– А чего ты удивляешься? Это для нас с тобой он типичный представитель криминалитета, фигурант несметного числа оперативных разработок и лидер всех возможных организованных преступных групп, а официально Гасан Сухробович Умаров – бизнесмен, кандидат в депутаты и меценат, между прочим, в ДК милиции ремонт сделал…

– М-да… – задумчиво протянул Мальцев и притормозил у остановки. – Вон, похоже, пацан твой, Илюха!

По дороге Ромка поведал отцу о своих спортивных победах и поражениях, школьных успехах и неудачах и, как обычно, поделился очередной детской мечтой:

– Пап, Сашка такие офигенные перчатки отдает за два рубля всего!

– Сын! Что у тебя за мажорская манера тысячи рублями называть? И что значит «офигенные»?

– Ну пап! Так все говорят… Я четыреста рублей накопил уже! – Ромка вопросительно посмотрел на отца.

– Это сорок копеек по-вашему?! – Илья зашелся задорным хохотом. – Валерыч, одолжи шестьдесят копеек – у меня только рубль с собой.

– Для хорошего дела – не вопрос. Что за перчатки?

– Такие же, как у Емельяненко!^[9] – выпалил Одинцов-младший.

По уши довольный Ромка выскочил из «Волги» и вприпрыжку рванул к подъезду.

– Сколько ему уже? – поинтересовался Мальцев.

– На днях восемь стукнет, – задумчиво ответил Илья.

– С Настасьей-то общаешься?

– В экстренных случаях, – невесело усмехнулся Одинцов. – Вот сегодня она во вторую смену осталась – попросила Ромыча забрать.

Валера понимающе кивнул и прибавил ходу, благо улицы были уже почти свободны. Он не стал говорить Илье, что пока ждал его около прокуратуры, видел, как его бывшая под руку с каким-то солидным господином продефилировала в сторону модного ресторана, расположенного неподалеку.

Елизаров успел добраться до управления раньше оперов и, стоя на крыльце, за что-то отчитывал постового. Как только Илья подошел к входу, начальник переключился на него:

– Где тебя носит, Одинцов?! Сколько можно ждать?

Постовой облегченно вздохнул и бочком попятился в дежурку.

Илья попытался было объяснить шефу, что был вынужден по пути заскочить по неотложным делам, но тот неожиданно сменил гнев на милость и почти заискивающе, каким-то елейным голоском затянул:

– Илюша, ну неужели так трудно сделать то, что от тебя требуется, а?

– Мы делаем все возможное, Сан Саныч…

– Ну, дорогой мой человек, как ты не поймешь, что это тот самый случай, когда от тебя ждут невозможного?

– Ну что ж мне ему теперь патронов в карманы напихать или наркоты?!

Воровато озираясь, Елизаров перешел на полушепот:

– Конечно, я такого приказа отдать не могу, но мыслишь ты в правильном направлении…

– Но, товарищ полковник… Это не ко мне тогда, а вон… – Майор кивнул на Доску почета, где среди штабных – тыловых – кадровых и прочих уважаемых лиц, сияя лоснящимися щеками, красовался фотопортрет начальника отдела НОН^[10] Васютина. На изображении тот так здорово смахивал на молодого Наполеона, что Илья усмехнулся и заметил:

– Будь это картина, надо было назвать ее «Бонапарт. Молодые годы».

– Все смеешься, Одинцов! Да сейчас время такое – никому доверять нельзя! Нет, яне в том смысле… Владимир Витольдович, несомненно, достойный сотрудник, но не забывай, откуда он к нам пришел! ФСКН^[11] – это все-таки больше спецслужба, чем правоохранительный орган… Да и линия работы здесь скорее твоя – организованная преступность… Хотя ближе к реализации информации, разумеется, подключай Васютина: у него подразделение большое, а приданные силы тебе не помешают…

– Вы так уверены, что в отношении Новикова будет реализация по двести двадцать восьмой^[12]?

– А почему бы и нет? Кстати, мой вечно больной Скородумов, дай бог ему здоровья, наконец-то на пенсию засобирался, – я думаю, ты слышал. Мне будет нужен новый зам, а на этом месте я хотел бы видеть надежного и преданного человека. Иди, работай, Одинцов, не подведи меня. Если что-нибудь потребуется – звони в любое время.

Мальцев дождался старого друга и вызвался подбросить до дома. Илья хотел было отказаться, но в последний момент передумал:

Поехали. По пути навестим кое-кого. У меня вроде как план созрел.

С моря повеяло по-настоящему весенней свежестью. Игорь поднял воротник пальто, поежился от холода и подошел к машине:

– Юрец, давай еще пять минут подождем! – сказал он сидящему за рулем видавшего виды, но все еще очень бодрого «прадика»^[13] приятелю.

– А вон, смотри, уже нарисовались – не сотрешь!

– Ты из машины без нужды не выходи. Думаю, нормально все пройдет.

Юрец многозначительно кивнул, достал из-под сиденья обрез, положил его на колени и прикрыл газетой.

Игорь сделал пару шагов навстречу прибывшей «делегации»:

– Шалом, Гасан! Чего так скромно – всего на трех машинах?

Чтобы вытащить свою стадвадцатикилограммовую тушу с заднего сиденья «Рендж Ровера», большеносому усачу пришлось опереться на руку вовремя подоспевшего из флагманской машины сопровождения охранника. Он сделал вид, что не расслышал колкого приветствия и, расплывшись в широкой улыбке, на мгновение ослепил собеседника сиянием золотых зубов:

– Здравствуй, Гарик! Здравствуй, дорогой! О чем будем говорить?

Игорь окинул презрительным взглядом десяток чернобородых «спортсменов», обступивших полукольцом своего босса.

– Пройдемся?

Умаров небрежным жестом велел нукерам ждать и, заложив руки за спину, важно зашагал по сырому песку:

– Ну ты говори: зачем звал – не тяни. У меня мало времени…

– Ты слышал, что Прохор Беломорский откинулся?^[14]-Нуда…

– По всем понятиям, надо ему общак^[15] передать и в курс дел ввести…

– Это не тебе решать! – вспылил Гасан и от волнения заговорил с акцентом: – Я на своем месте: мне его Дато Зугдидский и Воркута определили! Я пятнадцать лет работал, людей кормил, вопросы решал…

– Гасан! Когда со мной разговаривают в такой манере, я начинаю нервничать, ты знаешь, – ледяным тоном отчеканил вполголоса Игорь. – А когда я нервничаю…

Усач пошел красными пятнами и начал вытирать платком пот, проступивший над густыми черными бровями, сросшимися в одно целое:

– У нас только все так хорошо пошло, а тут он, как снег на голову, понимаешь!

– Ты не спеши. Ничего у нас никуда не пошло: я тебе ответа по поводу дури еще не давал, а про Дато мне тут пылить не надо! Его последний сход приговорил – за что, ты знаешь. С Воркуты тоже не спросить – мир его праху! Что касается места – поверь, общество в курсе, как ты его получил и во сколько оно тебе обошлось…

– Тише-тише, что ты так разволновался, дорогой? Давай я подумаю, с людьми посоветуюсь, решим что-нибудь, а?

Игорь надменно улыбнулся, окинул толстяка насмешливым взглядом снизу вверх и, сбив щелчком пальца с его плеча невидимую пылинку, поправил Умарову галстук:

– Хороший костюм у тебя, Гасан, – как у дона Корлеоне^[16]. Давай-ка пару соточек: надо вора нормально встретить – одеть-накормить.

– Ай, Гарик! – усач неумело изобразил на лице страдание. – Время тяжелое – вот сто возьми…

– Ас какими людьми ты будешь советоваться? С этими, что ли? Я чего-то среди них понимающих не наблюдаю! – Игорь кивнул в сторону готовых броситься на него в любую секунду нукеров и направился к «прадику». – Вечером наберу тебя!

По дороге Юрец не выдержал и осторожно поинтересовался:

– Ну как прошло?

– Да как я и думал! Барыга – он и есть барыга! Я никогда его за вора не считал и считать не стану. Поехали к Прохору – и так «косяк» за нами, что на вокзале не встретили.

– Так мы ж не знали, что он утренним поездом приедет! Игорян, а это правда, что Беломорский второй срок за бунт на зоне получил и что он хозяина^[17] кончил?

– Правда-правда… Только не хозяина – оперишку ссученного. Тот нагрянул к нему нежданно-негаданно в две тысячи втором и начал втирать, мол, поделись камушками, а я тебя на УДО^[18]. Прохор – ни в какую. Тогда мусор начал его семьей шантажировать, типа, сеструху его закроет, а внучку ее – в детдом. Беломорский не выдержал, и заточку ему под ребра… Хозяина бы не простили, а заезжий опер… Судья вроде как даже поверил, что он взятку за освобождение вымогал, – вот пятнашкой дядя Проша и отделался. Бунт на самом деле не он затеял, а общественность возмущенная: его у всей зоны на глазах «маски»^[19] так уделали, что он признаков жизни не подавал – вот и полыхнуло. Он же положение, сам понимаешь, какое имел… А в итоге на него же массовые беспорядки и повесили…

Юрец мечтательно закатил глаза и вздохнул:

– Мне б такие капиталы! Да ябы! Ябы всю мусарню^[20]купил, я бы не то что УДО дожидаться, я бы на поселок^[21]соскочил и жил бы дома, как король!

– А подох бы, как Воркута! – презрительно отрезал Игорь.

– Ты что, думаешь, Воркута действительно с мусорами сотрудничал? Мне кажется, это они сами такие слухи распускают, чтобы в обществе недоверие возникло…

– Не знаю-не знаю, но дыма без огня не бывает. Закрывали их троих: Беломорского, Сварщика и Воркуту. Прохор все на себя взял, за что тринадцать и получил, Сварщик за соучастие семилеткой отделался, а Воркуту через полгода отпустили подчистую, как из бани, якобы за недоказанностью. Ты тогда еще в школе учился, а я уже соображал кое-что – уж больно быстро у него дела в гору пошли: и с мусорами все ровно, и с обществом, потом Дато этот нарисовался. Ну про него тебе рассказывать не надо – сам все знаешь… Когда в девяносто девятом Сварщик откинулся, Воркута с него прямо пылинки сдувал, да недолго, пока Дато Гасана не притащил. И умер Николаич не своей смертью…

– Да ладно!

– Сварщик – единственный, кто был против того, чтобы Гасана смотрящим^[22] ставить. Он долго с Воркутой из-за этого в контрах состоял, а Зугдидскому вообще не доверял никогда. А тут ни с того ни с сего Николаич, Воркута и Дато после стрелки едут в баню, где Сварщик якобы сильно перебрал, и сам знаешь… Федька, Николаича внучек, – ты видел его, мне еще за полгода до этого как-то говорил, мол, нет у деда никаких брюликов, а Воркута его напрягает – он разговор слышал. Я тогда никакого значения этому не придал: пацану пятнадцать лет – ветер в голове. Мало ли что померещится? А после смерти Сварщика кто-то всю его хату^[23] перерыл и дачу наизнанку вывернул, даже в огороде раскопки устроили…

– Толковый малый этот Федька. Когда выписывается?

– В декабре срок. Я хотел с УДО порешать, да уж больно аппетиты у кумовьев^[24] неуемные. Думают, раз внук авторитета, так дома золотые унитазы стоят. Как и на что их вдвоем с брательником мать вытянула – ума не приложу. Вся недвижка и заводы Николаича после его смерти сначала в распоряжении Воркуты оказались, а потом плавно перешли к Гасану. К слову о Воркуте: тяги гуляют^[25], что на той стрелке в Одессе его не за сопротивление при задержании завалили – это снайпер был, а чей, я думаю, тебе объяснять не надо…

– Да, Игоряныч, ну ты мне прямо переворот сознания устроил…

– Ты, Юра, имей в виду, что разговор этот между нами. Пацанам пока этого знать не надо, но чует мое сердце – сейчас такая движуха начнется! Беломорский просто так от своего не отступится.

– Ну и как вы в двушке впятером жить собираетесь, когда у вас дитя народится? – недоверчиво поинтересовался Прохор у Светки. Та шмыгнула распухшим от слез носом и ничего не ответила.

Антон деловито поправил очки и вмешался в разговор:

– Прохор Игнатьевич! Ну почему впятером? Мы же вам говорили, что родители почти все время на даче…

– А зимой? Или у них там хоромы белокаменные?

– Нет…

– Ты представляешь, что такое маленький ребенок? Предки-το твои, чай, пенсионеры уже – им покой нужен. Я считаю, что вы со Светланой после похорон должны переехать сюда. Мне кажется, Александра только рада была бы…

– Нет, деда Проша! С тобой мы жить не будем – это точно! – наконец-то подала голос Светка. – Мне бабушка рассказывала, как вы в свое время спали по очереди, чтобы вам квартиру в очередной раз не подожгли, а меня в ясли два охранника водили.

Антон о чем-то задумался, взял жену за руку и увел из кухни. Через пару минут он вернулся и сообщил Прохору кажущуюся ему гениальной идею:

– Меня на работе должны повысить, у отца кое-какие сбережения есть – на первый взнос хватит. Мы квартиру купим. Вот…

В подтверждение реальности сказанного Антон положил перед Прохором газету, в которой кружком было обведено объявление: «…17 кв. м, отделка под ключ, сдача в I квартале, ипотека…»

– Это что же за квартира такая: семнадцать метров с кухней и ванной? Чуть побольше камеры в ШИЗО!^[26]А про ипотеку эту я слышал – новый вид узаконенного мошенничества: тебе дают мильён, и ты потом пашешь всю жизнь, как папа Карло, чтобы пять вернуть. Нет, детки – это не дело… И вообще, с чего вы взяли, что я тут останусь? Может, у меня дама сердца в городе Сочи со всеми удобствами имеется, или, может, я на Соловки^[27] послушником подамся, а? У меня и письмо рекомендательное от батюшки есть…

– Да ты чего, деда Проша! – возмутилась Светка. – Я хоть тебя и не помню совсем, но ты ж моя единственная кровная родня! Неужто, ты думаешь, мы тебе разрешим на старости лет в людях маяться?! Антоша, ну скажи!

– Да-да, Прохор Игнатьевич! Вы не думайте! Мы уже все решили и будем о вас заботиться. Сейчас вот с похоронами только разберемся – я с шефом насчет ссуды беспроцентной договорился, а там потихоньку и вас оденем-обуем и поможем социально адаптироваться…

– Чего?! Это как это адаптироваться?

Антон сдержанно и доходчиво разъяснил старику значение непонятного для него словосочетания. Беломорский облегченно выдохнул:

– Не, не надо меня к социуму адаптировать. Я уж как-нибудь. А насчет кто о ком позаботится – это мы еще поглядим… Пойдем-ка на балкончик перекурим…

– Да я не курю…

– Ну пойдем воздухом подышим. – Беломорский заговорщицки подмигнул парню и достал из кармана портсигар.

Дело шло к белым ночам, поэтому, несмотря на вечер, солнце светило, как днем. Антон, поеживаясь от ветра, вопросительно посмотрел на Прохора. Беломорский достал папиросу и начал:

– Правильный ты пацан, Антоха. Ты супругу береги, не обижай. Александра, царство ей небесное, ее почитай одна вырастила. Меня когда закрыли, Светка еще пешком под стол ходила. Ох, пришлось ей хлебнуть горюшка! Валентина-то, матерь ейная, та еще прошмандовка оказалась…

– Как? Мне баба Шура говорила, она умерла при родах…

Прохор злобно сплюнул:

– Бросила она Светку в роддоме и с типом одним залетным в Мурманск свалила, а оттуда они в Норвегию беженцами подались – унитазы мыть на заправках и картошку гнилую в порту перебирать. Письмо потом прислала: «Прошу меня понять и простить, хочу начать новую жизнь с чистого листа». Вот такие дела, малой… Ты супружнице только не говори ничего. Потом как-нибудь, а то и вовсе – молчок. Пойдем чай пить – я смотрю, у тебя уже зубы от холода стучат.

В квартире перепуганная Светка показала пальцем на входную дверь и зашептала:

– Там мужик какой-то огромный со шрамом и с венком похоронным звонит. Я сначала подумала – это с бабушкиной работы, но он тебя спрашивает, деда Проша…

Беломорский оглядел прихожую и зачем-то стал простукивать стену, граничащую с соседней квартирой. Почти под потолком стук оказался звонче, чем в других местах. Прохор надавил пальцами на обои, и они треснули, открывая небольшую нишу в стене. В нише обнаружился тряпичный сверток, размотав который, Прохор извлек самый настоящий маузер.

Антон восхищенно присвистнул:

– Я такие в кино про Гражданскую войну видел!

– Оттуда и есть. Отцовский – у интервентов подрезал. Идите в комнату я разберусь.

– Прохор Игнатьевич, может, лучше милицию вызвать?

– Малой! Ты чего? Запомни: никогда ничего ни у кого не проси, особенно у тех, кто сильнее тебя. А уж милицию звать мне никак не положено.

Осторожно посмотрев в глазок, Беломорский добавил:

– Морда лица вроде знакомая – может, все не так и плохо…

Засунув пистолет за пояс, Прохор открыл входную дверь.

– О, Скорик! Здорово, бродяга! Ты на хрена этот веник припер – внучку перепугал?

– Прохор! Братва поздравляет тебя с выпиской и соболезнует твоей утрате…

– Заходи!

– Да нет, там внизу машина. Мы тебе квартиру сняли в центре – там поляна уже накрыта. В силу обстоятельств ресторан не стали заказывать, тем более горе у тебя. Извини, что с поезда не встретили. Много о чем поговорить надо.

– Да что за кипяток-то? Дайте вы хоть в себя прийти, сеструху схоронить и это… социально адаптироваться!

– Поехали. Я все обскажу – ты поймешь, тут такие тучи… Очень вовремя ты вернулся. Ты прости, но похоронами пусть лучше родня займется. Да, вот. – Игорь положил на телефонную полку тугой конверт. – Я внизу буду ждать.

Прохор обулся, накинул куртку – двадцать три года в шкафу провисела, а как новая, недаром на Канарах купленная, – и позвал молодежь из комнаты.

– Антош, ты сколько там на работе занимать хотел?

– Пятьдесят, а что?

Прохор на глаз разделил пополам банковскую упаковку «хабаровских», обнаруженную в принесенном Игорем конверте, одну половину положил в карман, а вторую передал Антону.

– Держи, глава семьи! Я, как телефоном обзаведусь, позвоню вам. На похоронах увидимся.

– Деда Проша! Куда же ты?

– Прости, Светочка! Надо идти. Держитесь!

Не успел Юрец тронуться с места, как Скориков заметил в глубине двора «пятнашку», которая с выключенными фарами плавно покатилась в их сторону:

– Смотри-ка, эскорт!

– Это гасановские, думаешь? – спросил водитель.

– Нет. Цветные^[28] по ходу… Оторвемся на проспекте.

Оторваться не удалось. На проспекте «пятнашку» обогнал новенький «шевроле» и внаглую пристроился за «прадиком».

– Пацаны! Вы, может, растолкуете, чего к чему? – поинтересовался Прохор.

– Заказ на тебя поступил, Беломорский, – ответил Игорь.

– Блатные?

– И не только… Птичка на хвосте принесла: закрыть тебя хотят по беспределу. Кому-то из государевых людей ты дорогу перешел своим преждевременным освобождением…

– Парни, пристегнитесь! – перебил Игоря Юрец и резко свернул к зданию заброшенной стройки.

– О! Это же школа, которую на наши со Сварщиком бабки мэр обещал построить! – оживился Беломорский.

– Да вот не сдержал… – процедил сквозь зубы Скориков.

Юрец, взмывая в небо фонтаны болотной воды, перемешанной с глиной, рванул через заросшее бурьяном футбольное поле. «Прадик» неуклюже заерзал по скользкой поверхности, и пришлось сбавить скорость.

– Все! Расслабься – оторвались, – победно прокомментировал Игорь.

Оглянувшись в заднее стекло, Прохор увидел «шевроле», наглухо застрявшую посреди поля. Легковушка уперлась порогами в свежевспаханную колею и тщетно пыталась сдвинуться с места.

– Иваныч, а ты уверен в своем человеке? – спросил Мальцев Одинцова.

– Ну, конечно, не так, как в тебе, но все же доверять ему можно, – ответил Илья. – А что тебя смущает?

– Да мутный он какой-то и малость пришибленный с виду. Живет в ДП^[29], вроде как оторванный от мира, а информацией владеет… Ты думаешь, он донесет до Прохора то, что нужно?

– Ты про то, что его Гасан хочет завалить или про то, что мы его скоро «примем»?