© Сергей Юрчик, 2022

ISBN 978-5-4483-1705-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вместо предисловия. Маятник качнётся…

Помните, сколько было написано в годы перестройки и сразу после падения СССР о Сталине? Сколько опубликовано из ранее написанного, что давилось и запрещалось цензурой? Каким откровением было это для многих из нас? Сейчас модно среди людей моего поколения стало изображать из себя эдаких Василиев Аксёновых. Дескать, мы всё знали ещё до того как… Не надо преувеличивать, господа! В начале восьмидесятых казалось, что те времена уже поросли быльём, и даже рассказы родителей оседали где-то в подсознании. Тем сильнее был эффект информационного взрыва во второй половине восьмидесятых. И мы не заметили, как обличительство стало перехлёстывать пределы разумного. Это как маятник – дошёл до предела вправо и устремился обратно влево, набирая скорость. Ахнуть не успели, как обличительство сменилось оправдательством. Появились книги Мухина, Калашникова, С. и Е. Рыбасов (любителей обходить острые углы и бездоказательно оправдывать сталинские преступления) и, наконец, Бушкова (в его толстых книгах в первую очередь бросаются в глаза грандиозные умолчания). Молодёжь, которой не довелось прочесть ни Солженицына, ни Варлама Шаламова, ни Льва Разгона, которые нынче уже не в моде, почитывает творения Бушковых-Мухиных (если она вообще что-нибудь почитывает) и проникается идеей величия нашего советского прошлого. Что ж, не без этого. Как сказал Симонов – был культ, но была и личность. И не сыскать в истории другой личности, в чьих руках сошлось бы столько возможностей. Товарищ Сталин не был сумасшедшим, садистом, кровавым маньяком. По крайней мере, в начале своей политической карьеры, дальше уже напрашиваются подозрения… Не был он и бездарностью, и «выдающейся посредственностью», как называл его Троцкий. Напротив, это был весьма талантливый государственный деятель. И как знать, не сделай он своей главной ошибки, быть может, мы жили бы сейчас в совершенно другом государстве. За примерами далеко ходить не надо – Франко, Хуан Перон… И всё-таки именно он подтолкнул нас к тому краху, который мы пережили в конце 20 века. От ран, полученных в его» царствование», страна так и не смогла оправиться. Да, он создал нашу промышленность. Но это – лишь побочный результат его драконовской внутренней и тупо-агрессивной в конечном итоге внешней политики. Все его созидательные достижения выглядят таковыми лишь по сравнению с почти полным отсутствием созидательных тенденций в эпоху новейшей российской истории, эпоху либерализма и демократии. На фоне нынешней российской элиты не мудрено выглядеть политическим и экономическим гением. Цель этой книги – снова привлечь внимание читателя к стратегической ошибке, совершённой Сталиным. Напомнить о той страшной цене, которую заплатили за неё страна и народ. О тех странных, порой необъяснимых, совершенно иррациональных действиях, которые усугубляли её последствия. И о тех альтернативах, которые, на мой взгляд, очевидны каждому вдумчивому исследователю сталинского периода нашей истории. Не исключено, что в будущем нас ожидает чьё-то авторитарное или даже диктаторское правление. Так что нам всем не помешает, отбросив эмоции, сделать из своей истории кое-какие прагматические выводы.

Глава 1. Главная ошибка Сталина

Итак… Почему же лилось столько крови? А если не крови, то горьких слёз. А если не слёз, то солёного, едкого пота. Почему сгорело столько нервов, сломалось столько судеб? Не стану интриговать читателя, исподволь подводя его в течение всей книги к давным-давно известному выводу. Наоборот, дерзко выношу его в начало. Всё потому, что мы на протяжении советского периода нашей истории только и делали, что воевать собирались. (И воевали.) А война, как известно, дело дорогое. Она требует не только жизней и крови, но и денег. Много денег. Кто-то сказал: чтобы воевать, нужны, во-первых, деньги. Во-вторых – нужны деньги. И в-третьих – нужны опять таки деньги. А ради того, чтобы добыть денег, нужно проливать кровь, слёзы и пот. Вот такая вот взаимообусловленность и закольцованная причинность. Да и не просто воевать мы собирались, а завоёвывать мир (или, в раннесоветском варианте, совершать Мировую революцию). А это ещё дороже, чем просто защищаться, гораздо дороже!

Может, кто-то сомневается, что именно стремление к мировому господству двигало нашими вождями? Что ж, перенесёмся мысленно в розовые, рассветные годы молодой республики Советов. Не станем считать актом агрессии денонсацию Брестского мира осенью 1918 года, хоть она и сопровождалась пропагандистской трескотнёй на тему мировой революции во всём диапазоне тогдашних СМИ. Брестский мир был вынужденным, грабительским и несправедливым, по нему были отторгнуты от России многие её исконные земли, и любое правительство на месте тогдашнего ленинского воспользовалось бы поражением Германии и Австро-Венгрии, чтобы восстановить статус-кво на западных границах. Но вот «польский поход» 1920 г. можно считать с полным на то основанием первой попыткой «разжигания мирового пожара». Советское правительство напрягало разорённую Мировой и Гражданской войнами страну не только чтобы отвоевать занятые польской армией территории Белоруссии и Украины. Целью первого этапа наступления была Варшава. Дальше планировался рывок к Берлину, а передохнуть предполагалось аж на Рейне. А там – кто знает?.. Может быть, Париж, Мадрид…. Лондон! «Сталин был, пожалуй, единственным, кто в 1920 г. страстно протестовал против ввода Красной армии в Польшу. Зная народ не из книжек, он был уверен, что никакой революции в Польше не будет, никто войска Красной армии там не поддержит, и они бесславно погибнут». (Ю. Мухин. Убийцы Сталина. См. примеч. 1.) Что ж, может, и был он единственным, не буду оспаривать. Но если Сталин даже и протестовал против вторжения в Польшу, даже если знание реальной политической и экономической обстановки делало его скептиком в отношении польской революции в 1920 году, это ещё не говорит о том, что он был принципиальным противником мировой революции и стремления к мировому господству. Напротив, он был горячим сторонником этой идеи и всей своей последующей жизнью доказал это. А во время «польского похода» он в основном просто резвился всласть, будучи комиссаром при командующем Юго-Западным фронтом («командюгозапе») Егорове. В пику ненавистному товарищу Троцкому Сталин всеми силами мешал сосредоточению войск для штурма Варшавы. Главной ударной силой Юго-Западного фронта была Первая конная армия Будённого. Прямыми и недвусмысленными указаниями главкома Каменева и предреввоенсовета Троцкого от 11 и 13 августа 1920 г. Первая конная переподчинялась командующему Западным фронтом Тухачевскому и разворачивалась на север, к Варшаве. Сталин же с Егоровым науськивали Будённого и Ворошилова к югу, на Львов, а от Каменева с Троцким отругивались, пытаясь оправдать открытое неподчинение тем, что «… вывести из боя такое крупное соединение, как армия, далеко не просто». (С. и Е. Рыбас. СТАЛИН. Судьба и стратегия. См. примеч. 2.)

Так ведь понятное дело. Где гражданская война, там и лихая партизанщина. Джигитовал кавказец, славы хотелось! Как же, Троцкому да Мишке Тухачевскому Варшава, а ему чего?

В результате Первая конная повернула на Замостье – Люблин – Варшаву только 20 августа. Это и стало одной из причин разгрома красных под Варшавой (так называемого «чуда на Висле»), хотя потом свалили всё на Тухачевского. А ещё сыграли свою роль толковые распоряжения французского советника генерала Вейгана, да отчаянная храбрость польских добровольцев, уже ездивших на позиции на варшавском городском трамвае…

К этим событиям мы вернёмся чуть позже, а пока пойдём далее. Здесь только заметим вскользь, что товарищу Сталину и всем нам впоследствии, словно по некому историческому заклятью, ещё неоднократно суждено было спотыкаться на польском вопросе.

Итак, отгремела Гражданская война, поросли травой могилы погибших в польском походе, расцвёл НЭП, страна Советов переводила дух после семи лет войны и смуты, как человек после тифозной горячки… И тут вдруг опять не стало у страны более важной задачи, чем мировая революция! Момент для неё, надо сказать, был самый подходящий. К 1923 году чрезвычайно обострилась социально-политическая ситуация в Германии. Причиной тому послужила варварская политика стран Антанты в лице их репарационной комиссии. «Проклятых бошей» решено было обобрать так, чтобы отнять у них малейшую надежду на восстановление германского военного потенциала. Репарационные платежи оказались непосильными для немцев, но победители истолковали их прекращение как злостный саботаж. В наказание 11 января 1923 г. французские и бельгийские войска приступили к оккупации Рурского промышленного района. Вслед за оккупацией начались широкие репрессии – из области было выселено в другие районы Германии 130 тысяч человек. В стране нарастало общенародное возмущение, даже командование слабенького германского рейхсвера планировало военные акции против оккупантов. При этом оно рассчитывало на помощь Красной армии, рассматривая коммунистическую Россию как единственного потенциального союзника.

А у коммунистической России были свои виды на Германию. В понимании советских лидеров новая германо-французская война прекрасно сочеталась бы с немецкой пролетарской революцией. Григорий Зиновьев набросал тезисы «Грядущая германская революция и задачи РКП», которые были одобрены на специальном пленуме ЦК 23 сентября 1923 года. Поскольку германские коммунисты не обладали достаточным влиянием среди народа (хоть и старались выпрыгнуть из штанов), потихоньку решено было привлечь к делу в качестве их союзника молодую, но борзую Германскую Национал-социалистическую рабочую партию, возглавляемую неким А. Гитлером…

Каша заваривалась нешуточная. «Через Профинтерн был выделен для поддержки бастующих германских рабочих 1 млн. золотых марок и объявлен сбор пожертвований». (С. и Е. Рыбас. СТАЛИН. Судьба и стратегия. См. примеч. 3.) Готовилась и продовольственная помощь немецкому народу в размере 60 миллионов пудов зерна. Для финансирования всей затеи Наркомторгу было поручено создать дополнительный, как сказали бы сейчас, «внебюджетный» фонд в размере 200 миллионов рублей золотом. В недрах «министерства мировой революции» – пресловутого Коминтерна – формировалось будущее правительство новой Германии. Готовились к нелегальной переброске в Германию тысячи коммунистов (организаторов и агитаторов) для усиления германской компартии. К польско-советской границе выдвигались значительные силы Красной армии, в первую очередь кавалерия.

Товарищ Сталин и тут понимал ситуацию лучше, смотрел на проблему шире и мыслил глубже, чем всякие политические попрыгунчики типа Троцкого и Гриши Зиновьева. Вот что писал он в своих «замечаниях» к «тезисам» последнего. «Нужно сказать в тезисах прямо и отчётливо, что рабочая революция в Германии означает вероятную войну Франции и Польши (а может быть, и других государств) с Германией, или в самом лучшем случае – блокаду Германии (не дадут подвозить хлеб из Америки и проч.), против чего должны быть намечены меры теперь же. Этот вопрос затушёван в тезисах.

Нужно сказать в тезисах ясно и отчётливо, что революция в Германии и наша помощь немцам продовольствием, оружием, людьми и проч. означает войну России с Польшей, и, может быть, с другими лимитрофами, ибо ясно, что без победоносной войны, по крайней мере с Польшей, нам не удастся не только подвозить продукты, но и сохранить связи с Германией (рассчитывать на то, что при рабочей революции в Германии Польша останется нейтральной и даст нам возможность транзита через польский коридор и Литву – значит рассчитывать на чудо; то же самое нужно сказать о Латвии, а ещё больше об Англии, которая не даст подвозить с моря). Я уже не говорю о других основаниях военной поддержки революционной Германии с нашей стороны. Если мы хотим действительно помочь немцам – а мы этого хотим и должны помочь, – нужно нам готовиться к войне, серьёзно и всесторонне, ибо дело будет идти, в конце концов, о существовании Советской Федерации и о судьбах мировой революции на ближайший период. (Курсив мой. – С. Ю.) В тезисах этот вопрос тоже затушёван». (И. Сталин. Сочинения. См. примеч. 4.) Комментарии, на мой взгляд, излишни.

Но не срослось что-то, не забурлило, не разгорелось. Германский пролетариат проявил необъяснимую пассивность, и ни дерзкий мятеж Гитлеровской национал-социалистической партии в Мюнхене, получивший впоследствии наименование «Пивного путча», ни бои на баррикадах в Гамбурге не привели к общегерманскому восстанию. Советская верхушка тоже не то заколебалась в последний момент, не то опоздала вмешаться. Главнокомандующий рейхсвера генерал-полковник фон Сект, воспользовавшись полномочиями, полученными от президента и канцлера, легко подавил разрозненные выступления. И с Францией, несмотря на её оскорбительное поведение, германское правительство тоже предпочло искать соглашения, а не военного конфликта.

При написании этой главы и некоторых других я широко пользовался материалами из книги Святослава и Екатерины Рыбас «СТАЛИН. Судьба и стратегия». Надо сказать, фактура в ней собрана богатейшая, и позволяющая делать совершенно определённые выводы. Но авторы с упорством, достойным лучшего применения, регулярно преподносят нам умозаключения такого вот рода: «Нажав в последний момент на тормоза, Сталин и его союзники предпочли не рисковать. Хотя по инерции коммунистический бронепоезд ещё долгое время шёл в направлении „Всеевропейского Союза Советских Социалистических Республик“, среди его командиров стала созревать мысль о другом пути». (С. и Е. Рыбас. СТАЛИН. Судьба и стратегия. См. примеч. 5.) Что подвигло авторов к такому оптимистическому выводу, для меня так и осталось тайной за семью печатями. По крайней мере, товарищ Сталин никогда не сомневался, что «другой путь» ведёт в тупик…

Но погодите, погодите! Ведь не зря же говорят, что лучший способ обороны – наступление. Может быть, это вопрос немедленной жизни и смерти – ну вот не может СССР выжить, не подмяв под себя хотя бы Европу, иначе европейские страны сами его сомнут. Рассмотрим же наших соседей по Европе. Вот Германия и Франция с Англией, каково же их состояние после четырёх лет взаимного истребления? Ну, Германия противником быть никак не может. Она лишена армии и ввергнута в нищету и хаос. Это скорее политический партнёр. Или поле для политической игры, о чём было сказано выше. А Франции и Англии ну очень уж неудобно воевать против нас. Как-то в девятнадцатом веке уже пробовали – и что получилось? При помощи итальянцев и турок еле-еле после длительной осады взяли Севастополь – крохотный краешек земли русской, импровизированную крепость с наскоро возведёнными земляными бастионами. Совались зачем-то на Камчатку – ну что они там забыли? Какие такие стратегические цели преследовали за многие тысячи вёрст от Москвы и Санкт-Петербурга? Ну а в Петербург и соваться не стали. Понимали прекрасно, что по зубам получат. Так, помаячили на горизонте, действуя на нервы государю Николаю Павловичу. В общем и целом, Крымская война принесла нашим противникам скорее моральное удовлетворение, нежели какой-нибудь осязаемый материальный эффект.

В двадцатом веке военно-техническое оснащение слишком мало изменилось, чтобы поразить Россию, не имея общей границы с ней. Да ещё Первая мировая война подействовала оглушающее не только на проигравших, но и на победителей. И французы, и англичане выступали на мировой арене как-то вяло, больше стараясь удержать занятые позиции, чем стремясь к новым «аннексиям и контрибуциям». Франция на всякий случай усиленно отгораживалась от Германии линией Мажино, придерживаясь чисто оборонительной стратегии. Французская колониальная политика потихоньку заходила в тупик. Всё труднее становилось сдерживать силами «иностранного легиона» постоянные мятежи полудиких племён в Северной Африке. Внутриполитическая обстановка определялась рискованными социальными экспериментами, такими, как снисходительное и даже поощрительное отношение к возникновению легальной массовой коммунистической партии, а там и создание правительства Народного фронта (какая уж тут агрессия против Советской России!).