«…Несбывшееся и сбывшееся
Приводят всегда к настоящему.
Эхом в памяти отдаются шаги
В тупике, куда мы не свернули…»
(Т. Элиот, «Бернт Нортон»)
Внезапная утрата слишком сильной привязанности действует на жизнь человека как рывок стоп-крана: она резко останавливается, но дальше уже никогда не остается такой, как была, как будто кто-то невидимый и злой в эту секунду передвинул стрелку жизненного пути. Человек, конечно, продолжает жить и, может быть, даже преуспевает; ему по-прежнему многое удается, он даже, может быть, бывает любим еще кем-то и пытается любить сам, но все, что происходит, выступает всего лишь компенсаторным механизмом, неполной заменой того счастья, которое безвозвратно ушло. Жизнь превращается в блеклую тень самой себя, хотя человек не сразу и не всегда это замечает.
Эта история о, казалось бы, обещанном, но несбывшемся счастье начиналась обыденно и просто, как обычно и начинаются непредсказуемые драмы – как неслышное всплывание левиафана из глубин океана под кораблем. Одинокая и привычно обустроенная жизнь вполне преуспевающего пожилого психиатра Роберта Хендрикса нарушается приглашением старшего коллеги Александра Перейры, когда-то воевавшего с его отцом в Первую Мировую войну и сохранившего его письмо и фотографии. Начав читать, я подумала, что мне нравятся сюжеты со странными стариками, вроде этого Перейры, которые заманивают к себе в гости кого-то с и без того сложной и не очень счастливой судьбой, вроде этого Хендрикса, и еще сильнее усложняют (или, наоборот, распутывают?) его жизнь, либо подкидывая им психоаналитические задачки, либо играя на неизвестных струнах их биографий.
Постепенно их встречи и паузы между ними становятся для Хендрикса триггером для потока воспоминаний, небольших профессиональных расследований, размышлений о смысле жизни и смерти, столь характерных для склона лет. В разговорах они, вроде бы, в основном обсуждают книгу Хендрикса и профессиональные проблемы лечения шизофрении, но по сути говорят о себе и о пропущенных сквозь собственную жизнь событиях: безотцовщина, бедность, годы обучения, ужасы Второй Мировой войны, наполненная смыслом и страстью любовь, профессиональные взлеты, надежды и утрата иллюзий. За всем этим стоит реальный человек – свидетель определенных событий, сверстник определенного поколения, ровесник определенной эпохи и ее умонастроений. На страницах книги перед нами медленно и осторожно разворачивается своеобразный сеанс экзистенциальной терапии, заставляющий Хендрикса под иным углом зрения взглянуть на то, что прожито, и то, что осталось, и в конечном итоге он делает именно то, что должен был сделать давным-давно, но не сделал. По сути, это уже ничего не меняет, но позволяет более умиротворенно замкнуть круг жизни.
Грустное и наполненное внутренней противоречивостью повествование рождает не просто эмоции, но поток мыслей и вопросов – и даже не к себе, а к жизни как таковой. Счастье единично? Надо ли ловить счастливый момент и пытаться удержать и продлить его во что бы то ни стало, презрев все обстоятельства? Надо ли до конца знать все, что происходит в жизни любимого человека? Может ли какой-то человек настолько изменить нашу жажду жизни, что без него мы чувствуем себя, как в пустыне? Может ли один человек занять в нашем сердце место другого? Уносят ли ушедшие люди с собой частицу нас самих? Усложняют ли воспоминания прошлого наше существование? Надо ли вытеснять некоторые воспоминания из сердца или, наоборот, их надо выговаривать, чтобы сделать не такими травмирующими? А если мы вытесним их, не перестанем ли мы быть самими собой? Травмы так же способствуют саморазвитию, как и счастье? Или они как привои на растениях, делают нас слегка другими? С любимыми нельзя расставаться? Повторяются ли фрагменты судеб близких и привязанных друг к другу людей? Действительно есть вечная любовь, любовь-предназначенность? Верно ли, что мы всю жизнь пытаемся выговорить что-то значимое для нас, чтобы быть не просто понятными, но понятыми? Любовь – это радость от того, что кто-то тебя узнает и хочет узнавать все больше и глубже? Большинство подобных вопросов, конечно, останутся без ответа, но даже размышления на эту тему производят катарсический эффект.
Я думаю, что сильные книги требуют для своего содержания техник вроде «кьяроскуро» или «сфумато», потому что слишком много реальности, слишком много любви, слишком много рефлексии читательское сердце может просто не вынести. C. Фолкс в этом смысле просто идеален, и иногда его книги позволяют примирить себя с любым существованием и оправдать все, что когда-то было сделано не так, как стоило бы сделать.