– Вчера вечером, когда я шла с работы, меня остановили два каких-то типа. Сначала я думала, что они собираются меня ограбить. А у меня денег-то – сорок рублей… Потом… Один держал мне руки, а второй достал нож и сказал, чтобы я никуда не ходила и ни с кем не говорила. А то будет хуже. – Голос у Маши был безжизненный и как будто чужой. Александра коротко и глубоко вздохнула, не отводя глаз от ее лица. – Они разрезали на мне пальто. На такие длинные узкие полосы. Я могу показать. И сказали, что в следующий раз так же изрежут меня. И ушли.
Наверное, меняется погода, подумала Александра. Слышно, как ветер бьется о старые рамы.
– И что это значит? – пытаясь скрыть беспокойство, сердито спросила Лада. – Куда ты не должна ходить? В аптеку свою? Или в бассейн, где ты фигуру улучшаешь?
– Я не знаю, – прошелестела Маша. – Но я всю ночь не спала и на работу сегодня не ходила…
– В милицию звонила? – спросила Александра.
Маша кивнула.
– Что они сказали?
Маша пожала плечами.
– Ну, Маня! – потребовала Александра, тоже начиная сердиться. – Ну что?
– Я знаю – что, – неожиданно подал голос Филипп, и все трое в недоумении уставились на него. Он как-то совсем выпал из их поля зрения. – Они сказали: «Мимо рыла». Или в данном случае уместнее: «Не канает»? Я правильно употребляю неформальную лексику?
Лада захохотала, Александра хихикнула, и даже Маша улыбнулась.
– Почти, – сказала она. – Почти…
– В общем, на работу ты не ходила, свет не зажигала, сидела и тряслась, а позвонила почему-то только в одиннадцать, – резюмировала Лада. – Ясненько…
– Я хочу, чтобы вы остались у меня ночевать, – строго и серьезно сказала Маша. – Я боюсь. Филипп, вы сможете вернуться домой один?
Филипп пожал плечами, вид у него стал недовольный.
– Давайте мы лучше заберем вас к себе, – предложил он, подумав. – Всем будет спокойнее, и ваша подруга сможет вернуться домой, к… Васятке.
– Из дому я никуда не поеду, – твердо сказала Маша. – Простите, Филипп. Считайте, что мы все трое сумасшедшие. И одна оставаться я тоже не могу…
Александра смотрела на Филиппа, не отрываясь, и Лада тоже уставилась на него круглыми немигающими глазищами, как будто именно он принимал решение, как будто от него что-то зависело.
«Ничего от него не зависит, – сказала себе Александра. – Он совершенно чужой для нас человек. Даже странно, что он меня подвез. Андрюха бы ни за что ночью никуда не поехал, особенно к Мане…»
– Я совершенно уверена, что приступом нас брать никто не будет, – уже нетерпеливо добавила Маша. – Просто у меня… стресс. Я не могу сидеть одна. Вы меня понимаете, Филипп?
– Пытаюсь, – вежливо отозвался Филипп. – Алекс, я оставлю тебе мобильный. Если вдруг что-то произойдет, даже самое безобидное – пробки вылетят или телефон отключат, – немедленно звони в эту свою милицию и мне. Ты умеешь им пользоваться?
– Я умею, – заявила Ладка и подошла поближе, блестя глазами. – Где он, ваш мобильный?
Филипп вынул из кармана нагревшуюся трубку и положил на стол.
– Вы не оставляете мне выбора, дамы, – сказал он и скорчил смешную гримасу. – Придется уехать, хотя – бог свидетель! – лучше бы я остался.
Александра смотрела на него во все глаза.
– Я утром приеду, – робко сказала она. – До работы.
– Я тебя дождусь, – пообещал Филипп. – Пока, Алекс!
– Алекс? – пробормотала Маша.
– До свидания, Филипп, – громко сказала Лада. – Наконец-то мы с вами познакомились. Я даже рада, что все не так плохо, как мы предполагали.
– Ладка! – выкрикнула Александра.
– Все гораздо лучше, чем вы предполагали, – заверил ее Филипп. – Могу еще добавить, что все гораздо лучше, чем предполагал я сам. До свидания, дамы. Не забудьте запереть на засов городские ворота.
Он шагнул к Александре и быстро поцеловал ее в губы, обдав запахом дорогого одеколона, кофе и сигарет.
Александра как сидела, так и осталась сидеть. Вид у нее был слегка ошалелый.
– Что это значит? – спросила вернувшаяся из прихожей Маша. – Он всегда такой?
– Он первый раз в жизни такой, – пробормотала Александра.
– Санька, ты просто больная, он же классный! – завопила Лада. – Кажется, на этот раз мы не промахнулись. Как это ни странно.
– Что ты несешь? – перебила ее Александра. – Слушать тошно.
– Я даже готова ему простить, что он называет тебя Алекс, – торжественно объявила Лада. – Мань, а теперь садись и говори, в чем дело. Зачем ты его выставила?
– Девочки, – сказала Маша, – вчера какие-то бандиты изрезали мне пальто и велели никуда не ходить. А сегодня утром в почтовом ящике я нашла письмо.
– Господи Иисусе, какое еще письмо? – испуганно спросила Александра. – От кого?
– От Вешнепольского, – сказала Маша. – Сейчас я вам его покажу.
Это было даже не письмо, а коротенькая записочка, нацарапанная на мятом, в желтых разводах листочке из школьной тетради в клетку. Листок был свернут военным треугольником.
«Маня! – было написано на его внутренней стороне. Александра читала, держа листок близко к слабому свету торшера, а в ухо ей сопела Лада. – Я жив и скоро выберусь. В моем кармане, где беспорядок – ты еще постоянно меня за него ругала, – возьми желтый японский пакет и отправь по адресу. Будь осторожна. Я очень тебя люблю. Иван».
– Что это значит? – потребовала объяснений Лада. – Это его почерк? Ты точно знаешь?
Маша кивнула. Александра перечитывала записочку, шевеля губами от усердия.
– Господи, он жив! – сказала она, поднимая глаза. – Мань, он жив!
Она даже взмокла от волнения.
– Как она к тебе попала, эта записка? – спросила Лада, забирая у Александры листок.
– Я пошла с ведром к мусоропроводу, – монотонно начала Маша. – Пошла потому, что услышала, как соседи вышли с собакой. Я целый день носа высунуть не смела, а тут услышала их и пошла. Пока я там ковырялась с мусоропроводом, какой-то мужик мимо прошел, я не обратила внимания. Марат прыгал как ненормальный. Марат – это соседская собака. Я к своей двери подхожу, а в ящике что-то лежит. Вот… записка…
– Ты точно помнишь, что, когда ты выходила, записки не было?
– Точно, Лад, – устало сказала Маша. – Конечно, точно. Да и какое это имеет значение? Я вытащила письмо, поняла, что оно от Вани, но искать того мужика не побежала, хотя он только что прошел вверх, следовательно, был еще в подъезде. Я перепугалась… И перепугалась еще больше, когда прочитала это письмо…
– А те, вчерашние… они, выходит, знали, что ты его получишь или уже получила… – пробормотала потрясенная Александра. – И предупреждали…
Лада деловито изучала тетрадный листок. Зачем-то она его понюхала и даже попробовала на зуб.
– Мань, у тебя есть еще какие-нибудь записки Вешнепольского? – спросила она, выплюнув катышек бумаги.
– Есть, – сказала Маша. – Он здесь сто раз какие-то тексты писал.
– Неси! – приказала Лада. – И какую-нибудь лупу или очки.
– Какую тебе еще лупу! – возмутилась Маша. – Тоже нашлась мисс Марпл. Я тебе говорю без всякой лупы – это Ваня писал. И мы должны решить, что делать дальше.
– Вот сейчас возьмем лупу и решим, – безапелляционно заявила Лада.
Александра прекрасно ее понимала.
Им было очень страшно. И еще страшнее оттого, что предстояло принять решение, от которого, возможно, зависела жизнь Ивана Вешнепольского, знаменитого журналиста, лучшего друга Александры Потаповой и возлюбленного Маши Вершининой.
Совершенно неожиданно для себя они попали в эпицентр каких-то непонятных и опасных событий, и теперь нужно было смотреть во все стороны, остерегаясь нападения, ждать подвоха, принимать ответственные решения, соблюдать конспирацию и ни в коем случае не ошибиться. Колоссальная ответственность! И не на кого ее переложить, не с кем ее разделить. Не было рядом с ними сильных и храбрых мужчин, говорящих низкими голосами: «Я все улажу!» Уладить все предстояло им самим. Вот только непонятно, как именно можно хоть что-нибудь уладить…
Поэтому Ладка разглядывала записку и собиралась сличать почерки, Александра все повторяла про себя: слава богу, что он жив, а Маша ходила по комнате с сухим иезуитским блеском в глазах и, кажется, понимала далеко не все, что ей говорили.
Пока Ладка подковыривала столовым ножом край старой складной лупы, которая никак не хотела открываться, Александра снова взяла записку в руки.
– Маш, а что это за карман? – спросила она, оглядываясь на подругу. – Вот тут написано: «…в моем кармане, где беспорядок – ты меня еще постоянно за него ругала…»
– Понятия не имею, – ответила Маша и опять принялась ходить из угла в угол. Отросшие волосы мешали ей, и она нетерпеливо заправляла их за уши. – Честное слово, Сань. Я целый день над этим думаю, ничего понять не могу. Что за карман? Что за пакет? Что за адрес?
– Мань, свари кофе, – приказала Лада, справившаяся наконец с лупой. – Сань, давай письмо. Ну-с, приступим!
Кофе сварился как раз к тому моменту, как Лада со стуком сложила лупу и сказала задумчиво:
– Пациент скорее жив, чем мертв. Вроде его почерк. А может, и не его…
– Не помогла лупа? – язвительно осведомилась Маша.
– Черт разберет эту лупу, – сказала Лада. – Вроде бы все похоже…
– …и не похоже… – докончила за нее Маша жалобным голосом и водрузила в центр стола сахарницу. Шел первый час ночи.
– Кстати, ты зря иронизируешь, Мань, – сказала Лада, наливая всем кофе. – Если это подложная записка, то, даже если мы найдем этот пакет и куда-то его отправим, это будет означать, что мы действуем на руку врагу, только и всего.
– Ага, а вчерашние бандиты? Зачем они меня пугали, если это подложная записка? – выпалила Маша – очевидно, она давно уже над этим раздумывала. – Пугать меня есть резон только в том случае, если записка настоящая и пакет существует, и они боятся, что я его куда-нибудь отнесу.
– А может, они тебя для того и пугали, чтобы ты так подумала, – высказала предположение Лада. – Чтобы ты решила, что записка подлинная, нашла бы этот пакет и собственными руками навредила Вешнепольскому. Есть и другой вариант: ты находишь пакет, а они его у тебя отнимают. На улице. Им даже искать не придется, ты им его сама принесешь.
– Следующего раза я не переживу, – мрачно сказала Маша.
– Интересно, что там может быть, в этом пакете? Документы? Деньги? – не унималась Лада.
– Много денег в карман не положишь, – заметила Маша, продолжая ходить по комнате. – Документы, впрочем, тоже…
– Сядь, Мань, – попросила Александра. – Не мельтеши.
Маша боком присела к столу, зажав коленями худые безвольные руки.
– Значит, будем исходить из того, что записка настоящая, – задумчиво проговорила Лада. – Хотя до конца я в этом не уверена.
– Не уверена! – возмутилась Маша. – Может, тебе еще одну лупу принести?
– Давайте думать, девочки, – прекратила их спор Александра. – Мы должны найти пакет и кому-то его передать, а мы даже не знаем, где он может быть и как он выглядит. И не знаем, сколько у нас времени. Может, его уже совсем нет.
Они в молчании попили кофе. Грязный тетрадный листок лежал перед ними на столе.
– Ну, адрес или имя, очевидно, есть в пакете. Найдем пакет – узнаем, кому он адресован, – сказала Лада. – Но что это за карман? Где всегда беспорядок?
– Я не знаю! – в отчаянии воскликнула Маша. – Даже предположить не могу!
– У тебя есть его вещи? – спросила Александра.
– Да нет почти. Куртка и два свитера. Первым делом я посмотрела в карманах куртки. Там ничего нет. В свитерах нет карманов, но я и свитеры перетряхнула… – Маша чуть не плакала. – Это все совсем не то. Про что-то другое он пишет…
– Давай еще раз посмотрим, – предложила деятельная Лада. – Вдруг ты проглядела?
С видом праведника, по несправедливости обреченного на вечные муки в аду, Маша потащилась в другую комнату. Лада пошла за ней, а Александра снова стала читать записку.
– Мань! – крикнула она. – А за какой беспорядок ты его ругала?
– Не знаю, – отозвалась Маша, появляясь на пороге. – Ни за какой. Я вообще его никогда не ругала. Я его люблю…
– Это мы знаем, – пробормотала Александра. – А почему пакет японский? Что за японский пакет?
– И про пакет не знаю, – повторила Маша с выражением глубокого отчаяния. – Он мне доверился, попросил помочь, а я даже не могу взять в толк, о чем он пишет…
И она заплакала.
Александра не утешала ее, прекрасно понимая, что утешить ее нечем. Нужно постараться понять, о чем идет речь в записке, и тогда прояснится хоть что-то.
Пришла из соседней комнаты Лада и сказала невесело:
– Ничего. Ни в карманах, ни за подкладкой, ни даже в свитерах. Ни-че-го.
– Что же это за японский пакет? – бормотала Александра. – Может, от фотографий? Мань, ты не помнишь никаких пакетов от фотографий? Они вроде бывают японские…
– Нет у меня никаких японских фотографий, – всхлипывая, с трудом выговорила Маша. – И своих фотографий он мне не показывал. Я видела только ту, что висит у него в кабинете, где он с папой римским. Когда мы только познакомились, он приносил мне ее, хотел похвастаться. Я тогда решила, что он больной… – И Маша засмеялась сквозь слезы.
– А в квартире у него ты была? – сердито спросила Лада. Она всегда сердилась, когда чего-то не понимала или переживала слишком сильно…
– У него дом за городом, а не квартира, – сказала Маша. – Была, конечно. У меня даже ключи есть, хотя я никогда туда без него не ездила.
– Беспорядок… – пробормотала Александра. – Беспорядок… Кавардак, хаос, свалка, помойка, месиво, бардак…
– Ты чего, Сань? – с тревогой спросила Маша. – Ты о чем?
– Не мешай, – приказала Александра и даже глаза закрыла. – Я пытаюсь придумать, чем можно заменить слово «беспорядок». Что-то такое, мне кажется…
– Что? – шепотом спросила Лада.
– Сейчас, еще раз… Беспорядок, бардак, свалка, помойка, куча, мусор… Ах черт! – Она легла щекой на прохладную поверхность стола. Прямо перед ее носом было Ванькино письмо и пепельница с дымящейся сигаретой.
Что-то ускользало от нее, что-то такое, о чем она уже догадалась, но только никак не могла ухватить это, осознать… Нечто подобное с ней уже было. Совсем недавно в каком-то важном разговоре она точно так же пыталась выловить что-то очень существенное – то ли слово, то ли фразу, царапнувшую сознание, – и ничего у нее не получилось.
А сейчас?
Девицы сидели по обе стороны от нее, не смея дохнуть.
– Беспорядок, – снова забормотала она. – Грязь, мусор, помойка, свалка, бардак… Ах черт!..
Внезапно что-то прояснилось у нее в голове, будто расступился туман и горная вершина, только что казавшаяся неопределенным, расплывчатым пятном, обозначилась отчетливо и ясно.
Александра открыла глаза и выпрямилась.
– Что? – шепотом спросила Лада. – Что ты придумала?
– Бардачок, – торжественно и скромно, с осознанием собственной победы произнесла Александра. – Бардачок в машине. Мань, вспомни, был у вас разговор про бардачок?
– Бардачок?.. – растерянно переспросила Маша. – Кажется, был когда-то… И вроде действительно я ругалась, потому что он сунул туда ключи от дома и потом никак не мог найти. Мы выгребли оттуда всю помойку, и на самом дне оказались ключи…
– Вот! – заорала Александра. – Вот оно! Пакет в машине, в бардачке! Понимаете, тупицы?! Где его машина?
– Саня, ты гениальнейшая из женщин! – одобрительно завопила Лада. – Настоящий мастер работы со словом. Где его машина, Мань?
– В гараже, на даче, – сказала Маша. Происходящее она воспринимала с некоторым опозданием и недоверием.
– Ключи есть?
– Есть, кажется. – Маша оглянулась по сторонам, как бы в поисках ключей. – Они все на одной связке… Там и от гаража, наверное…
– Вот кто истинная мисс Марпл! – вновь провозгласила импульсивная Лада, но Александра, окрыленная своей победой, на грубую лесть не поддалась.
– Маш, а у него одна машина? – спросила она, подумав.
– У него «десятка», не очень новая, и «Тойота», недавно купленная. Джип. Он все мечтал, что купит джип и поедет со мной в какую-то псковскую деревню карасей ловить и в бане париться…
– Только не рыдай, – предупредила Лада.
– Вот тебе и японский пакет, – заключила Александра. – То, что мы ищем, в бардачке, в «Тойоте». Если я не ошибаюсь, «Тойота» – это японская машина?
– Господи, как здесь пусто, – пробормотала Лада, сворачивая на проселок. Ее очаровательная ярко-красная «Хонда», очень похожая на нее саму, обиженно ревела, преодолевая раскисшую от вчерашнего снега дорогу. Кое-где стояли уже застывшие глубокие лужи, от которых капризная красавица «Хонда» шарахалась в испуге.
– Ваня говорит, асфальт на следующий год положат, – с заднего сиденья подала голос Маша. – Только он не хочет. Говорит, понаедут толпы «новых русских», будут по поселку носиться как полоумные…
– Это уж точно, – подтвердила Лада. – У Васятки на Рублевке знаете что творится? Просто конец света, а не зона отдыха.
Они старательно пытались болтать всю дорогу от Москвы до Ильинки, но у них это не очень получалось.
– Далеко еще, Мань? – спросила Лада, переваливаясь через очередную лужу.
– Нет, почти приехали, – глядя в окно, сказала Маша. – Вот сейчас направо и все время прямо. С правой стороны высоченный желтый забор.
– Жалко, что вчерашний снег растаял, – прокашлявшись, сказала Александра. Она сидела на переднем сиденье, стискивая на коленях рюкзачок, с которым никак не хотела расстаться.
– Почему? – спросила Маша.
– А помнишь, в фильме «Место встречи изменить нельзя»? Они там по снегу проверяли, подъезжал кто к булочной или нет…
– Заткнись, дура, – велела Лада. – Здесь тебе не «Место встречи…».
– Тормози, Ладка, приехали, – спохватилась Маша. – Вот он, желтый забор. А вон дом за забором. – Они смотрели на дом из машины, и выходить им не хотелось. – А вон с правой стороны гаражи с железными воротами.
– Они автоматически открываются? – спросила Лада и решительно отстегнула ремень.
– Пульт, конечно, есть, – подтвердила Маша, – но я не знаю, где он. Придется в дверь заходить, с участка.
Они немного помолчали.
Ночью все это казалось интересным приключением. И было не так страшно. Окрыленные победой над Ваниной запиской, они, конечно же, решили, что утром поедут на дачу, заберут из машины этот проклятый пакет, и дело с концом. А там – судьба покажет.
Александра позвонила Филиппу и тонким голосом соврала, что должна срочно ехать в «Останкино». Неискушенный в ее вранье, Филипп сразу же поверил и сказал, что тогда он не будет ее ждать и они увидятся вечером.
– А как же ты без телефона? – робко спросила она.
– Обойдусь, – сказал он равнодушно. – Только отключи его, чтобы не вводить никого в заблуждение.
Почему-то Александру это обидело, как если бы, уезжая на курорт, он оставил дома обручальное кольцо. Конечно, глупо обижаться на Филиппа, ночью притащившегося с ней к Мане и добросовестно поверившего в ее ложь о работе. Да и кроме того, он же… он же чужой человек. Потому на него нельзя обижаться.
– Мань, а нам обязательно отсюда заходить? – осторожно спросила Лада. – Нет калиточки поменьше?
– Есть, – объяснила Маша. – С той стороны дома. Правда, оттуда в гараж не заедешь. Но мы вроде и не собираемся заезжать, верно?
Да, ночью им все представлялось совсем по-иному. Не так, как сейчас. Открывшаяся их взору картина казалась таинственной и даже зловещей.
Пустынная поселковая улица. Ни звука.
О проекте
О подписке