Цитаты из книги «Сойка-пересмешница»

Интересно, а как это произошло семьдесят пять лет назад? Другая группа людей тоже сидела и голосовала за и против Голодных игр? Единогласно ли они приняли решение? Может, кто-то взывал к милосердию, но его заглушили вопли тех, кто требовал смерти детей? Аромат розы проникает из носа в горло, и оно сжимается от отчаяния. Все, кого я любила, умерли, а мы обсуждаем следующие Голодные игры, чтобы предотвратить дальнейшие жертвы. Ничего не изменилось. И ничего не изменится.

Я не единственный человек, чей мир уничтожила война.

Я хочу выяснить, кто сбросил парашюты, доказать, что виноваты не повстанцы, хочу простить его. Но я не могу принять то, что произошло, и поэтому мне придется жить с этой болью.

Для меня этот миг навечно связан с Гейлом. Мое молчание – мой ответ.

Мы стоим лицом к лицу, но не смотрим друг другу в глаза.

Бомбу сделал ты? – Не знаю. И Бити тоже не знает, – отвечает Гейл. – Какая разница? Все равно ты всегда будешь об этом думать.

Гейл встает у меня за спиной, и мы разглядываем друг друга в зеркало. Я пытаюсь найти то, что напомнило бы мне о мальчике и девочке, которые пять лет назад случайно встретились в лесу. Думаю о том, что бы произошло, если бы девочку не отправили на Голодные игры, если бы она влюбилась в мальчика и даже вышла за него замуж, а в будущем, когда братья и сестры подросли, убежала бы с ним в лес и навсегда покинула Двенадцатый. Была бы она счастлива с ним там, в глуши, или же тьма и печаль разделили бы их и без помощи Капитолия?

Мне так хочется, чтобы кто-нибудь помог мне разобраться, но все, кому я доверяла, – Цинна, Боггс, Финник, Прим – мертвы.

Я отказываюсь верить. Такого не вынести даже мне. Я произношу первые слова после смерти сестры: – Не верю.Сноу качает головой, притворяясь разочарованным. – О, дорогая мисс Эвердин, мы же договаривались не лгать друг другу.

Морфлинг открывает двери всем – и живым, и мертвым. Хмурый, желтолицый Хеймитч, Цинна, шьющий свадебное платье, Делли, щебечущая о том, какие все добрые. Отец поет мне все четыре куплета «Дерева висельника» и предупреждает, чтобы я не рассказывала об этом матери, которая между сменами спит в кресле у моей кровати.