Отзыв на книгу «Мартовские иды. Мост короля Людовика Святого (сборник)»

Отличная книга! Совсем не историческая, несмотря на название, сюжет и героев. Совсем не политический памфлет, вопреки уверениям комментаторов. Книга-размышление, книга-калейдоскоп. Ее даже цитировать не получится - захочется просто переписать почти каждый документ.
Мне очень понравилась композиция - четкая, продуманная, немного похожая на книги-бродилки (когда надо от одной части текста по указателям вернуться к другой, ну или не надо, но хочется). Некоторая психологическая и фактическая размытость изображения - словно мы смотрим на происходящее и видим лишь неясное отражение (поэтому тут и повествование в отдельных письмах, заметках, доносах, официальных и полуофициальных посланиях - много голосов, но все слышны как в тумане). Как в античном театре, персонажи один за другим произносят свои монологи, в которых о чем-то рассказывают, на что-то жалуются, обращаются к богам, или к хору, или к зрителям.
Каждое действующее лицо здесь - загадка. Больше всего размышляет Цезарь, но понятнее он не становится. Здесь есть три ярких персонажа, которые не говорят сами от себя, а видны в отражениях других - это два полюса римской добродетели и достоинства - каприйский затворник Луций Мамилий Туррин (талантливый, но искалеченный судьбой, ограничивающий круг своего общения, так что даже Цезарю позволено только писать ему, не получая ответа, и навещать друга лишь раз в год) и Клодий Пульхр (пустое место, хотя и производящее впечатление), а также Рим, что выглядывает из каждого письма и стихотворения. Рим, который отвергает женщин, подобных Клодии, но не за то, за что это было бы понятно, злословящий за спиной Клеопатры, но подобострастный с ней, одобряющий подделку под благопристойность в лице Помпеи (отвратительный персонаж, она жалеет, что не попала на обед к подруге, больше, чем испугана за мужа, из-за покушения на жизнь которого обед и не состоялся). Этот самый Рим, что требует свободы, не зная, что это такое.
Как от камня, брошенного в пруд, от размышлений героев о свободе, о воле действовать, о божественном вмешательстве в жизнь расходятся четыре книги-круга, каждый шире предыдущего - и по охваченному времени, и по персонажам, и по объяснению событий. Собственно, в контексте данного романа те самые мартовские иды, на мой взгляд, - это не центр, а исчезающая рябь на воде, край самого широкого и самого нечеткого круга.