Сразу пишу, что свою оценку снизила за местечковый говорок Томаса, от лица которого ведется рассказ. За те самые красочные и чудесные перлы, которыми неистово восхищаются авторитетные журналы с критиками и прочая-прочая. Терпеть ненавижу подобное типа оригинальничанье. Хотя Барри еще ничего, из писателей, на кого я натыкалась в читательском плавании, всех перещеголял Кэри со своей ахтунговой "Истинной историей шайки Келли", которую я закрыла на первой странице, предварительно основательно исплевавшись. Вангую, если бы Барри не стал стесняться и приблизился к его сомнительному "шедевру", то наверняка получил бы Букера за "Бесконечные дни". Но, честно говоря, эта история стала бы только лучше (в моих глазах и в моей оценке, так уж точно), будь она написана нормальным литературным языком, со всеми восхитительными и не очень подробностями и деталями, а витиеватую, зафокстроченную речь можно и оставить Томасу, раз уж это настолько необходимо.
Кстати, Томас козыряет этими перлами совсем как какой-нибудь одесский еврей с привоза. Прямо повеяло чем-то родным, нашенским (я в буквальном смысле, ибо родной брат моего деда после войны осел в Одессе и прижился, как будто на той почве и посадили изначально, от зернышка). И в общем-то очень жаль, что речь в книге ведется от первого лица, через восприятие не очень грамотного, простоватого человека (это я не в плохом смысле, все же он - хороший человек, но как рассказчик так себе), а вот истории такое вредит, так как ставит ее в определенные рамки. Потому что лично мне во время чтения хотелось больше подробностей, описаний, нюансов, деталей и прочих вкусностей. А нету, в магазин завезли только сухари. В общем, по моему мнению, текст только проигрывает при упрощении в сторону примитивизма.
И что значит, дано. Америка, уже вся такая америка, где народилась своя аристократия. И ирландцы не в ее числе. А Томас потерял семью в ирландии, загибающейся от страшного голода и, практически сойдя с ума от горя и ужасов смертельного морского путешествия, очутился в земле обетованной, где за тяжелую работу можно получить хотя бы кусок хлеба. И это уже радость. Ну, и почему дальше случилось то, что случилось. Мальчик побывал в аду и увидел какой-то просвет, и обрел потерянный смысл жизни, встретив другого мальчика, который стал его новой семьей. Мальчик спасся от голодной смерти, благодаря тому, что стал танцовщицей для старателей в дикой глуши. Кто осудит дальнейший жизненный выбор мальчика? Только не я. Да и никто не имеет такого права. Как говорится, сначала киньте камень в себя, и найдется за что. А после танцев в женских нарядах Томас и Джон пошли в армию, и дальше шли вместе, куда бы ни закидывала их дорога жизни. И вот опять мне не хватило рассказа о том, как у них начались отношения и так далее, и тому подобное, ну что такое. Спасибо, Барри, за сухарик, короче.
Есть в книге момент, который для меня так и не прояснился. Кто, все-таки, Томас - трансвестит или трансгендер. Потому как к своему облику и телу он относился без ненависти и вполне принимал себя, и платья со шляпками любил, и к манерам прекрасного пола приглядывался с удовольствием. То есть получается, вроде как трансвестит. Но однажды точно осознал и принял в себе женщину, а это уже похоже на трансгендерность. Очень интересно, кстати, описаны его размышления и чувства, в тот миг, когда это произошло. Причем, произошло без особого надрыва. Он сам по себе простой, безграмотный человек, и жизнь их с Джоном так била и мотала, что точно было не до высоких страданий, размышлений о нравственности и божьем гневе. Когда терпишь лишения и стремишься выжить любой ценой, то, наверное, ко многому начинаешь относиться проще.
Или, как вариант, все это психологическая защита. Уход от тяжелого прошлого через ощущение себя совсем другой личностью и сохранение воспоминаний о погибшей семье (в особенности о сестре) в приемлемой для него, не травмирующей форме. Психика - та еще затейница.
Вообще, отношения с богом у Томаса, как бы сказать, своеобразные. Он довольно спокойно относится к тому, какую долю получил при рождении, и выживает, как умеет, не попрошайничая о милости свыше. В этом видится, может быть, и некоторое разочарование, но не бунт, скорее, определенное смирение. Потому что он находит то, что для него важно; тех, ради кого стоит жить, даже если существование и нелегкое. А кому вообще легко?
И долгое противостояние, в ходе которого фактически были уничтожены коренные жители америки, было совершено руками таких, Томас и Джон. Потому что согнать жалкие остатки выживших в резервации и лишить гражданских прав, считай что смерть по второму раз, после пуль, штыков и пушек. Причем, многие из простых солдат вряд ли пылали ненавистью и делали то, что делали сознательно, идейно. Они просто выживали, как умели. А политика, и смерть, и судьбы мира куются в роскошных особняках. Конечно же, это не служит оправданием никакому зверству. Но, как отлично написал Майер в своем "Сыне", ни индейцы, ни переселенцы не были невинными жертвами. При любой возможности и те, и другие нападали на мирных жителей со стороны врага: грабили, убивали и насиловали. Просто в определенный промежуток времени в борьбе за обладание одной землей сошлись цивилизации разного уровня, и победили сильнейшие. То же самое англичане творили с ирландцами, нисколько не беспокоясь об умирающих ирландских детях. Хлеб нужен англии, поэтому остальные могут сдохнуть. И вот в америке те же самые угнетаемые ирландцы способствовали уничтожению другой нации и шли стенкой друг на друга в войне между севером и югом. И мотивацией служили далеко не всегда гражданская сознательность или идейные понятия. Хотя, чем плохи, как причина, кусок хлеба или командир позвал под ружье по старой дружбе? Что тут сказать. Нет людей, нет наций с чистыми руками. Любая история делается кровью.
Но история у Барри, все-таки, скорее о том, что даже в самых ужасных обстоятельствах обычный человек умудряется не потерять человечности и находит личный островок счастья. Простое, скромное счастье и семья, члены которой не связаны общей кровью, но повязаны пролитой кровью. И смертью, и любовью. И эти узы куда как крепче кровных.
Повседневная жизнь, от которой мы, бывает, воротим нос, как от помоев. Но, кроме нее, на свете ничего нет, и ее довольно. Я знаю. Джон Коул, Джон Коул, красавчик Джон Коул. Винона. Старина Лайдж. Теннисон и Розали. Славная гнедая лошадка. Дом. Наши богатства. Все, чем я владею. Довольно.
Все просто. Счастье там, где хорошо. И с теми, с кем хорошо. Если этого недостаточно, то мир большой, и дорог в нем много, и счастье найдется на любой вкус.
