Люди, в общем и целом, скорее готовы умереть, чем простить. Настолько это тяжело. Если бы Бог сказал четко и ясно: «Я даю вам выбор, простить или умереть», множество людей отправилось бы заказывать себе гроб.
Я, должно быть, любила свою маленькую коллекцию несчастий и обид. Они обеспечивали мне сочувствие со стороны других, чувство собственной исключительности. Я была девочкой, брошенной своей мамой. Я была девочкой, стоявшей на крупе на коленях. Я такая особенная
Июна всегда говорила, что большинство людей откусывают больше, чем могут прожевать, но Августа прожевывала больше, чем откусывала. Июна любила дразнить Августу тем, как та обдумывает разные вещи, как она может с тобой разговаривать, но уже в следующую секунду погрузиться в свой собственный мир, где переваривает то, от чего простой человек мог бы задохнуться. Мне хотелось сказать: «Научите меня этому. Научите, как во всем этом разобраться».
Матерь Божья, – сказала Августа. Ее слова повисли над нами. Я подумала о духе Марии, рассеянном повсюду. Ее сердце – красная чаша, наполненная яростью, скрытая среди обыкновенных вещей. Не об этом ли говорила Августа?
Я прижималась к ней так крепко, что ее сердце ощущалось как мое собственное. Ее руки гладили меня по спине. Она не говорила: «Да ладно тебе, прекрати плакать, все будет хорошо». Такие слова люди часто говорят автоматически, когда хотят, чтобы ты заткнулась. Она говорила: