Пролог

Сумрак августовской ночи неохотно уступал место дню. Небо медленно светлело, словно в чернила по капле добавляли белую краску, на востоке появилась робкая золотисто-розовая полоска – предвестие зари. На листьях деревьев сверкали капли росы, прохладный воздух пах медом и свежескошенной травой.

Тишина, царившая вокруг, оглушала. Город, расположенный на высоком берегу реки, чьи каменные стены и башни были видны издалека, казался вымершим. Не гремели телеги по каменному мосту, не слышалось топота ног, ржания лошадей или криков возниц.

Только птицы беззвучно рассекали воздух над темной водой. Они пролетали, то поодиночке, то небольшими стайками, потом рассаживались на ветвях прибрежных кустов, поглядывали по сторонам, словно чего-то ждали.

Внезапно над рекой словно промелькнул алый вихрь. Он светился так ярко, что предрассветный сумрак на несколько мгновений превратился в сияющий полдень. Птица – а это была именно она – перевернулась в воздухе, и легко спланировала вниз. Задев крылом воду и подняв кучу брызг, птица сделала круг над рекой и, выбрав покрепче ветку, опустилась на неё.

Маленькие птички встретили её восторженным щебетаньем, словно подданные – королеву. Она в ответ чуть склонила голову и отряхнулась. Сияние, окружавшее её, погасло, и птица стала почти незаметной на фоне дерева.

Над рекой во всем блеске поднималось солнце. И, хотя его свет затмить невозможно, любой, кому посчастливилось бы увидеть загадочную птицу, не забыл бы этой картины до конца своих дней. А, может, посвятил бы свою жизнь тому, чтобы поймать её.

Потому что эта птица была фениксом.

Глава 1

Деревянный домик, находившийся в пригороде Лирсы, ничем не отличался от десятков таких же, расположенных по обе стороны улицы. Двухэтажный, с узкими окошками, выходившими на юг, украшенными деревянной резьбой, и высоким крыльцом, он считался бы достойным жилищем для семьи торговца, если не обращать внимания на досадные мелочи.

Во-первых, потемневший от времени и покосившийся забор, в котором порой меняли сгнившие прутья, хотя давно требовалось поставить новый. Во-вторых, запущенный сад – у госпожи Мирш не находилось времени, чтобы ухаживать за ним, поэтому клумбы заросли травой, а кустарники нуждались в обрезке. В-третьих, облупившаяся краска на стенах дома и следы потеков на крыше любому гостю подсказывали о том, что дела торговца тканями идут неважно.

Но Зельда не обращала внимания на подобные мелочи. В этом доме прошло её детство, она знала в нём каждую половицу, каждую ступеньку на лестнице. Она не представляла, как можно жить где-то ещё.

Птица влетела через распахнутое окно на втором этаже, сделала круг по комнате и опустилась на пол. Мгновение спустя в комнате появилась обнаженная девушка. Она взяла висевшее на стуле платье и быстро оделась. Потом подошла к зеркалу в деревянной раме и принялась укладывать волосы.

Зельда хмурилась – тяжелые каштановые пряди не так-то легко расчесать и закрепить шпильками. Наконец, она убрала волосы в узел на затылке, украшенный сеточкой из золотистых нитей. В уши надела скромные сережки, подаренные матерью, на шею – тонкую серебряную цепочку.

Как любой девушке, Зельде хотелось выглядеть как можно привлекательнее. Но отец, заметив, что знатные дамы не заходят в лавку, если их встречает хорошенькая девушка, запретил ей носить нарядные платья, и строго следил за этим.

Но скрыть свежесть и красоту Зельды было невозможно. Вот и сейчас в зеркале отразилась стройная, среднего роста, девушка, с нежным, как лепесток лилии, лицом и большими чёрными глазами, обрамленными загнутыми ресницами. Когда она улыбалась, на её щёках появлялись очаровательные ямочки. А если распускала свои тёмные волосы, они, словно блестящее покрывало, окутывали её до талии.

Неудивительно, что, когда Зельда шла по улице, почти все мужчины оборачивались ей вслед. А один молодой художник, приезжавший в гости к соседям семьи Мирш, попросил разрешения написать её портрет. На нём девушка, с пышными темными кудрями, с букетиком маков в руке, и в длинном платье из алого шелка, казалась волшебным существом, рождённым в пламени.

Люди восхищались портретом Зельды. А сам художник, сокрушаясь, говорил, что не смог передать и десятой доли её очарования.

Сам того не зная, живописец угадал правду – красота Зельды не была красотой обычной смертной женщины. Но об этом знала только сама девушка и её приёмные родители.

…Дверь со скрипом отворилась, пропустив женщину средних лет, с кипой отглаженного белья в руках. При виде Зельды она радостно улыбнулась, но улыбка исчезла, стоило ей заметить распахнутое окно.

Мирта бросила белье на кровать, потом с непривычной для неё поспешностью подошла к окну и захлопнула его. И только затем обернулась к дочери:

– Зельда, как ты могла? Неужели опять летала ночью?

Девушка наклонила голову. Виноватой она себя не чувствовала, да и не смогла бы отказаться от полетов. Всё-таки, феникс – птица, и её неудержимо тянет в небо. Но, попробуй, объясни это человеку, который всю жизнь провёл на земле.

«Она волнуется за меня», – вздохнула про себя девушка, и, подойдя к матери, прижалась щекой к её щеке.

– Прости. Я была осторожна, правда. Меня никто не заметил. Весь город спал. Но, даже если кто-то проезжал ночью, не обратил бы на меня внимания. Подумаешь, ещё одна птица…

– Ты не просто птица, – вздохнула Мирта. – Ты – феникс. Такие, как ты, большая редкость, и мечта любого, кто хочет обогатиться. Твое сияние… порой оно появляется независимо от того, хочешь ты этого, или нет. А люди не так глупы, как ты думаешь. Если кто-то узнает, что в Лирсе живет феникс, тебе не будет покоя. Сюда прибудут охотники со всей страны. И однажды тебя…

Не договорив, Мирта всхлипнула.

– Меня не так-то легко поймать, – усмехнулась девушка. Потом вздохнула и добавила уже мягче, – не волнуйся, со мной будет всё хорошо. Я постараюсь меньше летать и возвращаться домой до рассвета.

Судя по лицу Мирты, слова дочери её не успокоили. Но спорить она не стала, и перевела разговор на другое:

– Пожалуйста, спустись в лавку. Твой отец занят: привезли новые ткани. А я пока займусь уборкой комнат.

***

Зельда, напевая вполголоса, разворачивала тяжелый рулон бархатной ткани. Перед ней стояла госпожа Брейн, швея. Она собиралась шить платье для какой-то богатой заказчицы.

«Наверное, эта женщина – одна из приближенных правителя Лирсы, потому что никто другой не стал бы носить платье из светлого бархата. Он слишком легко пачкается».

Девушка провела ладонью по ткани, с удовольствием ощущая её мягкость. Заметив это, немолодая швея улыбнулась:

– Отличная ткань, не правда ли? Думаю, что тебе тоже пошло бы такое платье – длинное, до пола, с глубоким вырезом на спине. Ты же – красавица, Зельда. Стоит тебя принарядить, и не отличишь от знатной дамы.

Зельда смущенно опустила глаза. Неужели так легко угадать, о чем она думает? Да и какая молодая девушка откажется от роскошного наряда?

– Боюсь, мне негде его носить, госпожа Брейн. Не по лавке же щеголять, – представив эту картину, Зельда не выдержала и рассмеялась.

Взяв большие ножницы, она принялась аккуратно резать ткань.

– Кто знает? – загадочно обронила швея. – Может, я ещё увижу тебя в карете, запряжённой шестеркой лошадей? Скажу по секрету, ко мне обращаются почти все знатные дамы Лирсы. Большинство из них ничего особенного собой не представляют: не дурнушки, но и не красавицы. А вот ты…

Послышались тяжелые шаги, потом хлопнула дверь, и в лавке появился отец Зельды, Мелен Мирш. Он слышал последние слова женщины:

– Не стоит мучить мою дочь несбыточными мечтами, госпожа Брейн. Зельда выйдет замуж за торговца, и хорошо ещё, если богатого. К сожалению, в последнее время мои дела идут неважно, – сокрушенно вздохнул он.

Зельда проследила за его взглядом, остановившимся на одном из шкафов. Полупустые полки, лишь кое-где занятые отрезами тканей, и отсутствие в лавке слуг, словно подтверждали слова отца.

«Неужели всё настолько плохо?»

Как оказалось, госпожа Брейн разделяла её мысли.

– Не переживайте, сосед. В торговых делах всегда так: сегодня – пусто, завтра – густо. Но, если позволите дать вам совет… – женщина замолчала, с ожиданием глядя на хозяина лавки. Дождавшись короткого кивка, она добавила, – у вас прекрасные, но очень дорогие ткани, господин Мирш. В пригороде их почти никто, кроме меня, не покупает. Может, вам стоит перенести лавку в центр Лирсы, поближе к дворцу правителя?

Отец Зельды только рукой махнул. Девушка подумала о том, что, если бы у него были лишние деньги, он бы так и поступил. Но, в центральной части города и земля, и дома стоили значительно дороже.

Пока отец беседовал с покупательницей, Зельда осторожно сложила отрез ткани, и, упаковав его в бумагу, протянула госпоже Брейн.

– С вас два золотых.

Швея покачала седой головой:

– Дороговато, конечно, но для такой милой девушки, как ты, не жаль, – улыбнувшись хозяину и Зельде, она направилась к выходу. Мирш учтиво открыл перед ней дверь.

– До свидания, госпожа Брейн. Удачного дня.

Наклонившись к нему, женщина вполголоса добавила:

– И всё же, подумайте, господин Мирш. Такой товар, как у вас, требует богатого покупателя. Может, самого богатого в городе.

Зельда, случайно посмотревшая на отца, заметила, как он помрачнел. Ничего не ответив женщине, он закрыл за ней дверь, потом опустился на колченогую табуретку и задумался.