Цитаты из книги «Чудны дела твои, Господи!»

дошло уже почти в шестидесятые. Основная часть экспозиции, насколько я понял, была эвакуирована, но и осталось полно! Что-то растащили, что-то разобрали, попрятали. Директор-фронтовик и его приятель-художник принялись собирать ценности. Эти ценности пылились в каких-то архивах, на складах и в клубах. Никому не было до них дела. Их никто не считал, не классифицировал, не описывал. Это все же не коллекция скифского золота из Эрмитажа!.. – Подожди, – прервал Саша, и веснушки его покраснели, – так, секундочку… – Вот именно, – сказал Боголюбов. – Скорее всего, девяносто процентов музейного добра, ну, за исключением основной коллекции, было вывезено! Что-то увозили в эвакуацию, а что-то просто разбирали. Без документов, описей и каталогов. Я в этом уверен. У Сперанского и директора было разрешение, подписанное каким-нибудь тогдашним большим человеком, не знаю, начальником отдела культуры местного обкома партии, допустим! Они приезжали и забирали старые пыльные картины. Оставляли расписку. И уезжали. Все, точка. Конец операции. Саша засунул руки в карманы джинсов. – Значит – допустим, допустим! – они привозили картины, да? – Ну, не только картины! – перебил Боголюбов – Мебель, книги. Бронзу. Быт помещика! Какие-нибудь иконы наверняка, тоже ведь музейные экспонаты! В этот музей из всех окрестных усадеб свозили все самое-самое, мне сама Анна Львовна рассказывала! Богатейший был музей! – Хорошо. Определяли ценность картин и вещиц, назовем это так. Менее ценные сдавали в музей как найденные. Самые ценные оставляли себе. Их никто не искал, они пропали во время войны, их списывали как утраченные. Или как это формулируется? – Так и формулируется, – кивнул Боголюбов. – И потом – допустим! – они на двоих их сбывали. Знатокам, коллекционерам. Потихоньку, полегоньку. Ничего особенного, но на безбедную жизнь в социалистической стране хватало. Думаю, картины там тоже были. Может, не слишком много, десяток-полтора, но были. Не только антиквариат. – Видимо, картины замалевывал Сперанский. Ну, как еще их прятать? У него в доме не могли открыто висеть на стене подлинники Рокотова и Левицкого!.. – Потом Сперанский умер. И… и что?.. – Не знаю, Саша. Старый директор продолжал что-то замалевывать. Именно поэтому его чердак укреплен, как хранилище Гознака! Поэтому не осталось ни одной работы старого директора. Их все… убрали после его смерти. Так сказать, во избежание. Чтобы в случае какой-нибудь мифической экспертизы нечего было сличать. – Кто убрал? Анна? – Ну конечно. Все до одной картины старого директора были вывезены. Чтобы невозможно было определить, кто именно написал – старый директор

Татьяна Устинова Чудны дела твои, Господи! © Устинова Т., 2015 © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015 * * * Красная площадь, дом один, – такой адрес был указан на бумажке, и Боголюбов очень веселился, адрес ему нравился. К навигатору решил не обращаться, интересней ехать по бумажке. Ухая поочередно всеми колесами в самые что ни на есть настоящие, подлинные «миргородские» лужи, Боголюбов объехал двухэтажные торговые ряды – облупившиеся колонны подпирали римский портик, меж колонн бабки в платках продавали семечки, резиновые сапоги, камуфляжные штаны и дымковскую игрушку, носились на велосипедах дети и лежали, свернувшись, ничейные собаки – и покатил по указателю с гордой надписью «Центр». Красная площадь – это, должно быть, самый центр, а как же иначе!.. Дом номер один он увидел сразу – на зеленоватом от времени и плесени жидком штакетнике выделялась новехонькая ядовито-синяя табличка с белой единицей. За штакетником был садик, бедный, весенний, серый, а за садиком угадывался домик. Боголюбов притормозил возле покосившихся ворот и посмотрел в лобовое стекло. …Ну что же! Начнем?.. Он вышел из машины, сильно хлопнул дверью. Звук резко прозвучал в сонной тишине Красной площади. По древней брусчатке семенили грязные голуби, равнодушно клевали крошки и от резкого звука лениво побежали в разные стороны, но не разлетелись. На той стороне возвышалась старинная церковь с колокольней, серое здание с флагом и памятник Ленину – вождь указывал на что-то рукой. Боголюбов оглянулся посмотреть, на что указывает. Получалось, как раз на дом номер один. Вдоль улицы тянулся ряд двухэтажных домов – первый этаж кирпичный, второй деревянный – и размещался магазин-стекляшка с надписью «Промтовары-кооп». – Кооп, – сам себе сказал Боголюбов. – Вот так кооп!.. – Здравствуйте! – громко поздоровались совсем рядом. Из-за штакетника подходил человек в клетчатой рубашке, застегнутой под подбородком. Он издалека старательно улыбался и заранее протягивал руку, как Ленин, и Боголюбов ничего не понял. Человек

связанное крючком покрывальце. В другой были письменный стол под зеленым сукном, окно, выходившее в бедный и голый вечерний сад, книжные шкафы с мутными волнистыми стеклами без единой книги и пара пыльных диванов, а в третьей стол, не круглый, а овальный, пустая посудная горка, какие-то портреты в рамах, еще один продавленный диван и несколько колченогих стульев. Из коридора узкая лесенка вела на второй этаж.

ими так безоглядно. Вы думаете, у вас в запасе столько радости бытия, что вы имеете право швыряться ею налево и направо.

Вы думаете, у вас в запасе вечность, и поэтому бездарно теряете время. Вы думаете, у вас в запасе миллион шансов, и поэтому разбрасываетесь

Предлагая красавицам холодную картошку с чесноком и укропом, он чувствовал себя последним дураком. Наверняка они не едят ни картошки, ни свинины, а едят спаржу и устриц. Помимо всего прочего, пост. Замечено, что красавицы обязательно и непременно постятся, причем в самом примитивном смысле – не едят мяса. Они наряжаются, ссорятся, мирятся, наводят красоту, ходят по ресторанам, сплетничают с подружками, посещают клубы и дискотеки, но мяса не едят. Это на их языке и называется пост, и Саше всегда делалось немного стыдно, когда в кафе он видел непременную вкладку под названием «Постное меню». Саша был серьезным молодым человеком и к подобного рода вещам относился серьезно.

Натура благородная не умеет различать предателей и подлецов, ибо сама ни на что подобное не способна».

Татьяна Устинова Чудны дела твои, Господи!

Татьяна Устинова Чудны дела твои, Господи! © Устинова Т., 2015 © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015 * * * Красная площадь, дом один, – такой адрес был указан на бумажке, и Боголюбов очень веселился, адрес ему нравился. К навигатору решил не обращаться, интересней ехать по бумажке. Ухая поочередно всеми колесами в самые что ни на есть настоящие, подлинные «миргородские» лужи, Боголюбов объехал двухэтажные торговые ряды – облупившиеся колонны подпирали римский портик, меж колонн бабки в платках продавали семечки, резиновые сапоги, камуфляжные штаны и дымковскую игрушку, носились на велосипедах дети и лежали, свернувшись, ничейные собаки – и покатил по указателю с гордой надписью «Центр». Красная площадь – это, должно быть, самый центр, а как же иначе!.. Дом номер один он увидел сразу – на зеленоватом от времени и плесени жидком штакетнике выделялась новехонькая ядовито-синяя табличка с белой единицей. За штакетником был садик, бедный, весенний, серый, а за садиком угадывался домик. Боголюбов притормозил возле покосившихся ворот и посмотрел в лобовое стекло. …Ну что же! Начнем?.. Он вышел из машины, сильно хлопнул дверью. Звук резко прозвучал в сонной тишине Красной площади. По древней брусчатке семенили грязные голуби, равнодушно клевали крошки и от резкого звука лениво побежали в разные стороны, но не разлетелись. На той стороне возвышалась старинная церковь с колокольней, серое здание с флагом и памятник Ленину – вождь указывал на что-то рукой. Боголюбов оглянулся посмотреть, на

Наша хитрость в рогоже да при глупой роже, а ничего тоже…