© Светлана Бестужева-Лада, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Принцесса из Альбиона в Киевской Руси

Нет, видно, миновали времена сакского господства в Альбионе. Последний великий король саксонцев – Гарольд II – пал в бою с Вильгельмом Завоевателем. О, про битву при Гастингсе еще долго будут складывать баллады и легенды. Еще долго саксы будут считать себя единственными настоящими хозяевами в Англии. Но вот вернуть английский престол потомкам знаменитого короля так и не удастся. Пять сыновей Гарольда так и не достигли подходящего возраста. А из двух дочерей одна ушла в монастырь, а вторая…

Жизнь принцессы Гиты поделилась на три неравные части. По смутным воспоминаниям детства, проведенного в королевском дворце ее отца, мать – прекрасную Эдит – она видела только изредка, но все говорили, что девочка унаследовала от невенчанной супруги короля ее красоту: зеленые глаза, белокурые пышные волосы, стройные стан и шею. А от отца – тягу к наукам и недевичий ум.

Детство кончилось, когда пришла страшная весть о гибели короля при Гастингсе. Маленькую принцессу посадили на огромный корабль и отправили в далекую Данию к августейшим родственникам – королю Свену и его супруге королеве Елизавете. Там, в величественном замке, прошла вторая часть ее жизни – безмятежная юность.

В датских хрониках, точнее, в «Норвежских Королевских сагах», о ней упоминается, как о прекрасной лицом и славной благочестием девице.

Королева Елизавета, была одной из дочерей русского князя Ярослава Мудрого, которая вышла замуж норвежского короля Гарольда, а после его гибели – за датского короля Свена. Не удивительно, что когда пришло время искать жениха для племяннице, взор королевы обратился на далекую, давно оставленную родину.

Гиту сосватали с внуком Ярослава Мудрого, князем Владимиром, и английская принцесса стала в 1076 году великой княгиней Смоленской. Наследница английского престола, окончательно отнятого у саксов, поселилась с супругом в русском городе Смоленске. Там и началась третья часть ее жизни.

Гита не знала, что жена ее дяди пыталась найти ей жениха в Европе. Одна из ее сестер – Анна – была когда-то королевой французской, вторая – Анастасия – королевой Венгерской. Но в письмах, пришедших датской королеве, было мало утешительного: Анна давно овдовела и жила в монастыре, Анастасия, тоже овдовевшая и потерявшая трон, была вынуждена искать защиты у своих же подданных. Ни во Франции, ни в Венгрии не нужна была принцесса без королевства.

А вот оставшиеся в России братья… Их отец тоже женил на знатных иностранках, причем о землях в приданое и речи не было: Русь велика, места всем хватит. Один из братьев был женат на дочери графа Штаденского Оде, второй – на сестре польского короля Гертруде, третий – на дочери австрийского императора Аде, четвертый – на греческой царевне Анне, пятый – на дочери норвежского короля Инге, шестой – на германской принцессе Кунингуде. Внимательно перебрав своих племянников, Елизавета остановила выбор на сыне Всеволода и Анны, который по завещанию отца должен был со временем занять киевский престол, но пока имел удел в Смоленске.

«При таком дворе и с таким будущим Гите будет не зазорно стать женой сына брата моего, – рассудила Елизавета. – Она наполовину датчанка, наполовину – саксонка, наследница английской короны… честь для моего племянника».

И в далекую Русь поскакал посол с письмом от королевы и портретом принцессы…

Гита и не подозревала о том, сколько хлопот у датского двора в связи с ее будущим. Она прилежно вышивала покров на алтарь церкви, читала богато разукрашенный Псалтирь, иногда поднималась на дворцовую башню и долго вглядывалась туда, где осталась ее родина…

Гита вспоминала счастливые часы, проведенные в играх с братьями и сестрой, уроки старого аббата, обучавшего ее латыни, редкие свидания с матерью, которой пришлось поселиться в монастыре. Придворные иногда говорили о ней: простолюдинка, наложница, но маленькая принцесса уже тогда знала, что это не так.

Красавица Эдит не была простолюдинкой, как потом стали писать не только в балладах, но и в серьезных исторических трудах. Она была дочерью саксонского графа, а со стороны матери принадлежала к датскому королевскому роду, как и сам король Гарольд. Бабушка Эдит и мать Гарольда были двоюродными сёстрами. По каким-то причинам король не смог жениться на своей возлюбленной, но ее дети воспитывались в королевском дворце. Сначала – под присмотром матери, потом – под опекой вдовствующей королевы.

Гарольду пришлось жениться на Эльдите Мерсийской, сестре влиятельных графов. Молодая королева не была красива, но принесла мужу в приданное поддержку своих родных и их рыцарей. Гита, разговаривая с мачехой, гордо поднимала голову: она была дочерью короля и с малых лет привыкла отдавать приказания, считала вполне естественным, чтобы ей прислуживали за столом, одевали ее и раздевали.

– Рождена для трона, – любил повторять ее отец. – Истинная принцесса.

И Гита продолжала жить безмятежно, как в полусне, то улыбаясь каким-то смутным своим мечтам, то задумываясь о чем-то неведомом. Только не о троне: она считала, что непременно будет королевой, так что об этом думать!

Все рухнуло в несколько дней, хотя Гита еще и не понимала, что самое непоправимое – смерть, приходит негаданно и незвано. Когда отец надел боевую кольчугу и спешно покинул дворец, чтобы сразиться с викингами, принцесса оставалась совершенно спокойной среди всеобщего волнения: ее отец всегда был победителем и много раз облачался в боевые доспехи.

Но на сей раз он не вернулся во дворец в ореоле победителя: его принесли на носилках и обезумевшая от горя Эдит, до которой дошла черная весть, билась над ним в рыданиях. Молодая королева, которая вот-вот должна была родить, заперлась в своих покоях: она считала ниже своего достоинства публично выражать скорбь. А потом было уже некогда скорбеть: нужно было спасаться самим и спасать королевских детей от норманнских завоевателей.

Королевская семья бежала в западный город Экзтер, расположенный на побережье. Они еще надеялись вернуть трон. Увы, две предпринятые отчаянные попытки только уменьшили число саксов. Когда. норманны осадили уже и Экзтер, пришлось спасаться бегством.

«Вдовствующая королева, – свидетельствуют английские хроники, – покинула город ранее, чем отворили ворота. Бежать было нетрудно, потому что Вильгельм не привел кораблей, чтобы напасть на Экзтер с моря… Когда завоеватели ворвались через восточные ворота и пролом в стене, королева с дочерьми и внучкой ступила на корабль. Семья Гарольда навсегда покинула английскую землю и удалилась в Сент-Омер во Фландрии, откуда впоследствии уехала в Данию».

Но дни шли за днями и Гита все реже вспоминала Англию. Весть о гибели в одном из боев с норманнами ее братьев заставила ее долго и горько плакать, но время делало свое дело. Милые лица вспоминались все реже, детство затягивала золотистая дымка, словно все что было, происходило не с ней, а с какой-то другой – сказочной – принцессой. А к самой Гите обязательно прискачет на горячем коне королевский сын. Или приплывет на корабле.

Она ведь рождена для трона, как говорил ее отец.

Но королевич все не появлялся, а вместо этого однажды ее позвали в покои к королю и королеве. Там король объявил своей племяннице, что ее руки просит сын русского князя – Владимир, и что брак этот вполне достоин даже дочери великого короля, ибо королевство ее утрачено безвозвратно.

– Твой жених молод, хорош собой, весьма образован. После смерти отца он, скорее всего, станет самым великим князем на Руси – Киевским, – сказал король.

– Таким, каким был мой батюшка, – мечтательно добавила королева. – Владимир даже чем-то похож на него.

– Владимир – благородный ярл, мужественный воин. Ты будешь не последней среди счастливых, родишь ему много детей и продлишь род своего отца.

Елизавета, вытирая платком слезы, прошептала:

– Видишь, я плачу, вспоминая Русскую землю, где впервые увидела свет мира. Ты убедишься, что наша страна полна всяческого богатства.

Гита присела в поклоне, бормоча слова благодарности. Ее не испугало то, что придется ехать на Русь: оттуда приехала королева Елизавета, да и многие европейские принцессы выходили замуж за русских князей.

Не так уж сильно отличалась в те времена Киевская Русь от других европейских государств. Во всяком случае, родственные связи с иностранными государями было делом вполне обыденным. Русское посольство уехало с согласием на брак англо-саксонской принцессы Гиты с князем Владимиром. А она стала собираться в далекий путь, в новую жизнь…

Вскоре большой корабль с искусно вырезанной хищной птицей на носу отплыл из Дании на восток. Снова Гита пустилась в морское странствие. Навстречу своему жениху и третьей жизни…

Плыли много дней, но погода стояла теплая и ясная. На палубе корабле разостлали ковер, и Гита, сидя на нем и откинувшись на вышитые подушки, слушала воинственные песни моряков. Иногда она пела сама, вместе с теми знатными девушками, которым королева Елизавета поручила сопровождать молодую невесту. Тогда все звуки на корабле замирали: мужчины зачарованно внимали пению зеленоглазой красавицы, хотя не всегда понимали язык, на котором она пела.

Потом корабль плавно вошел в широкое устье какой-то неизвестной реки. Гите сказали ее название, но она тут же забыла чуждое ее уху имя. Берега реки заросли лесами, в прибрежных кустах водилось множество птиц, которые с шумом поднимались в воздух при приближении корабля. Воины похватали было луки, но капитан запретил бить зря птицу: причаливать к берегу он не собирался.

– Еще наохотитесь, – буркнул он в ответ на недовольство несостоявшихся стрелков. – Русь дичью богата, ловитвы тут знатные, особенно – княжеские.

Гита начала было расспрашивать капитана о местных обычаях, но тот был немногословен:

– Сама все увидишь, светлая принцесса. Знаю только, что жених твой слывет лучшим охотником на всех землях – от Новгородской до Киевской.

Тогда Гита вернулась к запискам, данным ей королевой Елизаветой в дорогу. Там были и описания русских обычаев, и названия городов, и некоторые русские фразы. Принцесса хотела хотя бы поздороваться с женихом на его родном языке.

А потом корабль очутился на необозримом озере и плыл по нему, как по морю. Наконец, вдали показались белоснежные башни и стены, словно выраставшие из воды.

– Новгород, – кратко пояснил капитан.

У причала было великое множество больших и малых кораблей, и военных, и купеческих. А на берегу зоркие глаза Гиты усмотрели группу богато одетых всадников. Это мог быть только ее будущий супруг со свитой…

Когда Гита впервые увидела своего жениха, русского княжича Владимира, у нее сжалось сердце. С этим человеком ей предстояло делить до гроба радости, горе и ложе. От него она будет рожать детей. А он ничуть не похож на того сказочного королевича, о котором она грезила еще совсем недавно.

Перед нею стоял воин, не очень высокого роста, но отлично сложенный, с сильными, широкими плечами. На нем был алый плащ – корзно, застегнутый на правом плече жемчужной пряжкой. На княжиче была дивной красоты парчовая шапка, опушенная бобровым мехом, а когда он поклонился невесте, то обнажил голову со вьющимися рыжеватыми волосами. Только теперь Гита заметила, что Владимир – не юноша, а вполне зрелый мужчина с пышной бородкой. Чем-то он неуловимо напомнил ей отца, и принцесса залилась краской и опустила ресницы.

А Владимир с восхищением смотрел на свою невесту и вспоминалась ему сказка о Царевне-лебеди, которую ему рассказывала в детстве нянька. И вот сказка обернулась явью: из дальних стран, из-за тридевядь земель, по морю приплыла к нему золотоволосая и зеленоглазая красавица, тонкая, небольшого роста, смущенная чуть ли не до слез. От носилок она отказалась, пришлось срочно привести богато оседланного коня. Так и поехали к главному новгородскому храму – бок о бок.

Пока ехали по городу, Гита забыла свои страхи и смущение, удивляясь тому, что видела вокруг себя. Ничто не напоминало ни Англию, ни Данию. Улицы были вымощены бревнами, а по сторонам, в деревянных желобах, весело журчала вода. И люди здесь были другие: приветливые, улыбающиеся, кланявшиеся невесте княжича чуть ли не в пояс. На площади толпились купцы со всего света, пахло смолой, мехами, соленой рыбой, пенькой, свежесрубленным деревом…

Сначала отслужили благодарственный молебен – в честь благополучного прибытия принцессы на Русь. Гита только краем уха слышала непонятные слова богослужения, и с любопытством рассматривала церковь, тоже ничуть не похожую на строгие европейские соборы. На всех стенах были искусно изображены ангелы, святые старцы, пророки с длинными свитками в руках. Очень много было изображений Богородицы – и не в пышных одеждах, как привыкла видеть этот образ принцесса, а в виде обычной женщины, которая пряла пряжу для храмовой завесы, слушала благовест архангела Гавриила, сидела у колыбели, в которых лежал ее новорожденный сын, отрешенно-скорбно стояла у подножия креста на Голгофе.

Все знакомые персонажи… и все другое.

Но когда жених и невеста прибыли в Киев, Гита увидела еще более прекрасные церкви и роскошные княжеские и боярские хоромы. Ее окрестили по православному обычаю и нарекли Анной. Но она так и не привыкла к этому имени, да и Владимир ее называл то лебедушкой (плавными своими движениями Гита действительно напоминала лебедя), то ладушкой, лишь изредка окликая:

– Гита!

Не хотел он, чтобы его молодая жена чувствовала себя чужой на Руси. Он помнил, хотя и смутно, свою мать, ромейскую царевну из рода Мономахов. Около нее вечно были ромейцы – знатные вельможи, монахи, лекари. Всегда жарко натоплены покои княгини были пропитаны ароматами каких-то лекарственных трав и курений, вдоль стен на аналоях лежали с огромные книги в парчовых и серебряных переплетах. Мать редко выходила из терема, она так и не привыкла к Киеву.

Своего любимца Владимира она учила читать по-гречески, но тот в детстве предпочитал играть со сверстниками во дворе или ездить с отцом на охоту. Лишь когда матери не стало, княжич пристрастился к чтению, точно хотел вернуть во дворец смуглую, тихую женщину с огромными, вечно печальными черными глазами.

Но его жена была совсем другой – настоящей северянкой. Она сразу полюбила свою новую родину и молодого мужа. После венчания они отправились в город Чернигов, удел, выделенный князю Владимиру. Дорога шла через леса и бескрайние поля, где паслись табуны полудиких коней. Гита уже немного понимала по-русски, ей объяснили, что ее супруг – владелец несметного количества чистокровных коней, и очень их любит.

Их – любит, а ее? Она все еще боялась вечеров, наступления того времени, когда она оставалась наедине с мужем, и сердце у нее начинало биться, как птичка, пойманная в силки. Но муж был нежен и терпелив со своей богобоязненной женой, опускавшей глаза перед мужскими взглядами. И Гита стала быстро взрослеть и хорошеть.

Уже через год многие знатные женщины, приехавшие с нею из Дании, покинули ее. Одни вернулись в свою страну, другие поспешили вышли замуж за русских бояр и переехали к мужьям в их отдаленные вотчины. Князь Владимир остался у семнадцатилетней женщины единственным близким человеком и защитником. Она привязалась к Владимиру, не хотела расстаться с ним ни на один час, но это была еще полудетская привязанность. Настоящая любовь пришла позднее.

Владимир тоже скучал без своей красавицы-жены т постепенно стал брать ее с собой во все поездки и на все охоты. В такие поездки на нее надевали красную шубку, отороченную горностаем, и охотники исподтишка любовались разрумянившейся на свежем, холодном воздухе светловолосой и зеленоглазой красавицей, ловко сидевшей в седле.

Во время одной из охот князь чуть не погиб: внезапно вырвавшийся из чащи огромный олень кинулся на всадника и раскроил его коню брюхо своими огромными рогами. Конь рухнул, придавив собой Владимира. Олень уже наставил рога на беспомощного всадника, но копье одного из ловчих поразило животное насмерть.

Гита немало пережила за свою еще недолгую жизнь, видела гибель близких людей, войны и пожары, но то, что ее молодой муж оказался на волосок от гибели, перевернуло ей душу. Она вдруг повзрослела, перестала быть наивной, мечтательной полуженщиной – полудевочкой, поняла, как драгоценна человеческая жизнь и как легко ее потерять…

В ту ночь был зачат их первенец – Мстислав, которого Гита до конца своей жизни звала в память отца Гарольдом. Владимир не возражал: при крещении сына нарекли Феодором, да и сам он принял от купели имя Василий, ибо Владимир считался именем языческим и тогда еще не вошло в святцы. Но память о Владимире, который крестил Русь, уже обрастала легендами и преданиями, которые муж с удовольствием рассказывал Гите.