Глава 2. Пристальный взгляд на обрывочные психотические эпизоды

Наша психика работает как съемочная группа в кино

Язык рождает истории, если мы способны подобрать слова, которыми можем заполнить свой внутренний мир. В случае успеха у нас в сознании выстраивается настоящая съемочная площадка – нам же отведена роль режиссера, который неустанно бегает и организовывает съемку внутреннего фильма. Но это не всё: все остальные обязанности на этой площадке тоже отведены нам. Мы не просто режиссеры, мы и сценаристы, и актеры, и критики, которые придирчиво оценивают получившийся материал, и самый главный зритель. Зритель, которому фильм становится доступным на предпоказе и который знает, что происходит и вот-вот произойдет.

В соединении всех этих задач рождается осознание мира и самих себя. Это есть наше сознание, и мы постоянно опираемся на него. Такой фильм Лакан называет Воображаемым регистром психики. Это эклектичная смесь из деталей реальной жизни с идеями, размышлениями и воспоминаниями. В результате наше восприятие внешних событий не может считаться нейтральным репортажем. Монтируя фильм, мы всегда смотрим на реальность с определенной точки зрения.

Способность играть пять ролей одновременно выводит мультизадачность на совершенно новый уровень! Напоминает жизнь молодых родителей, которые совмещают работу с заботой о детях, детей с романтическими отношениями и отношения с хобби. Ведь им важно поддерживать родителей, кормить домашних питомцев и проверять, что цветы на балконе еще не завяли. Неудивительно, что под конец дня они готовы упасть от усталости. Такая суматошная жизнь невероятно утомляет – как и безостановочные съемки фильма, даже если мы ничем особым и не заняты.

Но фильм не останавливается даже по ночам. Когда мы спим, наш внутренний кинотеатр не прекращает работу, вот только сцены в фильме заполняются хаосом. Пока режиссер и сценарист спят, зритель не дремлет и с удивлением смотрит сны. Без режиссерского надзора все персонажи, включая «Я», начинают играть странные роли. Актерам у нас в голове неведома усталость. Без режиссера и сценариста они импровизируют и разыгрывают необычные этюды. С психологической точки зрения эта на первый взгляд хаотичная активность подчиняется особым правилам. По ночам мы позволяем страхам, тревогам и желаниям прошедшего дня обрести форму. Сны очень показательны, поскольку демонстрируют, как мы спонтанно на бессознательном уровне реагируем на сложные ситуации. Но самое забавное то, что идеи, возникающие в снах, предстают перед нами не в форме размышлений, а в виде диких, удивительных историй. К счастью, мы по-прежнему слышим голос критика – он делает замечания, и это помогает зрителю ощущать дистанцию между собой и тем, что происходит в кадре. Это важная деталь, благодаря которой мы не просыпаемся из-за неожиданных событий и наших реакций во сне.

Днем все организовано немного лучше. Наш внутренний режиссер не прыгает с одной темы на другую и ценит порядок, который мы зовем самоконтролем. Режиссер стоит над душой у сценариста, чтобы тот следил за чистотой и структурой сценария. Внешние события и ощущения в теле должны объединяться так, чтобы выстраивалась связная и понятная история – именно это и пытаются сделать молодые родители, когда, несмотря на внешний хаос, продолжают поддерживать активность в социальных сетях в попытках донести до окружающих, что они всё еще здесь и хотят, чтобы их любили.

Первичный и вторичный мыслительные процессы

Так этот процесс видел Фрейд: днем умственная активность управляется вторичным мыслительным процессом, который моделирует возможные варианты развития событий, основываясь на логических рассуждениях. При помощи рассуждений мы ищем связи между событиями и направляем действия в систематическом ключе. Но когда мы спим, первичный мыслительный процесс берет верх. Он предполагает более интуитивное мышление, в котором слова и образы соединяются друг с другом на основании ассоциаций, что воплощается в дикие и сюрреалистичные ситуации. Вторичный мыслительный процесс призван установить связи между мыслями. Создавая связи и понимая смысл происходящего, мы чувствуем, что контролируем ситуацию. Первичный мыслительный процесс, напротив, относится к области подсознания и работает с формами и звуками. Он рифмует слова и образы, формируя эстетическое переживание²³.

Например, какое из следующих слов наиболее тесно ассоциируется со словом «горе»? «Несчастье» или «доколе»? Вторичный мыслительный процесс делает выбор в пользу «доколе». Однако первичный мыслительный процесс выбирает «несчастье». А все потому, что «доколе» рифмуется с «горе», а также потому что нам хочется, чтобы несчастье поскорее закончилось.

Когда мы бодрствуем, вторичный мыслительный процесс держит пальму первенства. Благодаря череде логически последовательных событий, мы становимся «режиссерами» своего внутреннего мира. Первичный мыслительный процесс находится на заднем плане.

Во время психотического эпизода режиссер и сценарист внезапно бесследно исчезают со съемочной площадки. Остаются только обрывки сценария и горы слов, которые невозможно сложить в осмысленную историю. Как следствие, воображение не может соединить разрозненные события, происходящие вовне, с эмоциями человека. Согласно Фрейду, в психотическом эпизоде правит бал первичный мыслительный процесс. Клинические исследования с различными методами измерения подтвердили эту психоаналитическую гипотезу. Это вовсе не означает, что в состоянии психоза люди то и дело устанавливают ассоциативные связи. Но заметна общая тенденция мыслить в категориях формального сходства между элементами, так что все вокруг кажется странным сном, в котором обнажается бессознательное²⁴.

Разумеется, это не ускользает от внимания нашего внутреннего зрителя. Внезапно мы оказываемся героями фильма, в котором реальность рассинхронизировалась. В лучшем случае вы почувствуете себя дезориентированным. В худшем случае это приведет к пугающему состоянию – полному распаду внутреннего мира. Если кратко, во время психоза мы теряем способность делать несколько дел одновременно, и съемочная группа воображения в панике носится по павильону, как безголовые цыплята. Как без сценария они смогут сделать что-то цельное и осмысленное?

Как правило, на первом этапе в психической жизни происходит ряд едва уловимых изменений. Речь еще не идет о явном, кричащем безумии с галлюцинациями и бредовыми образами. Небольшие искажения восприятия немного нарушают ваше ощущение реальности.

Эти искажения, которые мы вскоре рассмотрим более подробно, включают в себя:

• мелочи, которые внезапно начинают требовать к себе слишком много внимания;

• ощущение, будто «Я» размывается или вовсе исчезает;

• потерю контроля над словами и мыслями;

• странные ощущения в теле;

• импульсивное и бесцельное поведение;

• потрясение и растерянность²⁵.

Пусть эти явления и не бросаются в глаза, даже одного из них достаточно, чтобы вызвать сильный страх и депрессивное состояние. Такое количество бессмысленных переживаний вынести непросто.

Как мелочи занимают все внимание

Боб знает, каково живется с такими искажениями. Как-то раз он сидел за столом и смотрел в окно. Работа над дипломом превратилась в настоящую пытку: письмо стало кошмаром, как и чтение. А для человека, который изучает литературу и языки, – это катастрофа. Внезапно внимание Боба привлек кирпич у окна. Скреплявший его цемент раскрошился, и кирпич расшатался. Боб завороженно смотрел на него и думал: «Этот кирпич и есть сама жизнь…»

По натуре Боб не мечтатель, который только ищет повод, чтобы начать фантазировать о мире, не описанном в учебниках. Напротив, он уравновешенный и практичный человек. Но сейчас он не мог оторвать глаз от кирпича. И чем больше он смотрел, тем больше его мысли сосредотачивались на том, как можно удержать этот кирпич на своем месте. Не успел он осознать это, как кирпич уже полностью завладел его сознанием. Боб словно находился под гипнозом. Сперва его начали одолевать сомнения: это он смотрит на кирпич или кирпич смотрит на него? Подобные вопросы утомляют, но ответить на них быстро не получается. Спустя какое-то время граница между Бобом и кирпичом побледнела и размылась. Онемевший Боб почувствовал, что кирпич постепенно становится частью его тела. Он уже не «Я», которое смотрит на кирпич: как бы дико это ни прозвучало, но кирпич становится Бобом.

Пятнадцать лет спустя мы с Бобом обсудили это переживание, в ходе которого самая банальная вещь внезапно полностью захватила его внимание до такой степени, что он перестал понимать, что делает. К сожалению, он не был готов к столь навязчивым мыслям. Переживания Боба захватили его до такой степени, что он уже не чувствовал себя Бобом. Его личность оказалась поглощенной.

– Казалось, будто я перестал быть частью мира, – вспоминает Боб. – Меня выволокли в вечность.

Сейчас он работает в психиатрической клинике и пытается помочь людям, которые испытывают похожие трудности.

Конечно, мне, как чужому человеку, очень сложно понять, что же произошло с Бобом в те далекие студенческие годы. Как какой-то кирпич может поглотить кого-то до такой степени, что разрушается восприятие времени и пространства? Даже Боб не в состоянии это объяснить, что уж говорить про меня. Единственное, что он знает точно, это то, что в тот момент он думал, что кирпич и есть сама жизнь. Слова «кирпич» и «жизнь» логически никак не связаны. С точки зрения вторичного мыслительного процесса Фрейда связь отсутствует.

Даже в самых диких фантазиях вам не удастся представить себе степень безумия, которое может происходить с человеком во время психоза. А потому не стоит исключать и гипнотизирующие кирпичи. Здравый смысл не позволяет нам думать, что кирпичи могут вести себя таким образом. И Боб это знает. Это объясняет, почему некоторые люди стесняются говорить о психотических переживаниях. Никому не хочется, чтобы его считали «ненормальным», во многом еще и потому, что во время психоза у вас просто нет другого выбора, кроме как терпеть происходящее.

Но «непонятное» вовсе не обязательно должно быть камнем преткновения. Совместные размышления о том, что происходит в такие моменты, и осмысление странностей создают определенное пространство для маневра. Помните, ранее, когда мы обсуждали теорию Лакана, я писал, что люди могут ощущать реальность, потому что они работают с языком? Когда мы говорим про вещи, мы покрываем их сетью слогов. Слова позволяют нам выносить суровую реальность и держаться на безопасном расстоянии от мира, в котором все постоянно меняется. В результате Реальность не подавляет нас, но позволяет играть с мыслями.

Однако когда в этом защитном слое из слов появляются дыры, чувство реальности вновь оказывается под угрозой. Предметы и события из внешнего мира, такие как кирпич, завороживший Боба, внезапно могут оказаться неприятно близкими, даже если окружающим они кажутся совершенно безобидными. В таких ситуациях разговор создает пространство для диалога и поиска выхода.

Укутывая Реальность в Символические пеленки

С точки зрения биологии можно утверждать, что завороженность Боба кирпичом согласуется с популярной теорией аберрантной салиентности. Эта теория предполагает, что в состоянии психоза в мозге человека присутствует избыточное количество нейромедиатора дофамина. Как правило, дофамин помогает сознанию концентрироваться и управляет эмоциональным восприятием. Из-за избыточного количества дофамина, циркулирующего между клетками мозга во время психоза, усиливается восприятие и размывается широкая картина мира. В результате мозг человека функционирует настолько интенсивно, что переключить внимание с деталей внешнего мира, которые привлекли наше внимание, становится просто невозможно.

Основываясь на этой теории, антипсихотические препараты можно выписывать направо и налево. Они снижают концентрацию дофамина в мозге и уменьшают склонность уделять внимание незначительным внешним объектам²⁶.²⁷

Однако таблетки не могут залатать трещину, которая при психозе нарушает восприятие реальности, поэтому необходимо детально изучить возникшее чувство растерянности. Предвестником психотического состояния часто становятся навязчивые реакции. Обычные на первый взгляд события вызывают чрезвычайный интерес, ведь они таинственны и поглощают наше внимание, словно черные дыры. Невозможно точно объяснить, почему они такие «особенные». Аргументы больше не работают, значение отныне имеет только восхищение.

В случаях, связанных с угрожающими и навязчивыми переживаниями, как, например, в случае с Бобом и кирпичом, человек мысленно снова и снова возвращается к одной и той же сцене. В то время Боб много раз сталкивался с похожими ситуациями, когда обыденные вещи полностью поглощали его разум. Это производит ошеломляющий эффект. Без истории, которая придавала бы смысл происходящему, эти вновь и вновь повторяющиеся сцены невозможно организовать в осмысленном ключе.

Интересно, что спустя несколько месяцев после нашего первого разговора о ситуации с кирпичом я отправил Бобу свои заметки о том, как, по моему мнению, в его случае вторичное процессное мышление зашло в тупик. Боб ответил, что, когда он, сидя в автобусе по дороге домой из города, читал мои заметки, на него снизошло озарение. Голландское слово «кирпич» – steen, которое также используется для обозначения каменных глыб, – навело Боба на мысль о его французском эквиваленте pierre и французском существительном pétrification, которое переводится как окаменение. А теперь начинается самое интересное: pétrification тут же отсылает Боба к отрывку из Евангелия от Иоанна. Библия стала для Боба основным источником поэтических размышлений, а отрывок, о котором он вспомнил, посвящен встрече Христа с одним из его последователей – Симоном, братом Андрея. Христос говорит, что Симона отныне будут звать Кифом, Боб объяснил мне, что это арамейское слово эквивалентно греческому «петрос», которое используется в Евангелии от Иоанна. Отсюда произошло имя Симона в Новом Завете – Петр.