Глава 1

Все это началось в самые что ни на есть обычные и скучные будни, когда кажется, что и время остановилось, и уже все о тебе забыли, кроме Маринки, налогового инспектора и ревматизма в левой коленке – самом памятном моем наследии от прошлого увлечения футболом. Ведь когда-то я была капитаном женской команды «Волжанка» в своем пыльном и затхлом Карасеве. Вы, наверное, об этом уже забыли, а я помню.

Но это было давно, в прошлой жизни и, разумеется, еще до моего переезда в славный стольный град Тарасов.

Итак, как я уже сказала, стоял обычный приличный и скучный день. Я не ждала от жизни никаких фокусов и, когда в самом начале рабочего дня ко мне в кабинет вошел Сергей Иванович Кряжимский, восприняла это совершенно спокойно. А как, спрашивается, я должна была воспринимать приход нашего старейшего сотрудника, доброго, так сказать, духа редакции, наставника и все такое прочее? Положительно – и никак иначе.

Сергей Иванович Кряжимский – тот самый единственный член нашего коллектива, из-за которого редакцию «Свидетеля» нельзя называть полностью молодежной. Сергей Иванович к молодежи не относится уже давно и долго. Если верить паспортным данным, разумеется.

Несмотря на разницу в возрасте с коллегами, Сергей Иванович замечательно сработался с нашим коллективом. Даже скажу больше: возможно, только благодаря его огромному опыту – и жизненному, и профессиональному, – наша газета сумела за весьма короткий срок стать лидером среди местных изданий горячей информации. Это, кстати, такой же секрет, как и Маринкин возраст: все знают, а вслух не говорят только потому, что виновник – в данном случае добрейший Сергей Иванович – смутится и первым же полезет с опровержением.

– Есть что-то новенькое? – приветливо спросила я у Сергея Ивановича, не находя другой причины для его визита. Обычно Сергей Иванович, пользуясь своими связями, умудрялся узнавать жгучие местные новости на один номер раньше наших конкурентов.

Ну, если не совсем постоянно, то достаточно часто для того, чтобы заставить уважать нашу газету наряду с областными и городскими официозами.

– Это как посмотреть, Оленька, – ответил мне Сергей Иванович, – для кого-то и каждое утро за окошком – уже что-то новенькое. А для других то же самое – безнадежная рутина.

Я внимательно посмотрела на Сергея Ивановича. Он не всегда находился под таким явно выраженным прессом философского настроения. Оно накрывало его обычно только в грустные моменты жизни. Следовательно, что получается? Правильно, у Сергея Ивановича что-то случилось.

– У вас что-то произошло? – участливо спросила я, показывая на стул для посетителей. – Вы присаживайтесь, Сергей Иванович.

Кряжимский сел, снял очки, протер стекла и водрузил очки на прежнее место. После этих значительных манипуляций он как-то неожиданно торжественно взглянул на меня.

– Ольга Юрьевна, – произнес Сергей Иванович несколько более возвышенно, чем следовало бы, и сделал многозначительную паузу.

Мы внимательно посмотрели друг на друга. Он с каким-то подозрительным огоньком в глазах, а я – уже с озадаченностью.

Создавалось очень нездоровое впечатление, что Кряжимский собрался звать меня замуж.

Шутка.

Но было похоже.

Помолчав, наверное для пущего эффекта, Сергей Иванович продолжил:

– Ольга Юрьевна, я давно уже хотел с вами серьезно поговорить!

Заход был тот еще, многообещающий. Поэтому я быстренько вспомнила, все ли у меня нормально на лице и в настроении ли я. Я соображала, продолжая по-доброму и с интересом смотреть на Сергея Ивановича.

Вряд ли он предложит мне выйти за него замуж, думала я, это было бы таким идиотским перебором, что даже Маринка мне бы не поверила. А что еще тогда может быть?

Еще Сергей Иванович может попросить премию. С этим у нас, слава богу, без проблем. Для него, я имею в виду. В разумных пределах.

Еще что?

Еще он может мне предложить безразмерный цикл статей об истории Тарасова, которые пишет вот уже который год. Кажется, сочинять сию летопись он начал еще до нашего с ним знакомства.

Если верить некоторым высказываниям Сергея Ивановича, то уже до нашей встречи рукопись по истории Тарасова составляла приблизительно страниц восемьсот.

Хм, восемьсот страниц – это называется серией статей? Не знаю, конечно, но подискутирую на эту тему с удовольствием. Однако без положительного результата, сразу предупреждаю.

– Так, я слушаю вас, Сергей Иванович, – напомнила я Кряжимскому, видя, что он замолчал, или собирается с мыслями, или, напротив, старается не мешать думать мне. Неужели мыслительный процесс так ясно отпечатывается на моем лице, даже когда я стараюсь выглядеть простой и доброй начальницей?

Безобразие какое!

– Ольга Юрьевна! – Кряжимский почему-то неожиданно разволновался, да так здорово, что я испугалась и вернулась к первой версии про замужество, как бы глупо это ни звучало. А иначе какого черта ему так пугаться, ведь он еще ничего и не сказал?!

– Ольга Юрьевна! – в четвертый раз повторил Сергей Иванович и снова взмахнул своими очками. – Через неделю исполнится ровно сорок лет эпохальной выставке наших российских пейзажистов объединения «Лесостепь», которая произошла в Париже еще при генерале де Голле!

Вот тут-то, услышав сие, я и вздохнула тяжко и с грустью. Мне все стало ясно. У всех у нас есть свои маленькие слабости. Вот и у Сергея Ивановича тоже была такая большущая маленькая слабость – живопись.

– Вы принесли статью? – упавшим голосом спросила я, догадываясь, что ее объем будет не меньше чем на разворот. – Давайте ее в номер… Только постарайтесь не в ущерб основной линии газеты. Ладно?

Я постаралась смириться со скучной мыслью, что следующий номер будет похож на… точнее, ни на что не похож, но тут Сергей Иванович удивил меня еще разок.

– Нет, статью я не написал, – обескураживающе заявил он и добавил ну уж абсолютно полную ересь: – Ее напишете вы!

Я промолчала, подумав, что происходит что-то не то. С какой радости я должна писать статью про живопись степных пейзажистов, если я об этом знаю реально меньше Сергея Ивановича? А говоря метафорично: ни уха ни рыла. Но это, конечно же, метафора, вы меня понимаете.

Или Кряжимский решил срочно повысить мой культурный уровень?

А тогда почему я об этом ничего не знаю? А если я не согласна?!

В смысле, не согласна, что со мною поступают вот так вот, без предупреждения!

– Я предлагаю вам, Оленька, возглавить наш общий визит к одному достойнейшему человеку. Последнему, так сказать, из великих, к последнему из могикан нашей отечественной живописи! – наконец-то конкретизировал свое «брачное» предложение Кряжимский. – Последний, кто остался в живых в России из участников той выставки, – это Федор Аполлинарьевич Траубе! Знаете такого? Это – корифей!

Сергей Иванович настолько разволновался и вдохновился, что ожидал услышать от меня «Да!» и тут же продолжить заготовленную заранее хвалебную речь этому Т… Траубе, так что, когда я выдохнула честное «Нет», он просто растерялся.

– Совсем не знаете? – упавшим голосом спросил он и, склонив голову набок, внимательно взглянул на меня, ища в моих глазах затаенную усмешку. Усмешки не было, потому что я действительно не знала ничего ни про Траубе, ни про наших пейзажистов в Париже. Если честно, я вообще думала, что во времена де Голля за границу от нас пускали только солдат и шпионов. Ну и дипломатов еще, конечно.

Через полчаса Сергей Иванович, счастливо улыбаясь, вышел из моего кабинета, оставив меня в полной прострации и расслабухе, но согласившейся ехать завтра за интервью. И не только за ним, но и за картинами тоже. Он предварительно уже договорился со старым могиканином, что три наиболее интересные картины из его коллекции будут выставлены в центральном офисе «Финком-банка» под патронажем газеты «Свидетель»!

– Зачем банку картины про степь? – удивленно спросила я у Кряжимского, стараясь хоть немного разобраться в происходящем. Спросила, разумеется, еще до того как он ушел. Ну, я думаю, вы меня поняли. – Они решили выставить картины на аукцион?

– Да нет же, Ольга Юрьевна, – набравшись бесконечного терпения, проговорил Сергей Иванович. – Каждый уважающий себя банк имеет коллекцию живописи и скульптуры. Это считается хорошим тоном. И неплохим вложением капитала. Кроме того, регулярно устраиваются небольшие выставки для обновления постоянной экспозиции. Вот, например, у президента «Финком-банка» в холле всегда висит несколько картин, также и в конференц-зале, в кабинетах старших менеджеров…

– Это во всех банках такая практика? – спросила я, хмурясь и наклоняя голову над столом. Тема, затронутая Сергеем Ивановичем, была весьма интересной, но только потенциально, увы. Однако разговор я должна была поддержать, чем и занялась, как вы видите. Он же ради моего образования старался.

– Не во всех, наверное, у каждого банка свой стиль выпендрежа, – не меняя серьезного тона, сказал Сергей Иванович, – в данном конкретном случае мы говорим про «Финком-банк», если вы помните.

– Я помню, – вздохнула я.

– Ну вот, – продолжил Кряжимский, – я переговорил с вице-президентом, он дал мне соответствующее письмо к Федору Аполлинарьевичу, – с этими словами Сергей Иванович аккуратно положил передо мною на стол красиво пропечатанный лист бумаги в прозрачной папке. На этом листе жирно выделялись логотип банка вверху и длиннющая, замысловатая подпись внизу.

Я без особой заинтересованности посмотрела на эту официальную бумагу и положила ее слева от себя.

Поразительны дела твои, господи! Если уж Кряжимский вплотную решил заняться менеджментом, значит, в мире произошли серьезные изменения. А я их, кажется, и не заметила.

В результате беседы с Кряжимским я узнала много интересного. Например, то, что дома у художника Траубе находится довольно неплохая коллекция живописи отечественного авангарда и пейзажа. Еще я узнала, что Траубе вдовец, у него трое детей, сколько-то там внуков, две кошки и много кисточек, которыми он работает и которыми он не работает. Живопись у Траубе коллекционируется как-то сама – друзья дарят, например, а кисточки он целенаправленно собирает много лет и очень гордится своим собранием…

А еще Сергей Иванович уже провел с Федором Аполлинарьевичем предварительные переговоры по телефону о демонстрации картин из его коллекции в нашем городском музее живописи имени Татищева. Почему-то Сергей Иванович пообещал, что наша газета обеспечит для этой выставки все подряд: и информационную поддержку, и даже охрану.

Правда, охрану Кряжимскому уже обещали обеспечить в горУВД, где он в ответ на эту любезность обещал прочесть бесплатный цикл лекций по истории тарасовского криминала…

Ну, в общем, вы можете понять, в каком я была состоянии, когда Сергей Иванович наконец-то оставил мой кабинет и удалился.

Я докуривала уже вторую сигарету, тщательно вытрясая из головы все связанное с живописью и художниками, как в кабинет влетела радостная Маринка. Я хмуро взглянула на нее: еще что-то произошло? Это уже перебор. Каждый день по неожиданности – еще сойдет, но по две – форменное безобразие!

– Оля, блин, вот здорово! – крикнула Маринка и от избытка чувств так хлопнула дверью, что я вздрогнула, диктор на экране моего включенного телевизора замер и зарылся в бумажки, а компьютер срочно пожелал перегружаться, словно только что проглотил неведомый вирус, расстроивший ему оперативное пищеварение, то бишь память.

Непривычные они и нервные какие-то. А вот я уже почти привыкла к Маринкиным заскокам.

– Что именно здорово? – максимально терпеливым тоном спросила я. – Наконец-то ожидается землетрясение в нашем микрорайоне? Давно пора, а то скоро писать станет не о чем.

– Нет, насчет землетрясения я ничего не слыхала. Правда, потрясет, что ли? – слегка удивилась Маринка, но потом, видимо подумав, что я шучу, легко продолжила: – Сергей Иванович сказал мне, что мы все вместе едем за город! Я думала, что ты никогда не поднимешься до такого подвига!

– Куда мы едем? – переспросила я, не сообразив сразу. – Как это «за город»?

– Ну как, ну как, абнакнавенно! – раздражилась Маринка. – К какому-то старому фокуснику, у которого и зимой, и летом цветут ананасы в оранжереях. А бананы у него не растут?

– Что-то я не поняла, – проворчала я, – это у художника Траубе оранжереи?

– При чем тут какой-то художник! – вскипела Маринка. – Ты что, издеваешься надо мною? Сама согласилась ехать и сама якобы не знаешь куда!

Маринка выскочила из кабинета в растрепанных чувствах, на этот раз дверью не хлопнув.

Мы с Маринкой подруги с тех времен, когда нашей замечательной газеты «Свидетель» еще и в помине не было. Хотя, в принципе, мы могли бы познакомиться с ней и еще раньше, потому что мы учились на одном и том же филфаке, но на разных отделениях. Маринка грызла учебный гранит на романо-германском, и, кстати, на год раньше меня. То есть она на этот самый год, получается, меня и старше. Это не секрет, ни в коем случае, но между подругами такие мелочи упоминать просто неприлично. Да и зачем?

Все равно же мы обе об этом распрекрасно помним.

Подумав немного об очередном Маринкином выпаде – чуть не сказала «припадке», – я выбралась из-за стола и пошла следом за нею. Нужно было разобраться, что же происходит в этом мире и почему я получаю из него такие разные сигналы.

Художник Траубе плохо укладывался у меня в голове рядом с бананами. Как-то не состыковывалось название группы «Лесостепь» с ананасами-бананасами. То, что в наших степях подобные плоды не произрастают, я знала точно и не понаслышке.

Сергея Ивановича на месте не было, он уже ускакал в областное правительство на пресс-конференцию губернатора, а потом собирался, как он предупредил Маринку, съездить еще куда-то, «но уже по другому делу».

Спрашивать было не у кого, и я, посмотрев, чем занимается наш Ромка – как всегда, это была какая-то ерунда, – вернулась к себе в кабинет. Маринка, не обращая на меня внимания, возилась с кофеваркой, наклонившись над своим столом. Так как Маринка решила сделать вид, что меня не видит, я сделала вид, что не вижу ее.

Что получается? Правильно: квиты.

Как только я снова уселась в свое кресло, тут же зазвонил телефон у меня на столе. Я сняла трубку и представилась привычным текстом:

– Главный редактор газеты «Свидетель» Ольга Юрьевна Бойкова. Здравствуйте!

– Здравствуйте, – услышала я в ответ приятный мужской голос.

Знаете, бывают такие голоса, не очень низкие, с легкой хрипотцой, но удивительно приветливые. Так и хочется улыбнуться. Вот я и улыбнулась.

Но, видно, мне на роду было написано или звезды так рассудили, что в этот день мне покоя не будет.

Снова отворилась дверь кабинета, но Маринка на этот раз не вошла, а просто просунула голову в образовавшуюся щель.

– Ты была права, – громко заявила Маринка, словно у меня были проблемы со слухом. – Я сейчас все выяснила у Ромки! Мы едем к художнику. Его фамилия Траубе. Но у него есть оранжерея!

Выпалив эту информацию, Маринка исчезла.

Я покачала головой и прислушалась к молчащей трубке.

– Алло, – сказала я, – я слушаю вас.

– Вас ведь зовут Ольга, если я правильно расслышал? – спросил меня по телефону все тот же мужской голос. Но теперь, однако, голос прозвучал по-другому. Мне показалось, что в интонациях я услышала что-то угрожающее.

– Да, Ольга Юрьевна, – подтвердила я и снова прислушалась.

– Вчера по телевизору Павел Глоба сказал мне, что Ольгу ожидают разные сюрпризы, – сказал мне мужчина и аккуратно положил трубку.

Услышав короткие «пи-пи-пи», я посмотрела на трубку и тоже положила ее на место.

Приехали: снова начинаются неожиданности, которые иначе как неприятными назвать нельзя.

Этого еще не хватало! Мне позвонил явный псих, и будем считать, что мне еще повезет, если он окажется тихим.

Я вышла из-за стола, подошла к окну и выглянула из него.

Напротив здания редакции через дорогу, недалеко от киоска «Роспечать», на жилом доме висел телефон-автомат. Мне почему-то показалось, что, возможно, кто-то пошутил и сейчас я увижу этого весельчака, но у телефона никого не было.