Отзывы на книгу «Школа для дураков»

Относительно "Школы для дураков" у меня были странные представления: почему-то, во-первых, казалось, это что-то из разряда российского депрессивного чтива (может, отчасти так оно и есть); во-вторых, что это будет, по крайней мере, увлекательно. Возможно, с долей отвращения, но увлекательно. Я оказалась как-то совсем не готова к тому, что этот роман окажется потоком сознания. Причём в некоторых местах - совсем бессмысленным и раздражающим, когда кажется, что мозг от этого просто разжижается. К счастью, такой момент "разжижения" был в книге всего один или два раза, видимо, Саша Соколов либо поиграл в поток сознания да и забыл, либо понял, что такие вставки окончательно уничтожат всякий интерес к его книге. Так что дальше повествование шло в более-менее разумном ключе, если, конечно, не считать того, что в нём отсутствует сюжет, логика повествования и, как кажется, какая-либо цель.
Дмитрий Быков как-то раз сказал о Саше Соколове, что тот - упивающийся своим слогом графоман, поэтому не стоит искать у него какой-либо интертекстуальности. Ну, она есть, конечно, но она является искусственно насаждённой самим автором. А это, по мнению Быкова, признак дурного произведения - когда автор не случайным образом создаёт, например, гениальные аллюзии, а заранее их придумывает и вписывает в нарратив. У Саши Соколова таких аллюзий много, все они очевидны и в то же время неуместны. Возникает мысль: Да, я понимаю, что ты в этом разбираешься и способен на это сослаться, и есть в этом даже какая-то закономерность и смысл, но текст от этого не выглядит более живым, а наоборот, скорее, задавлен всей этой тяжеловесностью.
Вообще, я очень удивлена, что якобы (ну, наверное, правда) Набоков хвалил это произведение. В нём нет ничего от стиля самого Набокова, книги которого буквально приковывают к себе и сюжетом, и манерой изложения. Саша Соколов чем-то похож, скорее, на Сэлинджера и на Грасса: на первого - занудными и болезненными внутренними монологами главного героя, подростка со странностями, как-то нелепо ощущающего себя взрослым. На второго - центральным образом дисгармоничного маленького уродца, который вопит, выдаёт потоки бреда и представляет собой всё самое отвратительное, что есть в окружающем его мире.
Впрочем, в "Школе для дураков", несмотря на всю его претенциозность и заигрывания со способностью читателя оценить запланированную автором аллюзивность, определённо имеется своеобразный шарм. Соколов не лишён таланта излагать свои мысли по-настоящему изящно, я бы даже сказала, хрупко. У него проскальзывают прямо-таки стилистические жемчужины и действительно глубокие размышления. Он хорош в описании пейзажа - как сельского, так и городского; умеет передать атмосферу казённых заведений - ценное наследие русской литературной традиции; примечательно обрисовывает человеческие характеры - несмотря на то, что они в целом не являются такими уж двигателями сюжета. Творчество Саши Соколова напоминает какие-то древние русские промыслы - может быть, невесомое кружево. Или фрески на стенах храма, которые еле заметны, ускользают от взгляда, но всё же запечатлеваются в сознании как образцы смутной красоты.

Моё знакомство с этим автором и с этим его произведением (самым известным произведением Саши Соколова) случилось весьма странным и неожиданным для меня образом. Как же это произошло? Чем Саша Соколов привлёк и приковал моё внимание?
"Школа для дураков" - самая чудесная чушь (в лучшем из смыслов этого слова), которую мне когда-либо доводилось читать. Это – поток сознания, неконтролируемый, беспрерывный, бешеный поток. В некоторых местах совсем нет знаков препинания: сплошной, стремительной чередой несутся мысли, одна за одной, перескакивая и перепрыгивая.
Роман этот особенный и непростой. Читаешь его, пытаешься понять и - не выходит. Только и остаётся, что удивляться: как это у него, у автора, так получается? Что же происходило в его голове, в голове Саши Соколова, когда он писал "Школу для дураков"? Не знаю... Так и не докопался я до этой истины. Полнейший кавардак, должно быть, был в ней.

И слово "обувь" как "любовь" я прочитал на магазине.

Главный герой - мальчишка с явным раздвоением личности и каким-то необъяснимым восприятием времени, ученик спецшколы, судя по всему, для отсталых детей. Этот самый ученик такой-то то и дело путает вчера и сегодня, сегодня и любой другой день из его жизни. Он не в состоянии адекватно воспринимать ни одно из всех существующих временных понятий. Для него, как мне кажется, слово "секунда" ничем не отличается от слов "минута", "час", "день" или "год". Глаголы, употребляемые учеником таким-то, зачастую указаны сразу во всех временах – в настоящем, прошедшем и будущем.
Примечательно также отсутствие у многих персонажей имён, фамилий, отчеств, прозвищ и т.д. (за исключением некоторых школьных учителей или, например, почтальона Михеева (Медведева), что, кстати говоря, также имеет свой смысл, такой простой и такой сложный одновременно).

Нет, так сразу не вспомнишь: плохая память на имена, да и что толку помнить все эти имена, фамилии – правда?

Конечно же, вспоминается Джеймс Джойс (думаю, что не стоит объяснять - почему). Все эти цепочки, состоящие из причин и следствий, входят в сознание читателя единым, цельным потоком. "Улисс", конечно, на голову выше "Школы для дураков", однако решительно общее между ними отрицать невозможно.
Этот роман – роман ни о чём, роман-нелепица, роман-ахинея и роман-вздор. При этом в "Школе..." есть абсолютно всё. Соколов размышляет то о жизни и любви, то о смерти и ненависти, то о добре и заботе, то о злобе и эгоизме. Содержание настолько многогранно, что читать можно абсолютно с любого места. Открой любую страницу, начни читать, и ты не упустишь ровным счётом ничего.

Только человеку, обременённому эгоистической жалостью к самому себе, умирать обидно и горько.

Немаловажной в романе является сторона отношений между мужчиной и женщиной. Эротический момент прослеживается на протяжении всего повествования: от начала до самого конца. Мы, люди, перестали обращать внимание на чувства, простые, но искренние. Саша Соколов призывает нас к обратному, к противоположному, к решительно полярному. Всё ведь, как кажется, в наших руках. Что сложного? Бери да чувствуй! Никакого анализа от тебя не требуется. Но нет, чувствовать, оказывается, - огромная работа и труд.

А чувства - они как-то быстро проходят. И вот только что я замечу: всякий раз это точно так же, как в предыдущий, но и вместе с тем вовсе по-иному, по-новому.

Про Сашу Соколова и про "Школу для дураков" можно говорить очень и очень долго. Я и десятой доли не высказал от всего того, что можно было бы высказать. Однако, подводя итоги, я скажу лишь одно: мне понравилось. И я считаю, что привыкшему к обычному, классическому художественному формату читателю, будет весьма интересно ознакомиться с данным произведением. Это – новая, свежая струя в отечественной литературе. К прочтению, безусловно, рекомендую.

Впечатления от книги остались сложные: с одной стороны, довольно часто было скучно и непонятно, с другой, ещё чаще завораживала лента слов, так что читались на одном дыхании длиннющие предложения, иногда осмысленные, иногда не очень. Во всех главах кроме второй рассказ ведется от лица безымянного двуединого самопрозванного Нимфеей ученика специальной школы. При этом рассказ прерывается на обдумывание только что увиденного, спор со второй личностью, игру слово-смыслов, уход по ассоциациям в неведомые дали. К тому же рассказ двигается в произвольном направлении по временным потокам и периодически делает зигзаги со сменой собеседника, зато без подсказки являются ли эти собеседники реальными или все беседы случаются внутри головы героя. С автором рассказчик тоже находит время поболтать. Как и в Улиссе притомили длинноты, но тут они дались полегче, поэтому и оценка немного повыше, опять же читается книга намного легче, не говоря уже о разнице в объеме, автору за это плюс в карму.
А Нимфей учится в спецшколе после чего-то с ним произошедшего, из-за чего он остановился или даже откатился в развитии, хотя сложно назвать идиотом человека, думающего так сложно, скорее альтернативно одаренным с избирательной памятью, влюбляется в учительницу, имеет сложные отношения с отцом, любуется природой, кричит в пустоту, превращается в лилию, ловит зимних бабочек, и не только зимних, но особенно их, собирая огромную коллекцию, мечтает собрать коллекцию из одной гашенной этикетки, разговаривает с учителем географии, ругается с директором школы, беседует со своей второй составляющей, хотя иногда и уходит без него, думает о времени, приходит к своему доктору, жалеет маму, играет на аккордеоне для бабушки, ездит на велосипеде по дачному поселку.
Понравилась притча про плотника, не понравилась вторая глава, состоящая из небольших зарисовок о разных людях из того дачного поселка и города. Не поняла как они связаны с основной историей, кроме того, что кто-то из них (или все?), пересекались с героем.

Да и могут ли вообще дни следовать друг за другом, это какая-то поэтическая ерунда – череда дней. Никакой череды нет, дни приходят когда какому вздумается, а бывает, что и несколько сразу. А бывает, что день долго не приходит. Тогда живешь в пустоте, ничего не понимаешь и сильно болеешь.

Сборник цитат, вот как я называю книги такого рода. Написано прекрасно, даже в какой-то мере невероятно. Язык певуч, описания чрезвычайно ярки. Только смысл слегка ускользает. По изложению весьма похоже на смесь Александры Николаенко и Софьи Синицкой . Точнее, эти две похожи на Сашу Соколова, ну вы поняли. Такие же витиеватые, исполненные маг. реализма, но зато обременённые содержанием, а не одной формой.

Сюжета в книге Школа для дураков по сути нет.
Фабула, где она вдруг проскальзывает, рассказывает о нелёгкой жизни тридцатилетнего аутиста, вынужденного жить на даче и посещать спецшколу. Ну в принципе и всё. Он катается на велосипеде, с мамой ездит к репетитору заниматься на аккордеоне, посещает занятия в спецшколе, мечтает жениться на своей учительнице, ходит в гости к недавно умершему географу и всё такое прочее. Весь роман - это поток сознания рассказчика, у которого, кажется, какое-то раздвоение личности и который потерялся во времени и пространстве. Это набор ситуаций или мыслей, образов и идей, но удовольствие от них остаётся сомнительным, ведь они совершенно ни к чему не приводят.
Да и сказать мне про эти "ситуации-мысли-образы" совершенно нечего. Похоже на стремительный поток: когда ты в нём, он тебя обволакивает и несёт вперёд, а стоит ступить на сушу - думаешь, с какой стати ты вообще полез в эту реку?

Что важнее, форма или содержание? На этот вопрос каждый читатель пусть ответит себе сам. Для меня, в "Школе для дураков" форма не сыграла, как должно. Интересными показались первая и последняя главы. Всё, что посередине, в принципе можно смело выкинуть.

Набоков оценил, а я не очень. Но написано шикарно.

Ты хочешь покинуть ров, вернуться назад, в комнату, ты уже поворачиваешься и пытаешься отыскать в отвесной стене рва дверь, обитую дерматином, но мастер успевает удержать тебя за руку и, глядя тебе в глаза, говорит: домашнее задание: опиши челюсть крокодила, язык колибри, колокольню Новодевичьего монастыря, опиши стебель черемухи, излучину Леты, хвост любой поселковой собаки, ночь любви, миражи над горячим асфальтом, ясный полдень в Березове, лицо вертопраха, адские кущи, сравни колонию термитов с лесным муравейником, грустную судьбу листьев – с серенадой венецианского гондольера, а цикаду обрати в бабочку; преврати дождь в град, день – в ночь, хлеб наш насущный дай нам днесь, гласный звук сделай шипящим, предотврати крушение поезда, машинист которого спит, повтори тринадцатый подвиг Геракла, дай закурить прохожему, объясни юность и старость, спой мне песню, как синица за водой поутру шла, обрати лицо свое на север, к новгородским высоким дворам, а потом расскажи, как узнает дворник, что на улице идет снег, если дворник целый день сидит в вестибюле, беседует с лифтером и не смотрит в окно, потому что окна нет, да, расскажи, как именно; а кроме того, посади у себя в саду белую розу ветров, покажи учителю Павлу, и если она понравится ему, – подари учителю Павлу белую розу, приколи цветок ему на ковбойку или на дачную шляпу, сделай приятное ушедшему в никуда человеку, порадуй своего старого педагога – весельчака, балагура и ветрогона.

Молния ослепила идущие поезда, посеребрила рельсы, выбелила шпалы. А потом – о, я знаю, – потом ты увидел дом, где жила т а женщина, и ты оставил велосипед у забора и постучал в ворота: тук-тук, милая, тук-тук, вот пришел я, твой робкий, твой нежный, открой и прими меня, открой и прими, мне ничего от тебя не нужно, я только взгляну на тебя и уеду, не прогоняй меня, только не прогоняй, милая, думаю о тебе, плачу и молюсь о тебе.

Сложно описывать подобные книги, трудно, чертовски трудно всегда рассказывать о них - произведениях "не для всех", в которых, по моему скромному мнению, каждый обязательно найдёт что-то для себя - обрывок мысли, диалога, размышления, врезающиеся в память и долго затем не отпускающие, заставляющие думать, переживать и пережевывать... Невозможно обстоятельно поведать, о чём на самом деле она - эта красивая, такая воздушная и кружевная книга, от которой столько же впечатлений, сколько и читателей. Для каждого прикоснувшихся к ее немногочисленным страницам у нее свой подарок. Мне она подарила иной взгляд на действительность - полезно всё-таки иногда, время от времени, отрываться от устоявшихся норм, правил, взглядов, чтобы увидеть мир их глазами - Чарли, Тима, Гампа... Взглядом наивным и бесхитростным, но вместе с тем самым глубоким, пристальным, даже дотошным. Взглядом не допускающих лжетолкований - как на духу и только взаправду, искренним - до невозможности, до трепета и смущения, неловкости.

Сердце вдруг щемит, когда читаешь о чужих мечтах, которым - увы и ах! - сбыться не суждено (только не в этом мире!).. Мечты простые, почти так же, как и они сами. Выучиться и стать однажды инженерами, чтобы родители гордились, приобрести автомобиль, а по возможности и дом, жить вместе с любимой женщиной, причем не только любить самому, но и быть любимым ею...

Мечты останутся мечтами - далекими и такими прекрасными, улетающими в небо белыми чайками...

Строки же, запечатлившие их, навсегда врежутся в память романтичных читателей и читательниц, подарив едва ли не самую нежную историю любви в русской литературе - трогательно-беззащитную (только такой и может быть любовь безответная), грустно-безнадежную, восхитительную и по-своему чудную.

Обрывки писем летят к любимой сквозь года - который уж год. Поток сознания/бреда/глупые фантазии - неважно. Есть в этих незамысловатых откровениях что-то по-настоящему подлинное, до сути и глубины - бесконечное уважение к любимой, когда боишься прикоснуться, чтобы не обидеть, когда от красоты - слезы в глазах, когда просишь прощения за несовершенное...

Эти крохотные и трогательные частички сердца летят в обезумевшем мире, там, где странные педагоги со своими странными методами воспитания и преподавания дают им - официальным дуракам - первые уроки жизни, там, где строгий родитель учит не доверять никому с детства и видеть в людях лишь худшее, в мире, где все запутанно-перепутано, а должно быть - просто, понятно и в радость. В мире, где условности, этикет, жажда выгоды подменяют собой искреннее и настоящее. В мире, где тебе редко скажут правду в лицо, боясь обидеть и обижая тем паче.

Странная книга, окутывающая тебя вроде бы минорным настроением - вечная осень, вечная школа, вечные придирки... И восхитительная история, которая очаровывает с первых строк - непонятных, довольно сложных, но будто дурманящих сознание. И несет тебя неспешно этот бурный поток чужих мыслей, чтобы когда-нибудь принести к своим...

...скоро, скоро отойдут боли твои и сам ты станешь встречным металлическим ветром, горным одуванчиком, мячиком шестилетней девочки, педалью шоссейного велосипеда, обязательной воинской повинностью, алюминием аэродромов, пеплом лесных пожарищ, дымом станешь, дымом ритмичных пищевых и текстильных фабрик, скрипом виадуков, галькой морских побережий, светом дня и стручками колючих акаций. Или – дорогой станешь, частью дороги, камнем дороги, придорожным кустом, тенью на зимней дороге станешь, побегом бамбука станешь, вечным будешь.

Ну ведь красиво же, правда?