Да, ты такой, каким тебя люблю:

Порывистый, настойчивый, не лгущий,

Подобно небольшому кораблю,

Навстречу ветру и штормам идущий.

Как нелегко и как легко с тобой,

В тебе всечасно вижу перемены,

Но, то не мыслей пестрый разнобой,

Не чувств игра, не ветреность измены,

А редкая способность воплощать

В себе черты стремительного века,

В себе самом и в людях не прощать

Того, что недостойно человека.

Людмила Татьяничева

Редактор Ольга Викторовна Ананьева

© Татьяна Александровна Чебатуркина, 2017

ISBN 978-5-4485-5874-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. ВСТРЕЧА В ВОЛГОГРАДЕ

Для себя Саша решила: поеду к Жене в Москву, наконец-то, на зимние каникулы. Но в начале декабря по графику предметной переподготовки, о котором она просто напросто забыла, ее направили на двухнедельные курсы Волгоградской академии повышения квалификации. И эти дополнительные каникулы в середине учебного года были, как никогда, кстати.

Аннушка заметно выросла, превратившись за осенние месяцы разлуки из девочки – пампушки, неокрепшего, немножко зажатого, стеснительного птенчика, в высокую, стройную девушку – подсвечник. Но природную грацию и изящество смазывал разрекламированный и принятый молодежью штампованный тип подростка неизвестного пола в узких модных джинсах, в темной куртке, без головного убора, с распущенными, неровно постриженными прядями крашенных, распрямленных волос, в опорках без каблуков, с неизменным рюкзачком за плечами и несоразмерно большим хомутом пестрого шарфа вокруг вечно проблемного горла.

Саша почувствовала себя вдруг такой древней старушкой, которой, возможно, предстояло стать через несколько близких лет относительно молодой бабушкой, если дочь пойдет по ее стопам и, влюбившись, выскочит замуж, как она сама когда-то выскочила в восемнадцать лет.

И предстоящий разговор о беременности, о будущем пополнении их маленькой семьи сразу двумя мужчинами, как-то не вписывался в радостные объятия с соскучившейся доченькой, а тем более во встречу и откровения со строго-непримиримой свекровью Анной Алексеевной.

Саша, держа за руку Аннушку, сразу же на автовокзале договорилась с шофером такси, чтобы он завез их по пути в приличный кондитерский магазин за шоколадным тортом.

Анна Алексеевна откровенно сдала. С трудом вставала, ходила, прихрамывая на левую ногу, ночью ее деревянная кровать с металлическим пружинным матрасом неспокойно скрипела. И этот разительный контраст расцветающего свежего бутона – Аннушки – и заметно угасающей, такой сильной некогда женщины, бывшего директора большой городской школы, похоронившей безвременно мужа (обширный инфаркт прямо на работе), а потом сына (в результате наезда груженого самосвала на скромное «Жигули») заставил Сашу молчать. Не хотелось наносить этот откровенный удар бедной женщине и превращать двухнедельные курсы в сплошную панихиду с постоянным монологом: «У тебя романы с мужиками, а моего ненаглядного сыночка ты что-то быстро забыла. Вот какая твоя любовь и верность навечно».

Эта правда била Сашу нестерпимо жестоко, невыносимо больно даже, если и не была произнесена пока никем вслух. Это мысленное самобичевание она испытывала постоянно, с первых минут приезда.

«Мне нельзя нервничать, и, вообще, нужно было включать голову раньше, а теперь – что же?» – говорила сама себе Саша, но быть причиной слез и полного расстройства для одинокой несчастной женщины она не хотела. Да и неизвестно, как Аннушка отреагирует на появление новоявленного отчима в семье.

В субботу, сколько Саша себя помнила, у них в семье всегда пекли пироги или, на крайний случай, пирожки. Запах печеного теста, незатейливой капустной начинки, яблок с корицей, сдобы наполнял все пространство большого дома, и все были рады и сыты, попивая чаек с большим куском пирога или плюшкой.

Саша поставила тесто. И была рада увидеть довольную, улыбающуюся свекровь, которая, словно очнулась от испугавшей Сашу вчера вечером старческой немощи и окунулась в прежние кухонные хлопоты домовитой донской казачки.

– Так вот, Саша, что я тебе скажу, – Анна Алексеевна крошила яблоки, – хватит девочку сиротить при живой матери, Перебирайся после окончания учебного года в Волгоград. Я тебя пропишу. Квартира, хоть и двухкомнатная, у нас большая. Разместишься на диване в Аннушкиной комнате, а я в зале останусь. Кухня станет гостиной. Люди по шесть – семь человек в таких квартирах умещаются.

Саша достала из духовки удачно запекшуюся пиццу, любимое Аннушкино блюдо, сделанное по проверенному рецепту из Интернета.

– Да, да, мамуля, переезжай скорее! Будешь нам через день пиццу печь, а то бабуля сопротивляется. Боится, что я растолстею, – Аннушка отхватила себе приличный кусок и сновала по кухне, размахивая тарелкой, чтобы скорее остыла колбасно-сырно-томатная начинка на тонком кусочке теста.

И тут проснулся телефон. Это звонил Женя. Отделаться короткими «Да», «Нет» было невозможно. Саша заскочила в ванную комнату.

– Сашенька, я больше без тебя не могу и не хочу. Взял отпуск на неделю и завтра выезжаю к тебе. И собирай вещи. Я без тебя в Москву не вернусь. Давай в селе зарегистрируем наш союз. Хочешь, потерпи до Москвы. Я хочу быть семейным человеком, – Саша слышала его тревожный, взволнованный, расстроенный голос. Стенки в ванной комнате были тонкие. Маленькое окно под потолком выходило на кухню, и даже шум душа был отчетливо слышен в тишине, когда не работал телевизор.

– Женя, я тебе перезвоню позже, после десяти часов вечера. Я в Волгограде у дочери на двухнедельных учительских курсах. Мой ты хороший! Подожди! На зимние каникулы я точно приеду в Москву.

Эта вилка неопределенности с такими острыми отточенными концами упиралась прямо в сердце и была похуже камня выбора на дороге жизни: налево пойдешь, направо пойдешь, а, может быть, тебя угораздит потопать прямо? Самое главное – обратной дороги назад просто не было

Когда все улеглись, и засопела на своей кровати, слегка постанывая, Анна Алексеевна, Саша оделась потеплее и вышла на улицу. И окунулась в прекрасный зимний городской вечер с занесенными снегом машинами под прожекторами теплого домашнего света, лившегося из прямоугольников окон давно обжитой девятиэтажки на улице Тулака. Прошла неторопливо мимо группы подростков с гитарой на холодной лавочке в глубине двора у крайнего подъезда, мимо двух молоденьких мам с колясками, закаляющих своих неугомонных чад на легком морозце под осыпающейся с веток деревьев и проводов невесомой снежной пылью. А голос Жени был рядом, здесь, во дворе, словно она стояла к нему спиной, слушая его обиженный монолог, и, казалось, нужно только секундное усилие, чтобы крутануться на каблучках и оказаться в его знакомых объятиях.

– Сашенька! Я понял, что ты в городе? Завтра же первым рейсом я прилечу в Волгоград на два дня. Гостиницу я уже заказал. А ты сбежишь с занятий. И это будет второй город нашей встречи. А следующий город – Москва. Ты про нас ничего дочери не сказала? Я так и знал. Запутаешь все в клубок – потом будут проблемы. Сашенька, я устал быть один. Опять теряем время. И так уже столько потеряно, не измеришь. До завтра, любимая моя.

Почему при каждой очередной встрече в их взаимоотношениях был, точно какой-то взрыв, – от радости и близости, от некоторой новизны, их похожести и различия, возможности снова, как в первый раз, ощутить это бьющее чувство неожиданности, понимания или просто физическое притяжение, стремление к обладанию, свобода в выражении чувств?

Все это она ощутила, когда позже в номере современного отеля на берегу Волги, подальше от центра города, где также сохранялась большая вероятность встречи с земляками, они провели вечер и ночь. Домой позвонила и соврала, что отправилась в гости к подруге в город Волжский. И здесь расстроился Женя, с трудом скрывая свое недовольство, когда она сказала, что будет с ним только до утра:

– У нашей группы серьезный экзамен по математике. Да и перед дочерью неудобно.

И уже под утро на ее шутливое замечание вскользь, без всякого прикола:

«У каждого свободного мужчины в большом городе – такие большие возможности встретить свою любовь или просто иметь связь с понравившейся женщиной» – вдруг вызвало взрыв. Женя почему-то перевел ее слова именно на себя, чего Саша, конечно же, не ожидала:

– Почему вы, женщины, думаете о мужчинах, как о существах более низкого происхождения, которые с раннего утра до позднего вечера только и думают, как осчастливить вторую половину человечества, наградив их своими мужскими клетками и испытывая неземную страсть с первой попавшейся, симпатичной самкой? Вы же сами не накидываетесь по дороге на работу на понравившегося мужчину, а спокойно идете себе дальше, может быть, лишь мысленно представ на мгновение сцену знакомства с ним и даже продолжение вдруг завязавшегося романа, но фактически через полчаса уже забываете о нем?

И это был другой Женя, которого она еще не знала, – такой категоричный, привыкший командовать и не терпящий возражений. Эти нотки властности, решительности пока проскальзывали изредка, но в смеси, в сочетании с его предупредительностью, нежностью были практически малозаметны.

«Мой командир», – подумала Саша, и от той полноты чувств, которые давали им обоим их такие редкие минуты близости, это новое открытие Жени снова повернуло мысли на давно назревшую, вечную проблему: «Что делать? Остаться в селе матерью-одиночкой и потерять Женю? Или ухватиться за его предложение руки и сердца, выйти замуж, а потом, если что не получится из этого брака, резать по живому и делить сына через суды, как стало модно в непутевых семьях? Почему могло не получиться?» – об этом не хотела даже думать. «Но вдруг они охладеют друг к другу? И в этой роли любовницы Саша не может быть вечно».

– Иди ко мне и не злись, мой командир, – произнесла Саша вслух. – Ровно через две недели я буду у тебя в Москве. Согласен?

Утром на такси он довез ее до здания академии. Минуту они стояли, держась за руки у входной двери, как последние влюбленные, на глазах у закурившего водителя.

Мимо торопливо грохотали неисчезнувшие пока с улиц города трамваи, подвозившие ранних посетителей к известному рынку. А Саша мысленно опять читала про себя молитву про странствующих и путешествующих, стесняясь здесь, на улице обнять своего Женю. Только провела ладонью, не удержалась, погладила по гладко выбритой щеке, вспыхнув от смущения:

– Жди в Москве.

Машина нырнула в спешащий поток троллейбусов, маршруток, шикарных авто, а Саша поднялась в аудиторию сдавать пробный ЕГЭ по математике на оценку.

Нет одиночества, когда веришь и любишь.