Ну, что сказать. Грешна, да. Я ругала тупые книжки, где героини сплошь влюбляются в вампиров или Шарлей. Да, я против такого чтения. И что же? Можно сказать, что это был эксперимент под девизом «противника надо знать в лицо». Или честно признаться, что не хватает в жизни прекрасного! Не до такой степени, чтоб люрикс с пайетками, а вот чтоб дыша духами и туманами, чтоб подъехал экипаж, а тут раз – кто-нибудь тебе под ноги шубу, а ты так по шубе в экипаж…Дай-ка хоть книжку красивую почитаю между работой и домом (зачёркнуто) между Лондоном и Миланом. А что, вон кака обложка: ни тебе голых торсов, ни знойных блондинок, всё прилично.
Дык вот. Помешивая поварёшкой борщ (зачёркнуто) серебряной ложечкой чай в чашке мейсеновского фарфора, укутавшись в тёплый халат с оптового рынка (зачёркнуто) шёлковый пеньюар только что из Парижу, я листаю эти чудесные страницы, пахнущие ванилью. Чёрт, да не пахнут ридеры! Тьфу ты, проклятая реальность, кыш! Так и Шарля не дождёсся.
Ага. Далее. Пока варится варенье (не, не варенье) ароматный кофе, я прихожу в полный апофигей от книги. Это словами не передать. Автор выбрала для повествования прекрасную эпоху, самое начало XX века. Тут вам ещё и длинные платья, ещё и балы, и дворяне с их заморочками, да не забыть написать, что на шляпке были перья, а на юбке стеклярус, а на сумочке бисер, это придаёт достоверности тексту. В то же время есть уже и аэропланы (о, это героические герои, скока возможностей для автора!), да ещё если ввернуть реальные имена типа Пикассо, то просто почти документальное повествование. Верь, читатель!
Сюжет шикарный: три девицы (круть – архетип!), одна из них незаконнорожденная (классика жанра, чё), все на выданье (а то о чём писать-то). И сколько вокруг них оказывается молодых вюношей? Если вы думаете, что один или два, даю вам ещё один шанс. Угадали, молодцы! Но авторша не так проста. У неё есть ещё один. Запасной.
А главное, это даже не сюжет, это язык. Язычище! Кто больше оттянулся, автор или переводчик, трудно судить. Может, они как-то договариваются, может, у них игра такая: сколько перлов напихать в текст?
Поделюсь, не жалко:
«- Вы боитесь, что неверное мнение сложится у меня. («У меня» в книге курсивом, чтоб понятнее было читателю!)
Тот поежился и отвёл глаза».
Взрослый молодой мужчина поёжился! Кто-нибудь видел, как это вообще происходит? Всего лишь он разговаривает с барышней. Далее, в этой же сцене:
«Было почти забавно смотреть, как этот высокий, атлетически сложенный джентльмен пытается сжаться в комок».
Как?! Как он это проделывал?! А потом, видимо, мурлыкал, раз сжался в комок, коготки выпускал.
Запас изящных выражений для описания волнения героев у писательницы неисчерпаем:
«-Вернёмся в дом, или, может, подвезти вас до города? – спросил лорд Биллингсли, прочистив горло».
Как?! Как люди прочищают горло перед простым вопросом?
Эта книга просто ынциклопедия какая-то. Читаешь и понимаешь, что ничегошеньки в жизни не знаешь. Я не знала, что слёзы реально портят одежду. Так, что отстирать их трудно.
«Одновременно она прикидывала, сумеет ли Гортензия отстирать кружева от слёз».
Заметьте, кружевами глаза не вытирали. Это их залили потоки слёз. Неизвестного науке химического состава.
Герои обладают какими-то нечеловеческими качествами:
«Мерный перестук колёс убаюкал бы Пруденс, будь она в состоянии спать, но девушка не спала уже пять ночей и вряд ли сможет заснуть теперь».
Пять ночей. Подряд. Даже странно, почему не неделю, не десять дней, какая разница.
«Всяко лучше» - это выражение как нельзя лучше подходит героине-аристократке. Видать, в ихних Лондонах тока так и говорят.
Далее чудесная сцена, так и просится на экран. Происходит дело после аварии аэроплана, героиня нашла в поле упавший агрегат и авиатора-героя, он рыжий.
«Теперь его лицо сделалось того же цвета, что и волосы.
Ровена от удивления открыла рот».
Как я обожаю это! Взрослый мужчина краснеет до рыжины при виде девушки и после двух её слов. А она! Как изящно она выказывает своё удивление! Она открыла рот, как аристократично! Интересно, а мух там вообще не водится? Комаров? Оводов? Жаль…
Периодически авторша, видимо, тоже бегала на кухню мешать в кастрюле суп, утирать ребёнку нос, вытаскивать бельё из стиралки (выберите нужное), потому что забывала, о чём пишет и в какой эпохе происходит действие. И тогда начиналось такое:
«- А кроме мамы, у вашего отца есть братья и сестры? – Информационный голод Пруденс десятикратно усилился».
Тут просто хочется завыть от восторга. И такими мелочами кажется уже, что «глаза Ровены расширились при виде нескольких человек вдали…» Чем измеряется ширина глаз героев, хотелось бы знать.
«Адаптация или смерть» - кричит пилот аэроплана струхнувшей героине, которую взял покатать по небу. Что это?
А вот это просто шыдевр:
«Когда Пруденс добралась до Эндрю, её нервы дребезжали, как мелочь на блюде для пожертвований».
Одна из героинь просто идеальный идеал.
«Пиджак был ему явно коротковат в плечах и короток в рукавах. У Пруденс перехватило горло от нежности при мысли, что Эндрю, видно, одолжил его у кого-то».
Вот она какая, мисс доброта! Любит другого, а с этим идёт на свидание, причём задыхается от нежности, видя его таким. Ещё и с порезами от бритья на лице. Это тоже умиление. Почему порезался – вопрос. Типа волновался перед свиданием. Деталь, однако!
Благопристойность всё же трудно удержать по всему тексту. Английские дворянки тоже люди, чё:
«Её крайне смущало, что Киту снизу открылся прекрасный вид на её зад»
. И героиня не с чердака прыгает, а спускается по лесенке, наряжая ёлку. Боюсь даже представить высоту ёлки и масштабы зада хрупкой девушки, на который открылся вид.
Видели вы когда-нибудь чёрно-белые фото начала века? Можете представить, что на одном из таких «её роскошные тёмные волосы сверкают на солнце». Что такое с этими волосами? Я вот сказку о Златовласке понимаю, а это – нет.
Ещё я всё пыталась понять, как могут быть корсеты длинными .
«…она дочь гулящей служанки, которая прижила ребёнка, когда ещё только начинала носить длинные корсеты».
Длинные платья начинали носить девушки, выйдя из статуса подростка, а корсеты?
Ну, а последнее говорит само за себя:
«Юные женщины не теряют вкуса к жизни из-за смерти отца».
Вот так вот. Вот это мудрость так мудрость, вот это знание жизни.
Надеюсь, что и вкус к литературе не потеряется из-за таких книжек.
