуждается. Собственное восхищение героем — видно, что автор пишет о том, кто занимает в его сердце определённую роль. Это и хорошо, конечно, ибо своим задором он явно заражает окружающих — но это и не всегда к месту, т.к. работа явно апеллирует к науке, той самой науке, которую Леонардо ценил и уважал.
Интересно, что книга местами начинает напоминать художественное произведение — последние главы это катарсис (правда без кульминации). Леонардо обрёл то, о чём мечтал всю свою жизнь — покровителя который ценил его не за продукты его творческой деятельности — мы уже установили, что это чистая побочка, и цель была в другом — а именно за его научные изыскания. Т.е. человека, который принял Леонардо именно за то, что он был Леонардо да Винчи, гением, а не художником Леонардо, инженером Леонардо или скульптором Леонардо. Король Франции Франциск I, наверное, действительно понимал своего подопечного, хотя был младше его более чем на 40 лет, и, хотя история о том, что Леонардо умер ни много ни мало у него на руках считается малодостоверной даже у падких на легенды исследователей творчества Леонардо, Айзексон признает, что ни подтвердить, ни опровергнуть её мы не можем. Вроде бы Франциск находился в другом месте, и даже издавал указы — но их не подписывал. Так что дело ясное, что дело тёмное.
Отдельная отдушина для меня — это дружба Леонардо с Лукой Пачоли — итальянским математиком, чье имя для бухгалтера стоит как имя Исаака Ньютона для физика или Дмитрия Менделеева для химии. Лука Пачоли создатель системы диграфического учёта, т.н. «двойной записи», используемой в современной бухгалтерии в т.ч. и сегодня (да-да, прям сегодня современные бухгалтеры ведут учёт по системе, разработанной 500 лет назад, и фактически не изменившейся). Упоминания Луки Пачоли вызывали во мне прилив добрых чувств.
Это очень крепкая «творческая» биография, которая не может встать в обычный ряд биографий великих деятелей прошлого. Со своими плюсами, со своими минусами. Но я бы однозначно порекомендовал её для всех интересующихся темой. Хотя бы как противоядие против «выдумок экскурсоводов» относительно творчества гения Леонардо родом из деревушки Винчи близ Флоренции, или же просто того, кто подарил нам термин «человек эпохи Возрождения». Ударение на слово человек.