© Татиана Северинова, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Введение

Почему я пишу об инвалидах? Да потому, что мы все инвалиды! Кто инвалид зрения, кто слуха, кто разума, кто сердца, а кто совести… Я пишу о нашем обществе, в котором нелегко понять, где белое, а где чёрное. Вот дай, Бог, нам понять это и захотеть лечиться.

Хотя… жду вашей оценки… Стоит ли писать такое? Мой электронный адрес krzhivokolskiy@bk.ru

Все события, описаные мной в той или иной мере достоверны. Записаны со слов очевидцев, но, естественно, носят художественную окраску. К сожалению, записи носят характер вспышек моей памяти… Но, боюсь, мне так и не удастся их как-то оформить иначе, «довести до ума». Поэтому прошу простить меня за некую хаотичность.

Итак…

Детская молитва или Случай у Преподобного

Ксения встаёт в 4—30 утра и идёт по тёмным улочкам Сергиева Посада к Лавре… В 5—00 открываются ворота, а в 5—30 начинается ранняя литургия. У Ксении 2 года назад пропал в Чечне брат. А теперь вот и её парень получил распределение в «горячую» точку. Она приехала на неделю в Сергиев Посад, остановилась у знакомых. И теперь каждый день проделывает она этот путь до Лавры, чтобы помолиться на ранней службе, пока нет там «лишних» зевак, пока всё прибывает в тишине и молитвенном состоянии. Идёт она на поклон к игумену земли русской, несёт ему всю боль, весь страх за близких людей.

Ноябрь… Летают снежинки, лужи покрыты льдом, дует противный, пронизывающий ветер, слезит глаза. Толкает в бок, пытаясь опрокинуть Ксению со скользкой дороги. И удаётся ему это не раз. На ногах у девушки – дерматиновые полусапожки. Просчиталась она с погодой… Мокрые ноги немеют от холода и плохо слушаются…

Улочки оглашает лай разбуженных собак. Они, как по эстафете, передают друг другу весть о странном прохожем, шаркающем в темноте по их улочкам. Ксения поскальзывается, падает, и снова идёт… В голове мысль: как пройти «то» место? Идти приходится по узкой тропинке вдоль пруда, прижимаясь, к заборам, откуда раздаётся лай собак. В одном месте ветхий заборчик ходит ходуном, прогибается под тяжестью огромного пса, который бросается на него всей своей тушей, встаёт на задние лапы так, что рычащая, лающая пасть оказывается у самого лица Ксении. Если отпрянешь, полетишь в пруд…

Ну вот, отошла ранняя литургия. На площади возле ворот Лавры стали собираться просящие милостыню. Ещё не рассвело. Ксения вышла из ворот, повернулась, чтоб перекреститься. Ветер опять сшиб её с ног. Асфальт покрыт коркой льда, и дерматин скользит по ней.

– Мама, а почему тётя всё время падает? – Слышит над собой Ксения детский голос.

Она поднимается на ноги и смотрит в сторону источника этого голоска. В полумраке трудно полностью разглядеть фигуры матери и девочки лет четырёх. Виден только платок, повязанный крест-накрест…

– У тёти ножки больные, ей ходить трудно, да ещё, видишь, как скользко? – поясняет мать.

– Мам, а давай помолимся, чтоб она больше не падала.

– Ну, давай. Проси Господа.

– Господи! Сделай так, чтоб тётя не падала…

Ксения всего не услышала. Да и в тот момент ей было не до умиления… Воображение рисовало слюнявую пасть…

Она побрела по площади. Потом началась тропинка. Девушка шла всё быстрее и увереннее… Вот и «то» место… За забором пёс шумно втянул воздух и… Убрался восвояси! Это произошло впервые… Ксения остановилась, повернулась в сторону Лавры и перекрестилась.

Ксения больше так и не встретила ту девочку и её мать. Она прожила в Сергиевом Посаде ещё три дня. Больше она не падала…

Тридцать семь

– Да промойте ей желудо-о-ок, – уже не кричала, а стонала Лиза, сидя на своей кровати и раскачиваясь из стороны в сторону, глядя на серое лицо Алёнки в обрамлении чёрных кудрей. Хрупкое тельце хохлушки ещё вздрагивало в судорогах. Глаза уже закатились, губы оставались странно-алыми.

Над кроватью стоял молодой дежурный врач, растерянно смотрел на Лизу и, как бы убеждая её, повторял:

– А вдруг это от ДЦП?…

Он – ведущий инженер НИИ химии, женат, двое лапочек-дочек. Ему под сорок. Душа компании… Там, где он появляется, становится шумно и весело. У него парез ноги. Но это не мешает ему оказываться почти сразу в нескольких местах.

Алёнка из-под Донецка. Красавица-украинка двадцати семи лет. Здесь, в городской клинической больнице Москвы она уже два месяца. За это время она научилась сидеть и даже стоять у шведской стенки до счёта 37…

Чтоб окончательно не сдуреть от больничной обстановки, поскольку лечение было длительным, кое-кто лежал здесь до полугода, 32 обитателя этого необычного отделения устраивали себе праздники. В самую большую палату вносили 2—3 стола, сдвигали кровати, свозились колясочники, и опустошались подчистую 2 холодильника отделения.

Он всегда был рядом с Алёнкой. Кормил её из своих рук, помогал сесть поудобнее, менял положение затекавших ног…

В больнице он лежал не долго – работа, семья… После выписки регулярно, два раза в неделю, он появлялся в отделении с букетом цветов и огромным тортом, чтоб хватало на всех.

Лиза выходила из палаты, оставляя его наедине с Алёнкой. Но в последний раз, что-то ей понадобилось в палате. Лиза вошла. Алёнка лежала на кровати, он сидел рядом, держа в руках её ладошку.

– У меня сегодня очень болит голова… Налей водички и накапай вон из того пузырька…

– А что за лекарство такое? Почему без надписи?

– Ты же знаешь, у меня брат врач. Мне помогает. Но не всем надо это знать…

Он исполнил просьбу. Отсчитал нужное количество капель. Алёнка как-то быстро уснула. Он чмокнул её в щеку.

– Лиз, ну, пошёл я. В субботу зайду…

Он, как всегда, раздавая всем по пути шутки и комплименты, дошёл до поста, почему-то не замечая странных взглядов, обращённых на него. От обрушившейся новости присел, обмяк, побледнел и, не говоря ни слова, поспешил к лифту… Лиза глядела вслед, а в ушах звучал голос методистки Лёвушкиной «Тридцать семь, тридцать семь, тридцать семь…»