Цитаты из книги «Шекспир мне друг, но истина дороже»

Или участвовать в сцене «Выходят крестьяне»!

возмутительно бодрый для половины шестого утра

смысл брака в том, что все важные жизненные события можно переживать дважды – когда они на самом деле происходят, а потом еще раз в разговорах с женой…

– Ты куда пропал?! Я в приемную заглянула, а тебя нет, и куртки твоей нету…

джинсы, порванные, скорее всего, кем-то из пары Дольче – Габбана или тем, или другим собственноручно

Талант должен все время пылать от любви, холодеть от ненависти, стискивать зубы от отчаяния, плакать от счастья, всякое такое. Проделывать все это он должен прилюдно, публично, лучше всего в Интернете, чтобы охватить эмоциями как можно больше народу. Если человек ничего этого не делает, кто поверит, что он настоящий талант?!

ему не хотелось. Он вспомнил, как языки пламени лизали деревянный бок шкафа, перекидывались на потолок, а он все швырял и швырял снег, который шипел, превращаясь в пар, и он кашлял, отворачиваясь от жара, и боялся, что у него вытекут глаза. И все это никак не заканчивалось!.. Под безразмерными Федькиными одеждами у него вдруг запульсировали и задергались все ожоги, как будто обожгло его только что, сию минуту!.. Озеров передернул плечами. Федя через окно забрался в дом и ходил там, то возникая, то пропадая в темном проеме. – Нет! – крикнул он оттуда. – Не полдома, это только так кажется. Вы молодец, Максим Викторович, медаль вам за отвагу при пожаре! Озеров задрал голову и посмотрел на небо. – Что именно мы ищем, Федь? – спросил он через некоторое время. – Канистру с отпечатками пальцев? Или сумку? Вместо ответа из окна вылетел желтый баллон, похожий на распылитель, которым подростки пишут на заборах «Цой жив!». Баллон плюхнулся в серый снег. Затем выглянул Федька, сильно измазанный сажей. – Вот это что такое, как вы думаете? Озеров посмотрел и предположил: – Жидкость от тараканов? Напарник перепрыгнул через подоконник и аккуратно, двумя пальцами в перчатках поднял баллон. – Какой-то растворитель, – сообщил он, изучив находку со всех сторон. – Видите, написано «Caution, fire», что в переводе означает «не курить, пристегнуть ремни». Где-то я уже видел такую штуку! Где я мог ее видеть?.. – В магазине бытовой химии, – предположил начальник. – А?.. Федя задумчиво посмотрел на него. – Между прочим, из вещей ничего не сгорело. Ну, скатерть на столе и шторы. Шкаф пострадал, конечно, но внутри все цело. Одежда на месте, обувь тоже. От запаха гари у Озерова внутри головы постепенно становилось тяжело, как будто туда заливали мазут. – А сумки нету, – добавил Федя озабоченно. – Или она ее куда-то сунула

Татьяна Устинова Шекспир мне друг, но истина дороже © Устинова Т., 2015 © Оформление. ООО «Издательство «Э», 2015 * * * Всю ночь ревел и грохотал запутавшийся в кровле ветер, и ветка старой липы стучалась в окно, мешая спать. А с утра пошел снег. Максим долго и бессмысленно смотрел в окно – просто чтобы оттянуть момент, когда все же придется собираться. Крупные хлопья кружились в ноябрьской предрассветной метели, медленно падали на мокрый почерневший асфальт, фонари мерцали в лужах уродливыми бледно-желтыми пятнами. Москва из последних сил ждала настоящей зимы – чтобы, как только она придет, начать ждать весну. Максим больше всего на свете любил весну – зеленую, жаркую, полуденную, осоловелую, с квасом из бочки и прогулками в Нескучном саду – но до нее еще жить и жить, и как-то не верится, что доживешь. Свет бил по глазам, в голове гудело, будто в трансформаторной будке. Ведущий новостного канала – возмутительно бодрый для половины шестого утра – рассказывал, что «предсказанное потепление на европейской территории немного задерживается и ожидается снегопад». «Иди к черту!» – посоветовал ведущему Максим Озеров и выключил телевизор. Сашка уже убежала на дежурство. В ее умении просыпаться в неизбывно хорошем расположении духа заключалось необъяснимое для Озерова шаманство: Сашка была весела, легка, всегда с удовольствием завтракала и всем своим видом напоминала Максу породистую деловитую таксу, собравшуюся с хозяином на лису. Сам он так не умел: чтобы встать, ему приходилось заводить по десять будильников, по утрам кровоточили неизвестно откуда взявшиеся за ночь заусенцы. Озеров замерзал, шаркал ногами, сшибал углы и мучился от осознания собственного несовершенства и душевной лености. Сашка его жалела и – если ему случалось уходить раньше – готовила завтрак. Он всегда отказывался, а она его заставляла есть. На столе стояла чуть теплая турка с остатками кофе и громадная старинная корзина с крышкой, ремнями и потемневшим латунным замочком. Корзина была покрыта махровым кухонным полотенцем. Из-под полотенца

В Австралии просто тьма кенгуру, и они все прыгают. Едешь по шоссе, а по обочине скачет кенгуру, как придурок.

«Коллегами» всех называл отец-основатель и «организатор наших побед» Гродзовский, и Феде страшно нравилось такое обращение. – Но эксперимент должен быть чистым! Меня вы хорошо знаете и, следовательно, пристрастны. Но вот – остальные люди! Что вы скажете о них? – Федь, доедай и поедем. – Подождите, Максим Викторович! Что вы, право? Воскресенье в полном нашем распоряжении, а мы уже проделали путь, сравнимый… – Сегодня вечером спектакль. Я хочу посмотреть. Федя нетерпеливо махнул рукой с зажатой в ней сосиской. – Мы успеем, и вы об этом прекрасно знаете!.. – Он перешел на шепот: – Вон сидит парочка. Ну, вон, вон, за тем столиком! Что вы о них скажете? Озеров непроизвольно оглянулся. Мужчина и женщина, довольно молодые, жевали бутерброды, каждый глядя в свой телефон. – Они поссорились, – сообщил Федя в ухо Максиму. – Поездка не задалась! Вы обратили внимание, как они расплачивались за еду? Они стояли в очереди вместе, а заказывали отдельно, и каждый заплатил из своего кошелька. Сели тоже вместе! То есть они пара, но поругались в пути. Должно быть, она настояла на воскресной поездке к мамаше, а он собирался с друзьями в баню. – Федь, иди сам в баню!.. – А вон та блондиночка на «Форде» клеит бобра из «БМВ», – Федя показал за стекло. Озеров, против воли заинтересовавшийся, посмотрел на улицу. – Она очень долго танцевала возле своей машины, будто не знала, как вставить пистолет в бак. Но он все не обращал внимания. А теперь она просит его залить ей омыватель, видите? На стоянке действительно стоял старенький «Форд», а возле него топтались юное платиноволосое создание в крохотной белой шубке и дюжий мужик в кожаной куртке, не сходившейся на животе, на самом деле похожий на бобра. В руках юное создание держало канистру, а мужик шарил под капотом старичка «Форда», стараясь поднять крышку. – На самом деле она все сама умеет, – продолжал Федя Величковский. – Когда бобер был на подходе, с поворотником на шоссе стоял, она крышку уже открывала. И сразу захлопнула, как только он повернул! Максим посмотрел на своего сценариста, как будто впервые увидел. – Слушай, а ты, оказывается, фантазер! Может, из тебя правда писатель выйдет. Главное, врешь от души. И никак тебя не проверишь. – Почему не проверишь? Можно подойти и спросить! Хотите, я спрошу! Легко! Между прочим, Булгаков… – Может, поехали, а? – почти жалобно попросил Озеров. – Вы идите, а я сейчас, только еще одну сосисочку возьму. Вам взять? – Лопнешь. Солнце светило вовсю, дорога лежала впереди просторная и широкая, упиралась в сияющий холодный горизонт, до Нижнего Новгорода оставалось еще двести километров с гаком. Как хорошо, думал Федя Величковский, что еще далеко. Он с детства любил