Пройдите мимо, читатель! Если я сохраню себя, в будущем я Вам подарю большой роман.
С романом у Островской не получилось, но и этот дневник - потрясающий образец мемуарной литературы. Правда, в очень особом смысле.
Считается, что дневник Островской прежде всего интересен благодаря ее близкому знакомству с великой переводчицей Татьяной Гнедич и, разумеется, с Ахматовой. Впрочем, и у самой Островской биография очень интересная: до революции гимназистка и дочь купца-миллионщика, в 20 лет – начальник угрозыска Мурманской железной дороги, потом студентка юрфака, преподаватель, успешный технический переводчик, блокаду пережила в Ленинграде от начала до самого конца, была вхожа в литературные круги Ленинграда 30-50 годов. Сексотка, доносы которой сломали жизни многим. Ух ты.
Но остался бы этот дневник одним из многих в череде записок окололитературных дам, если бы не личность автора. Большая часть дневника – не рассказы о людях и событиях и даже не прогулки по сумрачным аллеям души. Весь текст – гимн себе. В каждой строчке – как я прекрасна, талантлива, умна! Какие ничтожества меня окружают! И все это с гимназическим пафосом, декадентскими подвываниями и закатыванием глаз. Чувство юмора? Ироничный или хотя бы трезвый взгляд? Ну что вы...
Вы не находите, любезный читатель, что я очень смешная и нелепая женщина!
Я очень спокойна – несмотря ни на что. В моем спокойствии много высоты и гордости.
К сожалению, во мне очень много чистоты.
Читать это смешно и немного противно.
Отдельная история – ее сотрудничество с органами. Разумеется, в дневнике об этом ни слова, но между строк все равно прорывается. Судя по всему, ее завербовали в 1935 году, когда она была арестована и некоторое время провела в тюрьме. Записи 1936-38 годов полны описаний страданий и болезней – муки совести? Потом, видимо, втянулась и даже начала проговариваться: мол, приходится постоянно общаться с самыми разными людьми, хотя с большим удовольствием сидела бы дома. А то и прямым текстом раскрывает свои методы работы. О Гнедич:
Недавно, третьего дня, подпаиваю ее с целью: доказать свою теорему, построенную мною уже давно. Не жалею водки. Добиваюсь блестящих результатов. Люблю себя за умение читать людей. Если бы я не была так близорука, я бы видела и читала еще больше: мне была бы доступна игра лиц. Ведь без стекол лиц я никогда не вижу, а стекла всегда предупреждают об опасности. Жаль. Впрочем, и так неплохо.
Да уж, неплохо. Вскоре Гнедич получила свои 10 лет, из них два первых года провела в одиночной камере.
История знакомства с Ахматовой тоже любопытна: безграничное восхищение очень быстро превращается чуть ли не в отвращение, а то, что она пишет, иначе, чем грязными сплетнями, не назовешь. Снова муки совести и попытка оправдаться перед собой, почему она губит доверившихся ей людей, – выставляя их еще большими негодяями, чем она сама?
Поразительно саморазоблачающий текст, особенно учитывая, что Островская старательно готовила дневник к публикации: редактировала его, заказала несколько машинописных копий, передала в архив задолго до смерти. Очень ценное свидетельство эпохи – поэтому я и поставила девять звезд, хотя и автор мерзок, и чтение неприятное.