Все события, названия и фамилии вымышлены автором.

Местный бомж, с прозаическим именем Витёк, промышлял сбором ржавых железок, в виде недотлевших с перестроечных времен косилок, сеялок, борон, имевших в свое время чисто сельскохозяйственное предназначение.

С тех пор, как они были безхозно брошены у плотины местного пруда, из последнего, во время половодий, утекло немало воды.

Пруд обмелел, зарос камышом, да и водой-то наполнялся лишь во время таяния снега.

Стоит ли говорить о старом пруде, если, пусть и небольшие, но имеющие названия, речки, превратились в заросшие, тем же вездесущим камышом, сухие русла с воткнутыми в них палками с табличками названий типа: "р. Касарочка" или "р. Большая Гусынка", "р. Большая Чапурина", «р. Купава».

Ностальгические воспоминания: помним о вас, пересохшие реки нашего детства, помочь правда ничем не можем! Не обессудьте!

Названия старых прудов никто не помнит, потому табличек извинений не ставят.

Правда, старожилы тех мест до сих пор зовут этот пруд «Барским», передавая из поколения в поколение, предания о том, что некогда, жил здесь барин-землевладелец. Как память о себе, он оставил этот пруд да парк вокруг него.

Оставленные сельхозорудия, вернее запчасти от них, постепенно затягивались тиной из пруда. Около плотины давно было очень мелко. Вода некоторое время там стояла по весне, образуя небольшую грязно-черноземную, лужу, обогащенную, по всей видимости, некоими минералами.

Высыхая, лужа покрывалась белесой коркой, рассыпавшейся в сильную жару бледно-серой пылью. Но сама лужа никогда не засыхала совсем. Она подсыхала сверху, дальше же оставалась полужидкая трясина.

По всей видимости, местные подземные воды изобиловали избытком натрия и железа.

Если копали колодец, то из него никто не пил, даже козы и коровы воротили нос; до того была солона вода.

Еще в советские времена за деревней пробили скважину, нашли пресную воду и качали ее до сих пор, снабжая питьевой водой всех селян.

***

Витёк копался в трясине, вспотев от непривычных для него усилий.

Был он худ и изможден от постоянного недоедания по причине постоянного перепоя.

Витёк давно не держал в руках ничего, тяжелее пластикового стакана, в лучшем случае: пил из чайной чашки.

Тело его сотрясалось по причине непохмелья. По этой же причине лопата казалась ему неподьемным древним кайлом. Витёк подбадривал себя громким матом.

Почему бы и нет?

Кто мог его слышать в глухом углу парка?

От бодрящих слов лопата так и рвалась на свершение подвигов. Яма на глазах становилась глубже. Вместе с глубиной в ней появилась жижа, видимо, где-то рядом находился подземный родник.

Витёк стал выгребать месиво подвернувшийся консервной банкой.

Яма осушалась медленно. Притом, стенки ее начали оползать.

Витёк, исчерпав словарный запас непечатаемых в словарях слов, смачно плюнул в яму и приостановил бесполезные действия. Он сел на край, опустив нижние конечности в жижу, чтобы предаться отчаянию.

Язык его, машинально, выдавал повтор закончившихся ругательств.

Со стенки ямы, прямо под его ногами, сошел очередной оползень.

Витёк лишь пошевелил правой ногой, освобождая ее от грязи. Левой ногой он почувствовал прикосновение. Не жидкой холодной грязи, но и не теплой ладони.

Бомж почему-то сразу определил предмет прикосновения, как ладонь. Интуиция у него была сильно развита в процессе нелегких жизненных обстоятельств. Витёк мог "на глаз" определить, есть ли деньги у напрашивающегося вместе выпить, или придется отдавать последние, трудно приобретенные сотни и полусотни.

Витёк вскочил и отпрыгнул от ямы.

Интуиция не подвела; зря он так громко матерился, в надежде одиночества.

Из стенки ямы торчала распростертая ладонь. Темная от грязи, но вполне осязаемо-ощущаемая, а главное: освещаемая ночным небесным светилом.

Бомж не стал рассматривать ее. Он бросил банку, дико заорал и помчался наверх, к дороге. Быстро преодолев подъём, Витёк мчался дальше, не забывая оглашать темноту истошными воплями. Деревенские жители давно мирно спали, не ожидая неприятностей.

В деревне каждый житель на виду, а значит все «фулюганы», как любила выражаться древняя бабка Ефимовна, посчитаны, и жители знают, чего от них ожидать.

Например, когда по улице идет пьяный Петька Кульков, посылают поперед него гонца к жене его Надьке, чтобы отбыла из дома в неизвестном направлении, иначе быть грандиозному скандалу. Заботятся жители о спокойствии друг друга. Петьку, опять же, жалеют.

У Надьки, у нее характер «фулюганский». Наутро жалеть будет. А вечером сдержать себя не может: при виде пьяного мужа чешутся у нее ладони. Таких «пи-лей» надает суженому, он потом на улицу до ветру стесняется выйти.

Главное: предупреждает ее участковый об ответственности за последствия, проводит разъяснительную работу.

Но, что поделать, если она «фулюганка»?

Или вот, завидев на улице Ваську-хапугу, бабы тащат в дом всё, что на виду лежит. Будь то белье на веревке или вилы, грабли на огороде.

Знают, что Васька – «фулюган», унесет все, что глаз его заметит.

Хулиган Витёк помчался вправо от плотины к ближайшим домам.

Нет жил он вовсе не в той стороне. Просто, беги он влево, пришлось бы пробежать через всю плотину.

Витёк быстро добежал до дома бабки Ефимовны, с которой состоял в подобии дружеских отношений. Он иногда приносил бабке хлеб из магазина, иногда одалживал у неё денег.

Ефимовна, если была в хорошем расположении духа, что случалось не каждый день, кормила Витька незатейливыми щами, да заводила разговоры о «житье-бытье» или темы о мировой политике. Такая вот разносторонне соображающая была старушка.

Нынче Ефимовне не спалось. Она услышала крики и, кряхтя поднявшись с кровати, выглянула в окно.

Витёк забарабанил в дверь.

– Открой, Ефимовна! – орал он.

Старушка неспешно разглядывала в окно, как Витёк мечется по палисаднику. Наконец, она сжалилась.

– Чаво тебе, фулюган? – громко отозвалась через стекло Ефимовна.

Витёк подбежал к окну. Ефимовна увидела, как сотрясается его тело.

«Не опохмелился», – решила она, – «канючить будет на пол-литру».

Ефимовна приготовилась выслушать, и не один раз, привычно-слезную просьбу бомжа. Контр-доводы копились на кончике ее языка.

– Ефимовна! – непривычно громко орал Витёк. – Звони участковому!

– Ошалел ты, поди? – изумленно откликнулась бабулька, пораженная его словами. – Чтобы пьяница звал полицию! Очумел, не иначе.

Витёк не разобрал ее слов через стекло и заорал громче:

– Тетеря бестолковая, курица глухая! Дверь открой, хотя бы! Сам позвоню!

– Ишь, ты, – отлично все услышала бабка, – так я тебе и дала свой телефон; ищи потом ветра в поле.

Ефимовна, неспешно, пошла открывать двери.

Витька она не боялась, считая его безвредным «фулюганом». Тот ввалился на порог весь грязный, провонявший запахом застоявшейся протухшей воды и неистребимого перегара.

– Фу, – отпрянула Ефимовна, – как черт из болота!

– Там, – бомж показывал в сторону пруда, – там – труп, привидение!

– О-о-о-о, – скосоротилась бабка, – допился, милок! Я-то думала: ты в каталажку хочешь. А тебе надоть в психушку.

Ефимовна отодвинулась от возбужденного Витька; мало ли, может спятил в самом деле.

Бомж увидел на столе бабкин мобильник. Он схватил телефон и стал искать номер участкового.

– Чермашенцев!? – заорал Витёк, когда ему ответили.

– Чего надо? Кто это? – недовольно сонным голосом отозвался участковый на другом конце.

– Труп обнаружился, – несколько спокойнее сообщил Витёк.

Участковый, лежа в постели, поморщился и резко отвел от уха трубку. Он узнал голос бомжа и подсознательно ощутил запах исходящий от того. Усмехнувшись, он опять приблизил трубку к уху.

Витёк, заподозрив, что его не слушают, опять громко орал:

– Спать рано ложишься, говорю!

– Сбавь децибелы, – заорал участковый в ответ, – я отлично слышу.

– А, – мгновенно успокоился Витёк, – там, под плотиной, где я копал, рука вылезла.

– Привиделось тебе, – не поверил Чермашенцев, – я отсюда чувствую, как перегаром несет.

– Дак, не без того, – оскорбился Витёк, – но ум-то у меня – ясный!

– Сомневаюсь, – было слышно, как участковый зевнул.

Витёк понял, что старания его напрасны. Не пойдет участковый среди ночи рассматривать что-то, привидевшееся бомжу в грязи.

– Ну и спи, – пробурчал он и нажал на кнопку отбоя.

– До завтра, – отозвался на короткие гудки Чермашенцев и быстро захрапел.

Наутро он стоял под плотиной, у разрытой ямы. Края ее обвалились еще больше, обнажив неприглядное зрелище.

Среди грязи лежал труп, не до конца разложившийся. По виду достаточно сохранившийся, в виде полуистлевшей мумии. Можно было предположить мужской пол «мумии».

Участковый почесал затылок. Он не помнил, чтобы в ближайшие прошлые годы, пока он здесь работал, пропадали люди. Все на виду друг у друга.

Деревня не такая уж большая.

В его ведении было пять таких деревень, где участковый знал даже клички дворовых собак, не говоря о жителях.

Как говорится: «в деревне стоит о чем-то подумать, а соседи уже знают твои мысли и ответы на них готовят».

Сейчас мысли в голове Чермашенцева пребывали в недоумении, что отражалось на его лице. Каждый мог догадаться, что участковый несколько растерян и озабочен. Ведь он так старается навести на вверенной ему территории абсолютный порядок. Мотается по деревням на старых «Жигулях», разъяснительную работу ведет.

Уважает его жители, прислушиваются.

К яме стал подтягиваться любопытствующий народ.

Подошли Витёк с бабкой Ефимовной, несколько стариков, старушек. Подтянулись и другие жители. Деревня знала о ночной находке. Всем было интересно, кого откопал Витёк?

– Так это Витёк его пристукнул? – заинтересовался подошедший Володька Синицын.

На него зашикали: типун тебе! Только того не хватало.

– Да я чего? – отмахивался Володька. – За что купил, за то и продаю. Мне Ванька сказал.

– А ему Манька, – поморщившись, подытожил Чермашенцев, – понеслись сплетни, теперь не остановить. Напридумывает народ, столько, что до истины не докопаешься.

Он стал звонить в район.

– Пусть присылают специалистов!

– Какой еще труп? – не поверил начальник РОВД. – На кой хрен ты его раскопал? Раскрывать сам будешь. Тут не успеваешь с текучкой справляться, а ты мумию раскопал!

– Товарищ полковник, – протянул Чермашенцев, – да это же чисто деревенское убийство, свои похоже пристукнули, по пьянке. Быстро найдем преступников.

– Деревенское! – не унимался начальник, – труп-то с запашком! Кто в архиве копаться будет?

– Расстроил ты меня, – успокоившись, подытожил начальник. – Пришлю Макарова, пусть «копает до корней».

«Любимая присказка начальника», – поморщился Чермашенцев. – «Чуть что:

««копай до корней, пока не вспотеешь»». «Добрый мужик: заботится, чтобы подчиненные штаны в кабинетах не просиживали».

– Чем смогу – помогу, – пообещал Чермашенцев.

Следователь Макаров, молодой, веселый парень, выслушал начальника, почесал затылок и спросил:

– Разрешите приступить?

– Приступай, – безнадежно махнул рукой начальник.

У огороженной ямы опять топтался народ.

Казалось, жители совсем не расходились.

Прибывшую опер-группу встретили любопытствующими взглядами и расступились под окрики участкового. Народ пристально наблюдал приехавших, оценивая каждый их шаг, каждое движение, словно от этого зависело: раскроют преступление или нет.

– Да не найдут они преступника! – утверждал Костя Савельев. – Труп почти сгнил. Тогда не нашли, а уж теперь…

– Может он и не местный вовсе, – поддакнула Анька Спирина.

– Ага, подбросили со стороны, – подсказал Колька Зеленин, – из другой деревни.

– Ой! – поразилась догадкой Анька, – Вдруг из города привезли, да и оставили тут?

– Дура! – осадил ее Колька. – «Из города привезли!» Там негде было прикопать, болота не нашлось подходящего? А пруд наш – то, что надо?

– Зря ты так, – не обиделась Анька. – Кто в нашей глуши искать будет? Вот и подбросили.

– Тьфу, – обозлился Колька. – Сидела бы дома, если не смыслишь ничего в криминалистике.

– Ты много смыслишь, – обиделась, на сей раз Анька.

– Во! Фотографируют, – комментировал действия криминалиста Костя. – Только и умеют. Человек сколько лет лежал в луже, никому и дела нет.

– Расходитесь! – наконец не выдержал участковый, – работать мешаете.

Послушавшись его, люди стали выползать из под высокой насыпи плотины. Все интересное посмотрели, теперь надо ждать дальнейших новостей.

Яму тщательно обследовали, описали и сфотографировали. Заставили Витька покопатья в ее недрах… Найти ничего не удалось.

Неудачное Витёк выбрал место.

Железа не обнаружил, а мороки местной полиции ненароком подкинул.

***

Макаров читал заключение криминалиста.

«…мужского пола. Рост 186… Удар нанесен сзади, в левую затылочную долю черепа, предположительно тупым предметом, о чем свидетельствуют раздробленные кости основания черепа. Нахождение трупа в постоянных грязе-минерализированных условиях, дает возможность датировать смерть приблизительно: 30–35 лет назад.»

«Не густо», – почесал собственный затылок Макаров, – «какой же год тогда был? Ага, прошло 15 лет нового века. Значит 1980-85 год прошлого века.»

«Проще простого», – решил он, – «расспросить население: не пропадал ли кто в деревне в те годы? Старожилы обязательно припомнят, не так часто люди в деревне пропадают. Архивы опять же поднять надо.»

Макаров настроился на раскрытие преступления в самые оптимистические сроки. Он аккуратно подшил в папочку заключение криминалиста, описание ямы, фотографии и положил документы в дальний угол сейфа. Без того полно мелких и крупных происшествий, которые требуют неотложного внимания. Тем более, Чермашенцев обещался помочь.

Участковый сидел в кабинете и раскладывал принесенные из архива папки. Он заглянул в очередную из них.

Изнасилование.

Надо же: в деревне изнасилование…, – он перевернул страницу.

Вот это да! Изнасилование да еще двойное.

…Отец принуждал к сожительству двух несовершеннолетних дочерей. Причем продолжалось это более двух лет…

Чермашенцев прочитал фамилию преступника.

«Может его пристукнули местные?» – подумал участковый.

Он пролистал страницы.

Нет, преступник отбывал срок и вероятно давно уже на свободе, если не пристукнули в колонии.

Следующее дело было еще ужаснее.

Сосед зарезал соседа. Это было чисто деревенское убийство.

…Два соседа пили, сидя на крышке погреба. Заспорили. Один, отстаивая истину, воткнул в шею другого нож и положил остывающее тело на крышку, чтобы кровь стекала. В деревне так свиней режут. Сам пошел и признался в преступлении…

«Вот тебе и мирная деревенька,» – ужаснулся Чермашенцев. – «Стоит ли удивляться обнаруженному трупу?»

Он отодвинул папки. Вряд ли здесь обнаружится что-нибудь интересное.

Оставалось еще три не просмотренных дела.

Следующая папка, которую открыл Чермашенцев, оказалась той, которую он искал.

В протоколе осмотра он прочел, что

…в посёлке М-ный, летом 1983 г. в парке на тропинке, недалеко от плотины был обнаружен труп. Обнаружен местным жителем Скабелиным. Как заявил житель, он увидел мужчину, лежащего, уткнувшись лицом вниз. На затылке было много крови, поэтому он не стал трогать мужчину, предположив, что тот мертв. Скабелин заявил, что он испугался и побежал за подмогой. Пока житель добежал до конторы, где находился кабинет участкового, пока тот прибыл на место преступления, труп исчез. Поиски в парке и его окрестностях привели к нулевым результатам. Не было обнаружено рядом никакого орудия убийства. Скабелин не мог припомнить, видел ли рядом с телом какой-нибудь топор или нож, в крайнем случае, лопату.

– Может, валялись там сучки какие, – недоуменно припоминал он, – Ну так в парке никто не убирает, они так и гниют там.

Как следовало из протокола, рядом обнаружились некоторые сухие палки, но они не годились в качестве орудий убийства. Были слишком легковесными.

Позже в милицию поступило заявление от гражданки Воробей, об исчезновении ее мужа. Она рассказала, что муж никуда не уезжал. Должен был прийти домой на обед. Но она ждала его напрасно. Сначала подумала, что запил. Наступившим вечером он не появился дома.

Как следовало из дела, муж ее так и не был найден…

«Ага!» – решил участковый, – «Труп можно считать не безымянным. Исходя из этого, можно распутать преступление. Вдруг дорогу кому перешел? Тот же Скабелин, обнаруживший тело, может и пристукнул?»

«Нет,» – тут же обуздал Чермашенцев свою фантазию, – «ведь пока он бегал, труп исчез.»

«А почему нет?» – опять подумал участковый. – «Спрятал куда-то, потом побежал заявлять. Видимо не заинтересовались им, а если заинтересовались, то не нашлось доказательств вины. Впрочем, копать надо глубже, как говорит начальство.»

«Интересно, куда исчез дрын, которым угостили убитого?» – думал он, – «Ну а чем еще могли убить в парке? Не носил же преступник с собой пудовую гирю? Вряд ли в деревне кто-то занимался в те годы тяжелой атлетикой или культуризмом. Тем более поджидал с гирей жертву в парке или запасливо носил в кошёлке молоток, чтобы ненароком угостить Воробья.»

«Нет,» – размышлял Чермашенцев, – «убийство произошло спонтанно. Дрын сгнил вместе с другими сучьями, унеся с собой доказательство.»

Он положил дело на стол Макарова:

– Почитай на досуге. По-моему, как раз то, за что надо зацепиться.

– Интересно, интересно, – Макаров уткнулся в листы дела.

***

Чермашенцев постучал в дверь Ефимовны и сразу вошел в дом. Старуха, не поднимаясь с кровати, пристально рассматривала его, словно не признавая.

– Я, я это, – успокоил ее участковый, – поговорить пришел.

– Был, был в нашей деревне такой мужик, – припомнила сразу же Ефимовна. – Поговаривали, пропал он, – она задумалась, – уж сколь лет назад и не припомню.

– Как пропал, Ефимовна? Тоже не припомнишь? – спросил Чермашенцев.

– Ды как пропал? – посмотрела старушка на участкового. – С работы не пришел. А потом уж разговоров было… о-ё-ё-й сколько, – вздохнула она.

– А в парке нашли кого? – подтолкнул ее мысли Чермашенцев.