– Тоже нет. Самый ранний возраст для невесты – после окончания средней школы, раньше – уже противозаконно. Хотя невестами у нас становятся тогда, когда у девочки начинаются женские дела. Этот факт бывает обычно публичным, предается гласности. Это ни на что не влияет, просто в нашем селе такой обычай. Обычай довольно странный, сохранившийся мало где. Так было когда-то очень давно, еще в позапрошлом веке, но в нашем ауле обычай жив до сих пор, хотя носит формальный характер. Его истоки уходят к глубокой старине, когда образование для женщины было не обязательным, тогда девочек можно было отдавать замуж с началом «критических дней», а фактически – детьми. Сегодня ранние браки на Кавказе запрещены. Девочка сегодня обязательно оканчивает школу, а потом – как случится. Она может даже продолжить обучение и работать, но обычно в этом не возникает необходимости: жен содержат мужья.

Ильмира поежилась: ей непривычно было слышать такие вещи от чужого мужчины, приехавшего чуть ли не с другой земли; неожиданно и неудобно.

– Девушка обязательно должна выйти замуж за человека, который ее посватал, или она может отказаться?

– Может, но только ее мнение должны разделять родители. Бывает и так, что девушке нравится другой мужчина – в таком случае ее могут отдать и за того.

– Но вы с невестами не встречаетесь?

– Такого понятия у нас нет. К невесте однажды приходит родня жениха (все мужчины) и сообщают, что ее желают взять замуж. Часто ее сватают заочно, когда она жениха в глаза не видит. Желает ли сама невеста пойти замуж за того человека, никого не волнует. Я хочу, однако, добавить, что у каждого народа свои традиции, и то, что принято у лезгин или, скажем, у аварцев – у даргинцев, например, или у табасаранцев как раз наоборот, а то, что принято у них, того нет у нас.

– У вас все решают мужики. А имеет ли ваша женщина вообще на что-нибудь право?

– Имеет. Но право женщины перед правом мужчины подавляется, всегда уступает праву мужчины, женский голос имеет меньшее значение, чем мужской.

– У меня к вам больше нет вопросов. Мне осталось только извиниться за проявленное сначала недоверие. – Ильмира встала, чтобы идти. Сняла покрывало, вернула хозяину. – Благодарю.

– Вам позволительно не доверять. У вас есть причины быть острожной – такая девушка! Вы можете свести с ума.

Ильмира была в шортах, что позволяло Ахмету рассмотреть ее ноги и изучить всю фигуру сверху вниз. Он изучал и пускал слюни: девица перед ним стояла видная, фигуристая и аппетитная. Так бы вот сейчас набросился на нее и покусал-покусал… Терзал бы это юное тело жадно и с упоением, долго и беспощадно. Но не таков был Ахмет. Не мог он позволить себе распустить руки и овладеть силой; и не в том дело, что за это полагалась определенная ответственность, а просто потому, что был так воспитан. С трудом подавил он в себе возникшее было желание… А чтобы не впасть в грех с этой сексапильной школьницей, поторопился ее выпроводить.

– Оставьте ваш телефон, – попросил на прощание.

– Зачем? – обрадовалась она, но виду не подала.

– На всякий случай: вдруг я захочу справится о своем интервью, узнать, где оно напечатано, в какой газете почитать? Хотя, вообще-то, я газет не читаю…

Ильмира вышла за дверь – Настя преданно ждала ее на площадке.

– Всего доброго, – сказал ей кавказец на прощание.

– Спокойной ночи. Извините еще раз, что я так напористо… Спасибо вам большое.

– Мне было приятно провести с вами время. Я не жалею, что уделил вам внимание.

Ему оставалось только сказать «Заходите еще», но Ахмет почему-то этого не сказал. Дверь за ним закрылась. Ильмира стояла вся красная от волнения и несколько минут еще приходила в себя.

– Ничего себе! – восклицала пораженная Настя. – Как тебе это удалось?

– Сама не знаю… Божечки ты мой, Настя, что я наделала?

– Слушай, он тебя глазами просто пожирал… Он, часом, не голодный был?

– Да, было дело. Я сама видела, что он готов был меня съесть… По-моему, он заглотил наживку…

Может, и заглотил. Но после этого разговора Ильмира больше не видела Ахмета. Настя тоже сказала, что его не видно. Лишь через полтора месяца Ильмира неожиданно услышала знакомый акцент в своем телефоне.

– Я интересуюсь, где я могу увидеть свое интервью? Помнится, вы мне обещали, что напишете про меня в газете… Хотелось бы почитать…

Теперь Ильмире было все равно: она полностью удовлетворила свое желание и свой интерес. Ни о каком продолжении она не помышляла, да и вообще Ахмет был ей не нужен. Кто он такой? Чужеземец на ее территории, обыкновенный чурка. Ильмира никогда не была расисткой, но сейчас ей захотелось почему-то обидеть кавказца – может быть для того, чтобы он отстал.

– Интервью никакого не будет, – честно призналась она, сохраняя непоколебимое равнодушие к его ответу. – Я вам все наврала, я все придумала: я никакая не журналистка, а школьница. Я просто хотела поближе с вами познакомиться: я никогда не видела таких людей, как вы. Так что извините: это был спортивный интерес.

– А не хотите как-нибудь еще раз встретиться – просто так, для общего развития?

– Вы предлагаете встретиться? – Ильмира не поверила своим ушам.

– Да. Мне хочется вас увидеть. И на вашем месте я бы согласился, чтобы заслужить мое прощение.

– Хорошо, давайте. Говорите, когда и где?

– Знаете, я сегодня свободен. Давайте через час возле вашей школы.

У Ильмиры оставался ровно час времени, чтобы привести себя в порядок и хорошо одеться. Пришла она вовремя, потому что не привыкла опаздывать. Ахмет уже был на месте и прогуливался по школьному двору с цветком в руках.

– Здравствуйте! – крикнула Ильмира, подходя к нему ближе.

– Салям алейкум! – отозвался Ахмет. – Добрый день. Это вам от меня знак внимания.

– Спасибо. Вы хорошо изучили порядки нашего народа, на свидание пришли не с пустыми руками. Но давайте сразу к делу… – Ильмира стеснялась Ахмета и не очень хотела находиться в его обществе. – Зачем вы вытащили меня сюда, когда я призналась, что интервью с вами выдумала? Разве вам хочется говорить с обманщицей?

– Я уже это делал и нисколько о том не жалею. Думаешь, я поверил тебе, когда ты меня поймала около подъезда? Конечно, нет! Я догадался уже тогда, что никакая ты не журналистка. По тебе видно, что ты ребенок.

– Зачем же тогда уделили мне время? Почему не послали меня куда подальше?

– Зачем тебя куда-то посылать? Я мужчина, я воспитанный человек и не буду ругаться с женщиной. Я приучен женщину уважать.

– Так уж и уважать? – усомнилась Ильмира. – Неужели кавказцы уважают женщин?

– Все зависит от народа и воспитания. А еще много зависит и от самого человека. Почему, ты думаешь, я долгое время говорил тебе «вы», хотя ты мне в дочки годишься? Именно потому и говорил, что вел себя вежливо.

– Значит, если я вас правильно поняла, вы не собирались меня насиловать тогда у себя дома?

Ахмет засмеялся:

– Нет, конечно! Насиловать я тебя не думал, но желание вступить с тобой в связь у меня возникло. И когда оно возникло, я поторопился тебя выпроводить, чтобы не сорваться. Иначе что ж это за гостеприимство такое получается? Отец насилует свою дочь! Большего позора и стыда и придумать нельзя.

– Вы умеете не владеть собой?

– Просто ты меня с ума свела. Впредь, пожалуйста, если вдруг придется, не стоит для меня стараться так хорошо выглядеть. Мне больше по душе ты естественная. Оставайся самой собой. Ценю твои старания в последний раз.

– Почему же вы меня все-таки не изнасиловали, если хотели?

– А ты бы согласилась?

– Не знаю. Это неприличный вопрос.

– Тогда я понял, что ты не доступная, – может, я ошибся?

– Ахмет, не об этом сейчас разговор! Я просто хочу понять, что вы за человек, потому что узнала я о вас многое, а кто вы такой, так и не поняла. Наше общество вообще видит в кавказцах потенциальных насильников, которые охотятся на наших женщин, и когда видишь, что это не так, становится странно. Уж простите, но не мной оно придумано. Я вообще кавказцев видела только в телевизоре, что я могу думать?

– Тебе за красоту можно простить все. Но еще раз повторюсь: ты мне в дочки годишься, какой стыд тебя насиловать!

– Ахмет, давайте присядем на скамейку.

Сидя рядом с ним, Ильмира нечаянно прислонилась к его плечу. И почувствовала какую-то уверенность, какую-то защищенность. Ей показалось, что если бы сейчас к ней пристали хулиганы, Ахмет бы не дал ее в обиду.

– Ахмет, вам интересно со мной?

– Почему ты спрашиваешь?

– Ну все-таки… У нас огромная разница в возрасте, что у нас может быть общего?

– Ничего: я умею с детьми обращаться.

– Скажите, вы меня долго собираетесь держать возле себя? Я домой хочу.

– А я не хочу тебя отпускать: мне понравилось быть рядом с тобой. Я никогда так близко не находился с русской девушкой. Мне приятно, что ты обратила на меня внимание. Честно скажу: я в вашем городе почти год и я пытался познакомиться с девушками, но мне не везло. Они меня как будто избегали или боялись. Неужели потому, что считали меня за насильника? Это очень обидно.

– Меня с вами, наверно, роднит мое необычное имя.

– Может быть, не знаю.

– Я вам скажу, почему наши девушки вас обходят стороной.

– Почему?

– Потому что вы наших девушек заставляете принимать вашу веру. Не обижайтесь, но я такое слышала: если русская выходит замуж за мусульманина, она принимает ислам.

– Это только в том случае, если мусульманин намерен увезти ее на свою родину. Если они останутся жить здесь, ей совсем не обязательно принимать ислам.

– Но на вас это не написано…Слушайте, вы же мне говорили, что у вас с невестами не встречаются, а сами сейчас сидите рядом со мной? Хоть я вам и не невеста, но все же…

– Мы не в Дагестане, – объяснил Ахмет. – Здесь меня никто не видит, а я не нарушаю никакого порядка…

Они встречались еще несколько раз, но редко. Ахмет не считал Ильмиру своей девушкой – она была для него просто хорошей, неожиданной знакомой; к тому же у него был реальный шанс угодить под статью за совращение лица, не достигшего половой зрелости, хотя дальше безобидных встреч дело не шло. Встречались обычно на улице. Ахмет всегда красиво ухаживал, угощал Ильмиру мороженым, но никогда не приглашал к себе домой – и не только потому, что там были родители. Никаких планов на будущее они оба не строили и даже не видели продолжения в своих встречах. Но Ильмире нравился Ахмет, иногда ей казалось, что она его любит. Все ее мысли были только об Ахмете, дома его имя не сходило с языка Ильмиры. Мама за нее больше тревожилась, чем разделяла ее чувства: все-таки парень из чужих и отчасти диких краев. Ильмира же была им словно одурманена. При этом она его по-прежнему стеснялась и ей трудно было перейти с ним на «ты». Постепенно их свидания выстроились в отношения. Раз как-то Ильмира призналась Ахмету в том, что она – модель. Это известие привело Ахмета в ярость.

– Как тебе не стыдно выставлять напоказ свое тело? Как ты позволяешь посторонним мужикам глазеть на него? Где твой стыд? А потом будешь убеждать меня, что ты не доступная и целомудренная? Целомудренная девушка так себя не ведет!

– Не понимаю твоей реакции, – недоумевала Ильмира. – По-моему, я тебе никто – ты что, ревнуешь?

– Я не ревную – я против!

– А какое твое дело? Я не твоя собственность – делаю, что хочу. Родители не запрещают – это главное.

– Ильмира, а ты бы могла оставить это занятие ради меня?

– Зачем?

– Так просто. Я из интереса спрашиваю…

– Да я сама скоро брошу это дело: оно мне совсем не нравится.

– А ради меня бы сделала?

– Ради любимого человека я бы сделала, наверно, все. Но я тебя не люблю.

– Да, конечно, – побежденно умолк Ахмет.

– Скажи, Ахмет, а что бы ты сделал, если б я тебя бросила? Просто взяла однажды и сообщила, что встретила другого…

– Ничего, – равнодушно ответил он. – Пока ты мне не принадлежишь и нас ничего не связывает.

Отношения возникли сами собой, постепенно и продолжались медленно, но верно уже целый год. К тому времени Ильмире уже исполнилось шестнадцать и она, наконец, достигла возраста половой зрелости. Для Ахмета это ничего не значило, но однажды, сидя рядом с Ильмирой на скамейке, он умышленно коснулся ее груди. Ильмира почувствовала его касания, движения его пальцев, но промолчала: ей понравилось.

– Извини, – сказал он после, – я нечаянно.

– Так лапал – и нечаянно? – не поверила Ильмира.

– Я больше не буду, – виновато пообещал он.

А она была бы не против – наоборот, ей было очень приятно, что «этот чурка», как она его часто называла, шарит у нее именно «там», по ее телу в те минуты пробежала волна легкой дрожи. Ахмет же почувствовал невероятное облегчение: наконец-то ему удалось потрогать этот соблазн, дразнивший его уже год. Но больше он действительно не трогал Ильмиру.

Ахмет, воспитанный «по писанию», в духе патриархальной морали, требовательно по отношению к себе соблюдал мусульманский кодекс морали и для него очень важен был тот способ поведения, который Коран определяет как целомудрие. То, что он дотронулся до груди Ильмиры, целомудрие исключало. Посторонняя женщина, как гласит Коран, существо скверное, ее нельзя не то что касаться, а даже и просто смотреть на нее, не опустив глаз. Соблюдение догматов религии провозглашается моральной обязанностью, долгом мусульманина. Несоблюдение догматов ислама и его обрядов расценивается как безнравственность. Поэтому такой правильный мусульманин, как Ахмет, не имел права поддаваться соблазну, а как верующий человек он вообще не должен был обращать внимания на чужие женские прелести. Ахмет совершил «харам» – запрещенный в исламе поступок: он прикоснулся к запрещенному предмету, что, по мусульманским представлениям, вызывало гнев аллаха и влекло за собой совершения омовения, дабы получить ритуальную чистоту. Однако, совершенно неожиданно для себя, Ахмет не стал ничего делать – напротив, не хотел мыть свои руки, трогавшие Ильмирины прелести.

На школьной перемене Настя и Ильмира тихонько разговаривали у окошка.

– Как у вас с Ахметом? Встречаетесь?

– Иногда. Бывает, раз в месяц, бывает два, а бывает, что по три месяца не видимся.

– У вас ничего нет?

– Ну… Он мне нравится, конечно, у меня к нему чувство, даже похожее на любовь. Но не могу сказать того же о нем. Мне кажется, он смотрит на меня, как на ребенка.

– Вы не спали?

– Нет. Мы даже не целовались. Вообще он какой-то странный: мы год знакомы, а он меня всего однажды потискал, и то извинения попросил. За что извиняться-то?

– Ясно: значит, ничего серьезного! – воскликнула Настя и махнула рукой. – Чтобы в его годы, да еще южанин, и не положил в постель нашу девочку!.. Так не бывает!

– Настя, не забывай, что при нашей разнице его можно привлечь за растление!

– Так он же с тобой ничего не делал… – Настя удивилась.

– Неважно. Что ему вообще, большому дядьке, может быть нужно от малявки?

– Слушай, Ильмирка, а приходи ко мне в воскресенье. У меня у мамы день рожденья, соберутся гости из числа родственников, будет и мой двоюродный брат. Ему двадцать лет, он только из армии пришел – познакомлю!

– Не надо, – категорично отвергла Ильмира. – У меня есть Ахмет…

– Белевич и Тенешева! – раздался голос учительницы, – вы что, звонка не слышали? Урок начался…

Прошел еще один год. Ильмира блестяще закончила школу – на серебряную медаль. Потом был выпускной, на котором присутствовал и Ахмет. Он молча и спокойно наблюдал за тем, как Ильмира зажигает в танце и не стесняясь прижимается к парням всем телом. Ее движения были раскованны и смелы. Она могла и присесть, и ногу запрокинуть, и юбку задрать, так что среди ночи Ахмет утащил ее с праздника и привез в ресторан, где заказал бутылку шампанского и столик на двоих.

– А разве мне можно пить? – уточнила Ильмира.

– Но ты не мусульманка… – вяло ответил Ахмет.

– Это верно, – согласилась Ильмира. И пригубила бокал пенного напитка. Ахмет сидел с суровым лицом.

– Что с тобой, Ахмет? – обеспокоенно спросила девушка.

– Знаешь, Ильмира, я посмотрел, как ты чувствуешь себя с мальчиками, как ты себя с ними ведешь… Сама ты девочка красивая, фигура у тебя хорошая, грудь – все при тебе… Скажи, ты девственница или нет?

Ильмира чуть шампанским не подавилась.

– А что? – загадочно поинтересовалась она.

– Если вдруг нет, я не смогу на тебе жениться. Я должен сначала убедиться, что ты невинна. Я не могу покупать бракованный товар. Для меня это очень важно, понимаешь? Я хочу привезти в свой край невесту с чужбины, но честную, чтобы меня не опозорили. Ты ведь не знаешь, что такое позор предков. За тебя бесчестную мне ничего не будет, но ситуация будет некрасивой. Это очень важно для старейшин нашего рода.

Уже в который раз Ильмира задавала самой себе вопрос, почему Ахмет никогда не заговаривает с ней о сексе, ведь вместе они уже давно? И у них такая большая разница в возрасте… И не то что словом, он даже делом не трогал ее. Ильмире казалось, что с его стороны она многим обделена: Ахмет почти совсем не уделял ей телесного внимания. Умеет ли Ахмет вообще это делать? Кроме того случая на лавочке, имевшим место аж год назад, Ахмет больше не дотрагивался до нее, как будто она была заразной какой… Даже обидно. А ей бы хотелось оказаться с ним в постели, про себя она уже давно желала этого чужеземца. И хотя Ахмет стал бы ее первым мужчиной, она считала его идеальным кандидатом на эту роль. Ахмет ей нравился, она его поэтому не стеснялась и с удовольствием бы отдала ему свою честь – человеку, к которому она неравнодушна. А оно, оказывается, вот как… Она нужна ему чистой и нетронутой, он ее бережет… Тьфу ты, господи!

– Ты хочешь на мне жениться? – Ильмира испугалась.

– Я этого не говорил и тебе не скажу. Я просто на всякий случай интересуюсь.

– Дорогой Ахмет, я несовершеннолетняя, и для того чтобы жениться на мне, тебе придется получить разрешение моей мамы, иначе в загсе нас не распишут.

– Почему мамы, а не папы?

– Потому что без разницы, папа или мама. У нас оно не имеет значения и одинаково можно говорить как с папой, так и с мамой.

– Слово женщины имеет силу?

– Имеет, причем равную со словом мужчины. Для родительского согласия достаточно одного маминого слова, а если мама будет против, тебе останется только подождать, пока мне исполнится восемнадцать, или извини.

– А у тебя отец есть? Что-то на празднике я его не видел, только маму…

– Папа сейчас в больнице, он перенес сложную операцию, так что он выпишется еще, наверно, не скоро.

– Я все-таки хочу с ним поговорить, – настаивал Ахмет. – На будущее…

– Говори с мамой, какая разница? Вон Настя, подружка моя, ее мама вырастила одна, без папы, а где ее папа – никому не известно. У нас это называется неполная семья, мать-одиночка. Что ты будешь делать в таком случае?

– В таких случаях спрашивают разрешения у старшей женщины. А что такое мать-одиночка?

– Когда женщина рожает ребенка, не будучи замужем…

Ахмет быстро-быстро заморгал глазами:

– Разве так можно?

– У нас все можно…

Прежде чем пойти на разговор к Белевичу, Ахмет сначала выдержал экзамен перед своим отцом и сообщил Шамилю Казбековичу, что задумал жениться. Разговор между ними велся на лезгинском языке и по всем правилам обращения сына к отцу. Ахмет сказал, что влюбился и хочет соединить свою жизнь с местной девушкой, для чего испрашивает разрешения отца. Шамиль Казбекович поддержал сына, сказав, что он вполне уже созрел для женитьбы и имеет на нее право, а здесь ему невесты по крови не найти. Ахмет сказал также, что сыграть свадьбу он думает в Беларуси, по местным законам, а потом уехать с женой в Дагестан. Вообще, он намерен вернуться на родину – может, не сразу после свадьбы, но таковы его планы.

– Она честная девушка? А то если она таковой не окажется, мы не сможем запятнать позором ее семью: для здешних жителей и в этой стране, сколько я понял, честь невесты не имеет значения.

– Если она окажется нечестной, я накажу ее по нашим правилам и верну назад.

– Не убедил, – сказал Шамиль Казбекович. – Как ее зовут?

– Ильмира.

– Ильмира? Какое странное имя…Это имя наших женщин! Но, если она русская, она должна принять ислам!

– Отец, ты торопишься. У русских не все так просто. Ильмира несовершеннолетняя, поэтому не может выйти замуж, если ей не разрешат родители.

– А если ее не пустят замуж, мы ничего не сможем сделать?

– Ничего, – пожал плечами Ахмет. – Кроме того, что мне придется ждать еще один год, когда Ильмира сможет принимать решения самостоятельно.

– Сама, без родителей? – удивлению Шамиля Казбековича не было конца. – Но ведь она женщина… Разве женщина имеет власть?

– Папа, пойми, что мы не на Кавказе…

Шамиль Казбекович был тертым калачом. Прожив всю свою жизнь в горах, он иных порядков не знал.

–…Здесь все другое, – продолжал Ахмет. – Другие люди, другая религия, другая жизнь…