У книг Моррисон упал градус. Тони уже не та. Её книги стали более понятными и линейными, сюжеты – более разветвлёнными, но при чтении последней книги одной из моих любимых авторов душа не яростно кипела, как случалось всегда раньше, а тихо булькала.
Афроамериканцам в Америке плохо. Было, есть и будет. Так говорит Моррисон. Не знаю, как всё обстоит на самом деле, поэтому просто ей верю. Я привыкла доверять писателям за долгие годы нашего общения. Хотя в этот раз местами мне казалось, что дорогая и любимая Тони где-то преувеличивает. Понятно, что в 19 веке рабство цвело и процветало в США («Возлюбленная») и было реально худо, хоть вешайся. В 40-х годах 20 в. всё тоже было еще очень непросто («Самые синие глаза»). Но вот уж в последние тридцать лет («Боже, храни моё дитя»), мне кажется, дело наладилось, нет? Моррисон уверяет читателя, что нет. До сих пор расизм со стороны белых настойчиво мешает жить остальным. Даже светлокожим мулатам, что уж говорить о чёрнокожих. И борются несчастные персонажи её книг из романа в роман за свои ущемлённые права, отстаивая справедливость. Хотя книга совсем не о том. Это так, фоном, как в каждом произведении Моррисон. Главных же сюжетных линий две: педофилия и дочки-матери. Для такой небольшой книги слишком много глобальных тем, честно. Кто хочет высказаться – вспомните классиков. А хорошенько разобрать одно и другое не получится с разбегу. Поэтому обе темы остались не до конца раскрытыми.
Даже при такой небрежности автора «Боже, храни мое дитя» не может не трогать. Приёмчики Моррисон, как всегда, срабатывают отменно. Но нет напряжения. Градус упал. Стало как-то слишком просто решать, кто хороший, а кто плохой. Не стало полутонов и недосказанности, зато грязи и мерзости в избытке. Получается, что из Нобельского лауреата Моррисон потихоньку превращается в автора типа Пиколт, у которой выдавить слезу читателя есть конечная цель порчи бумаги. Стоило бы обойтись без педофилии и добавить больше подробностей о Свитнес и Брайд и других мамах, проходящих через книгу. Тогда бы это получилось супер-мега-прекрасно. Даже боюсь представить насколько. А педофилов оставить на потом. Или на никогда. Нечего увековечивать тварей в литературе. Их нужно просто уничтожать.