В закусочной

Кому и на кой мы сдались, я спрашивать пока не стала. И так понятно, что деревенским, а вот зачем – об этом предстояло рассказать моему волосатому зубастику.

Я дошла до туалета, закрыла за собой дверь и посмотрела в зеркало.

– Ёптить! – Я аж руками закрылась. – Твою ж мать! Как нас вообще пустили сюда в таком виде?

Пригладила взлохмаченные волосы и стала остервенело смывать с лица грязь. Затем опомнилась и, вытершись бумажными полотенцами, отправилась к унитазу. Трусики снимать было боязно, но на удивление выделений оказалось мало. Чуть-чуть уже побуревшей крови, да и всё. О вчерашнем соитии говорил лишь сильный запах. Не только немытых гениталий, но и ещё чего-то незнакомого, терпкого. Похоже, это запах мужского семени. Во всяком случае, примерно так воняли мои трусики, после того, как побывали в руках у Олега, который тибрил их с верёвки, а потом невозмутимо возвращал, будто так и было.

– Твою мать, ещё это! – воскликнула я и скрипнула зубами. – Лишь бы не залететь, лишь бы не залететь! Я хочу здоровых и полноценных деток, а не щенят от изнасилования!

Сделала свои дела и отправилась назад. Судя по нетерпеливому взгляду, Йонг волновался. Но, увидев меня, расслабился. Я села и хмыкнула:

– Да не переживай ты. Не сбежала бы я. Там некуда деться всё равно, только сюда выходить опять.

Он, грустно улыбнувшись, покачал головой:

– Я не боюсь, что ты сбежишь. Я теперь найду тебя по запаху где угодно. Я больше переживаю, чтобы ты не попала в беду. За нами действительно погоня. Хотя да, им нужен только я, а ты – лишь помеха.

– Помеха?

Он кивнул:

– Да. Тебе предназначалась прозаическая роль жертвы. Ключа активации, если будет угодно. Но думаю, они уже поняли, что ты – моя пара, и теперь они попробуют использовать тебя как инструмент для шантажа. Так что, пока я жив и не у них, ты в опасности. Хотя вряд ли они бы тебя отпустили, даже если бы я согласился на всё… – Его голос стал тише и печальнее. – Ты слишком много видела. Тебе нельзя попадаться. Волчий клан безжалостен.

Я закрыла лицо ладонями и покачала головой:

– Слушай, это бред какой-то вообще. Я чувствую себя просто героиней бульварного романчика. Мне нужно прийти в себя. И нужно позвонить Хону. Сказать где я и что я цела. Он, наверное, места себе не находит. Может, уже полицию вызвал, или я не знаю!

– Позвонишь, – пообещал Йонг. – Но сначала надо поесть. Я сам не ел три дня. Аж мысли путаются! Честно, это чудо – что мне встретилась именно ты.

В этот момент подошёл улыбчивый китаец и стал расставлять перед нами тарелки и чашки. Я, позабыв обо всём, схватила стаканчик с кофе, о котором мечтала с самого утра, и чуть не обожглась. Отпила, сколько смогла, и выдохнула. Наконец-то хоть немного легчает! А следом, глядя на жадные движения спутника, сама взялась за еду, уже почти привычно орудуя палочками, но через полминутки решилась спросить о том, что исподволь грызло ещё с разговора в машине:

– А если бы я не была парой? Ты что – съел бы меня? – Задавать этот вопрос я робела, но ответ знать всё же было куда важней всяких переживаний.

Йонг прожевал лапшу, отложил палочки и кивнул:

– Я должен был. Для этого тебя и привели. Я должен был потерять с тобой девственность, а затем умыться твоей кровью и насытиться твоей плотью. Тогда был бы рождён новый Волк. Я же – сорвал ритуал, не довёл до конца. Поэтому они так разозлились. Я не должен был идти против клана. И тем более, не должен был уезжать. И оставлять тебя в живых. И если бы ты оказалась кем-то другим – кем угодно из восьми миллиардов – я бы так и сделал. Просто не смог бы остановиться. Я же без мозгов был, совсем одурел. Считай – пьяный. Поступил бы, как волк, и ритуал был бы завершён. А так…

Он пожал плечами, а я сглотнула и притихла. Мысли потекли сами, и, как это обычно бывает, подцепили из потока самую незначительную, но отчего-то привлекающую внимание деталь, и я недоумённо спросила:

– «Потерять девственность»? Ты был девственником?

Он спокойно кивнул:

– Да. Я привык. Никогда не был с женщиной. Это всё завязано на волчью суть, я старался избежать её пробуждения, поэтому соблюдал целибат.

– А сколько тебе лет?

– Тридцать пять.

Я присвистнула:

– По тебе не скажешь! Ты максимум на двадцать пять выглядишь! Я думала, ты мой ровесник.

Он усмехнулся и снова взялся за палочки.

– Мой народ стареет чуть иначе, так что заметные изменения начнутся уже после пятидесяти. И то не факт. Хотя… – Он грустно поджал губы. – Из моих предков мало кто доживал до этого возраста. – И приказал: – Ешь. Разговоры потом. Нам надо быстрее уехать отсюда.

Я кивнула, но, прежде чем снова взяться за лапшу, всё же решилась и попросила:

– Йонг. Мне нужно будет в аптеку, – и, волнуясь, на всякий случай прибавила: – Пожалуйста.

– Конечно, – озабоченно кивнул он. – Я всё оплачу. Скажешь, что тебе нужно. Если болит, не молчи – попробую найти врача, так, чтобы не выследили.

Я повела плечами и сказала:

– Ну-у-у, пока мне нужны только… что-то из экстренной контрацепции. Ты… наделал в меня делов.

Он охнул, закусил губу, после сглотнул и посмотрел на меня чуть потемневшим взглядом:

– Прости. – А затем уже спокойнее качнул головой, будто отмахнулся: – В этом плане будь спокойна, от меня не понесёшь. От Волка можно понести только в особом случае. Нужен ритуал и благословение богов. Без него я «стреляю холостыми». Скорее – это не семя, а просто семенная плазма без сперматозоидов. Там мои феромоны и прочие вещества, чтобы пометить тебя, как свою самку. Для людей незаметно, а волки чувствуют. Ты теперь помечена мной, по закону клана ты принадлежишь мне, никто не смеет больше на тебя претендовать. – Тут Йонг почесал за ухом и с досадой добавил: – А вот по государственному закону, я – обычный насильник. Так что… – И тряхнул волосами: – Всё потом. Не теряй времени. Если не лезет – заберём с собой, доешь своё в машине. – И он намотал на палочки жирную связку и стал давиться, будто не ел неделю.

Я, глядя на него, поняла, что, похоже, наконец чувствую голод, и присоединилась, жадно поедая своё. И плевать! Всё равно лохматые и грязные, так что и жрать как свиньи имеем право. Тем более, в Китае такие манеры как раз в чести.

Вышли мы спустя минут пять. Доели так быстро, что аж удивились, когда всё кончилось. В животе приятно укладывался обедо-завтрак из пряной лапши с мясом, яйцами и ещё даже знать не хочу с чем. Старалась не думать и доверилась спутнику, раз уж он знаком с моей культурой. Вряд ли он бы подсунул мне какие-нибудь лягушачьи потроха с тараканами. В небе светило полуденное солнце и было почти жарко. Из-за этого немытое тело чесалось ещё сильней, и я предвкушала, когда же мы доберёмся до отеля, чтобы наконец-то всё с себя смыть.

Но до машины мы дойти не успели, потому что прямо средь бела дня нам преградили путь трое парней. Левый капал по́том с отдутловатого лица в кепке, правый выковыривал что-то из глубины ноздри, а средний масляно лыбился, щуря опухшие глазки-щёлочки.

Йонг переместился так, чтобы оттеснить меня в сторону и прикрыть собой, и парни что-то заговорили в развязной хамской манере, какая бывает у стандартных гопников. Левый попытался обогнуть и не дать мне пройти по дуге, но мы двигались достаточно быстро, и он не успел. Я оказалась уже у машины, а мой спутник, коротко и холодно ответил что-то по-китайски и повернулся к ним спиной, чтобы идти ко мне. Я охнула, поняв его ошибку, а занесённый кулак мелькнул мозолистыми костяшками в солнечном свете, но в следующую секунду Йонг резко пригнулся и быстрым движением с разворота ударил нападавшего в живот. Тут же, едва тот согнулся, вмазал локтем в челюсть и встал, угрожающе глядя на присмиревших хулиганов.

Двое оставшихся, пока главарь корчился, попятились, настороженно глядя на моего защитника, но следом завопили и прыснули в ужасе. Причём, в мою сторону! Но не из-за Йонга, а потому что в дверях закусочной показался хозяин, который с метлой наперевес понёсся к нам, возмущённо вопя. Успел поймать корчившегося за ухо, вывернул до животного писка и стал охаживать древком по заднице. После бросил, подбежал к нам и начал остервенело кланяться с видом очень извиняющегося человека.

Йонг отмахнулся, затем коротко поклонился сам и пошёл к машине. Мы уселись и плавно отъехали. Впрочем, едва оказались на трассе, скорость увеличилась на максимум разрешённой.

– Кто это был? – спросила я, оглядываясь в сторону уже невидной сейчас закусочной.

– Обычная шпана, – отмахнулся Йонг. – Похоже, решили, что мы угнали машину. – И пожал плечами: – Сама посуди, вид у нас так себе, а тачка у меня не из дешёвых. Хотели поживиться. Куда больше меня волнует хозяин.

– Это который кланялся?

– Да. От него несёт волком. Не сам, но кто-то из семьи, возможно. А значит, может донести, если клан задействует сеть. – Он покачал головой, сжав губы и раздражённо выдыхая. – Надо сменить машину. И вообще, быть осторожнее.

– Йонг! – не выдержала я. Он удивлённо посмотрел на меня и кивнул:

– Что?

– Расскажи мне уже, что, мать твою, происходит!

Он устало вздохнул и сказал:

– Ладно. Слушай.

Традиции

– Как ты уже поняла, я – оборотень. Не совсем классический, как в кино показывают. Я всё ещё остаюсь человеком и по большей части сохраняю облик и пропорции. И разум. За исключением некоторых моментов, как ночью. Но, по сути, я – реально тварь, которая может заживо загрызть человека.

Я передёрнулась, а Йонг переключил передачу, перестроился левее и вышел на крейсерскую скорость.

– В моей деревне… – Он указал большим пальцем себе за спину: – Мы как раз оттуда. В ней, как и в некоторых других, до сих пор чтят старых богов. Когда я был маленьким, мне внушали, что так и должно быть. Мой отец был Волком, мой дед был Волком. Все в моём роду передавали этот дар из поколения в поколение, и считалось, что только когда в деревне есть Волк, она процветает.

Он примолк и отвлёкся на зеркало заднего вида, а я заметила:

– Ну, как я поняла, у вас там Волка сейчас не было, если тебя собирались… «активировать». Ну и, судя по запустению, это похоже на правду. Там же реально какое-то болотище жуткое…

– Я тоже так думал, – согласился Йонг. – Но ты там не жила, а я жил. Примерно до одиннадцати лет, потом сбежал. А так… – Грустно усмехнулся. – Мой отец в моём воспитании допустил страшную ошибку: он не запрещал мне читать. А я был любопытным и читал всё, что не приколочено. И в какой-то момент начал понимать, что мир намного больше, чем наше захолустье. Выяснил, что, по факту, из-за изменения системы орошения в соседнем регионе, у нас поменялся климат. И из-за этого же, с тех пор, как началось масштабное строительство высокоскоростных дорог, долина стала заболачиваться. Но наш председатель, вместо того, чтобы обратиться в Партию и согласовать необходимые работы, считал, что это – происки злых сил. А злые силы у нас усмиряются Волчьим кланом, и никак не логикой и адекватными действиями по устранению беды.

– Что-то каким-то бредом сектантским тянет, – поёжилась я. – Вы что, злое зло когтями прям ловите? Или что-то типа охранного талисмана у них?

– Вроде того. Мы – боги. В некотором роде, конечно. В Китае религия не такая, как у вас или в Европе. Издревле считалось, что в деревнях, меченных Волчьей кровью, всё зависит от нас. И чем хуже обстоят дела, тем чаще нам приносят жертвы. Когда совсем плохо – даже человеческие.

– Господи, какой кошмар! – воскликнула я. – Дикость какая!

– Вот и я это понял, – согласно хмыкнул Йонг. – Но, как ты понимаешь, меня никто и слушать не стал. Одиннадцатилетний пацан права голоса не имеет и точно не может быть прав. Особенно, если он читал книжки, а ты нет.

Он злобно ощерился, а я кивнула и затем спросила:

– И что? Ты уехал оттуда? В Россию?

– Да. Мне повезло, и мой отец решил ко мне прислушаться. Ему так-то тоже приходилось несладко… Волком быть, по-волчьи выть… В общем, он пошёл против клана и тайком вывез меня. Не хотел мне такой же судьбы. Помог добраться до поезда, дальше я уже сам.

– Сам? В одиннадцать лет?! – поражённо воскликнула я, и Йонг кивнул:

– Да. Тогда времена были другие, взрослели рано. У меня получилось проехать аж до Новосибирска. Там меня поймали, но больше шататься по поездам смысла и так не было. Прикинулся потерявшим память погорельцем, меня определили в детский дом. Я за год худо-бедно освоил язык, пошёл в школу. К одиннадцатому классу уже вышел на медаль. Поступил на бюджет в столицу, получил красный диплом, отслужил в десанте, потом по контракту ещё пять лет. Вернулся, устроился на работу. Потом своё дело открыл. Купил машину, квартиру, загородный дом в Ленинградской области… Я и думать забыл о том, что здесь было! Мне казалось, что это – просто дурацкий сон. Иногда думал, что я реально погорелец, а всё это мне приснилось…

Я сглотнула сожаление. От сухого рассказа на душе становилось горько, но я старалась не показывать. Мужчины не любят жалости. Во всяком случае, так они говорят.

– А папа? – спросила через минуту я. – Ты с ним не связывался?

– Нет, – Йонг с сожалением покачал головой. – Он мне строго настрого приказал не возвращаться и не показывать, что я жив. Не знаю уж, что он сказал старосте, но думаю, соврал, что я попал под поезд или ещё что. Сейчас уже не спросишь…

– Он умер? – с горечью спросила я, а он медленно вздохнул и ответил:

– Я из-за него здесь оказался. Нарушил слово, за это и поплатился. Мы – Волки. Он сказал мне, что будет всю жизнь чувствовать, жив ли я, а я буду чувствовать его. Нам этого было достаточно, и я почти забыл об этом. А потом начало, – Йонг с болезненной гримасой потёр грудь, – скрежетать что-то. Я не мог понять, в чём дело, а оно скребло, скребло. А потом сны стали сниться. Я понял, что отец умирает. Но, как ты понимаешь, ничего не мог сделать. Я даже не помнил название деревни! Всё это было в таком прошлом, что концов не найти. Но клан нашёл меня сам.

– В Москве? – удивлённо воскликнула я, а Йонг перестроился, обгоняя фуру, и вернулся в полосу.

– Мне написали письмо. Как, знаешь? Спам про наследство от дальнего родственника. Я уже почти удалил, но в последний момент увидел прикреплённое фото. На нём был отец, мама и я совсем маленький. И я сдал. Не смог проигнорировать, хотя надо было. Они слали письма наугад всем подходящим по возрасту иммигрантам, я потом узнал. Если бы просто промолчал, они бы не вышли на меня. Но я ответил!

– Ответил? Почему? Из-за папы?

Он вздохнул и кивнул:

– Из-за папы. Они писали, что он при смерти и мечтает снова меня увидеть. А я тогда уже много лет жил сам, в нормальной цивилизованной среде, кофе пил по утрам, в сети лайки на котиков ставил. Я и подумать не мог, что где-то в мире ещё осталось это дремучее Средневековье! Мне казалось, что это всё бред и такого просто не может быть! Уж в современном Китае точно. Ты сама видела, как он преобразился за последние годы.

– Но ты же оборотень? Часть клана? – Я недоумённо приподняла бровь. – Это же магия, она же осталась с тобой. Так ведь?

Он тряхнул волосами и возразил:

– Нет, не так. Не совсем так. – И пояснил: – Мы же, пока не прошли ритуал, почти как люди. Да, приходится блюсти целибат, чтобы случайно не обратиться, но в остальном – ничего такого. Выше сила, чётче зрение, обоняние, регенерация. Но ничего такого, чтобы из ряда вон. Это магия, когда не живёшь с этим. В книжках всегда волшебство, а по факту, когда ты – часть этого, всё воспринимается совсем по-другому. Я полагаю, что мы – просто отдельная ветвь эволюции. Не мутанты, а именно что-то сродни отдельной расе. Мы же не передаём дар, как проклятье, а только наследственно, от отца к сыну. И сын пробуждает Волка в день, когда впервые пробует женщину. Думаю, это как-то связано с гормонами или чем-то ещё. Просто у обычных мужчин меняется запах кожи с потерей девственности, а мы обретаем вторую ипостась. Ну, если заканчиваем ритуал верно. А пока я ни туда, ни сюда. Завис в полёте.

Я смущённо повела плечами, а затем неуверенно спросила:

– Но ты же, когда меня втолкнули… Я так поняла, ты уже был… ну, не совсем человек же, волосатый такой.