© Саша Морозов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть I

Глава I. Болото

Тот самый миг, когда умирает ночь. Ветви деревьев уже не кажутся скрюченными пальцами ужасной твари, царящая в подворотне игра света и тени становится затухающим огарком свечи, а источник кошмарных звуков вдалеке – рыком спящей во сне собаки. Волшебный момент, знакомый любому ребенку. Мгновение, превращающее мрак в свет, страх в умиротворение, тревогу в покой. Но только не здесь.

***

Этот дом похож на все прочие с этой улицы. Такой же заброшенный, грязный и пыльный. Как и везде в этом районе, недавно затопленном близлежащим Болотом, пол на добрый палец залит дурно пахнущей водянистой жижей. Но именно в настолько злачных местах всегда лежат трофеи – если другие ищейки не побывали тут раньше нее. Ощетинившись небольшим арбалетом, гармонично смотрящимся в руках ее щуплого девичьего тела, Эбена аккуратно приоткрыла деревянную дверь. Та отозвалась скрипом. Справа – металлическая топка с трубой наверх, посреди жилища – стол со стульями, видна крышка погреба. Кладбищенская тишина давит. После короткой паузы Эбена, осторожно ступая. вошла внутрь.

Шаги отозвались всхлипами воды под ногами. У крышки люка не оказалось даже замка. Убрав арбалет, девушка напряглась, но кусок из дерева и металла никак не желает пускать незваную гостью в хранилищ. Спустя минуту люк все же поддался и струя воды хлынула вниз, едва не сбивая девушку с ног. В кромешной тьме вниз ведет деревянная лестница. Пол просматривается – вода кривым зеркалом отражает девушку.

Осторожно ступая с арбалетом наперевес, Эбена прислушалась. Тишина здесь – всегда затишье перед бурей. Но, похоже, на этот раз шторм решил подождать еще – в погребе никого не оказалось. По мере потери света, глаза девушки медленно привыкли к полумраку погреба. Небольшая мастерская с инструментами и деревянные полки с едой. Эбена мысленно хмыкнула – весьма и весьма богатый улов, но не для этих мест. Здесь опасность диктует наличие нетронутых хранилищ. Верхний уровень полностью испорчен – хлеб уже сожрали паразиты. Мука… также испорчена – видны тушки мертвых насекомых. А вот пять ящиков сухарей – действительно богатый улов.

Впервые за последние сутки семнадцатилетняя ищейка расплылась в улыбке. Она впервые увидела больше добра, нежели могла унести. А ведь еще есть инструменты.

…Мокрые ноги – это нормально. Конечно, истории об отрезанных от переохлаждения ногах знают все, но вот обеспечить себя кованой обувью могут единицы. По крайней мере, в одиночку. Когда Эбена наконец упаковала добычу и двинулась наверх, рассвет давным-давно сменился слегка туманным солнечным утром. Вышла – и замерла. В двадцати шагах от нее застыло грязно-зеленой мутной водной гладью Болото. Раскинувшись от края и до края, ежечасно поглощая песчинку за песчинкой, оно растет всегда. Пусть это и не видно глазу. Олицетворение всего, чем живет и чем дышит Город. Вдали – на той стороне – угадываются зловещие очертания руин – шпили собора, каменные палаты правительственных зданий, особняки богачей и знати – они высокие. Их видно. Но ведь за ними тьма зданий меньше. И все тянутся бесформенной серой линией вдоль кромки Болота.

Обвязавшись крест-накрест мешками и наполнив дефицитными гвоздями сумки, ищейка взяла арбалет обеими руками. Переведя взгляд на свой берег, Эбена смахнула с лица задумчивое выражение. Стоять на распутье сложно, но выбор сделать надо. Она тряхнула головой – думать о прошлом и будущем можно и близ костра за деревянной кружкой чистой горячей воды, но не здесь. Покрытые тиной и грязью камни мостовой никак не обсохнут – что ночью девушка пробиралась по ним, порой едва не падая, что сейчас. Две недели назад лил обильный осенний дождь, принося с собой потоки не только воды, но и боли – сотни человек от вдруг ускорившего свой бег Болото спасались бегством в Западном Городе, где банды не желали сдавать захваченные кварталы. Отступающее же Болото обнажило не только серые остовы домов, но и нетронутые даже канализационными крысами схроны.

Солнце достигло зенита, как она дошла до поворота, но еще задолго до него девушка различила голоса. Мужской и детский. Скажем так – не взрослый. Судя по уверенным и громким голосам, они хорошо вооружены, судя по шаркающим шагам парня – он неопытен, а об опыте его спутника можно судить по тому, что его шагов не было слышно вообще. Поняв, что встреча неминуемо произойдет и оценив расстояние в полсотни шагов, Эбена затаилась перед одинокой стеной полуразрушенного строения – если на старшем заговоренные доспехи, то пробить их арбалетный болт сможет не более, чем с десятка шагов…

***

– Сжечь!!! – слитое десятками глоток в единый крик слово гремит в рукотворном зареве. Звездная ночь хоть и освещает Город, но пламя факелов демоническими алыми отблесками отражается на стенах домов. Импровизированные давние баррикады опоясывают улицу. Проломы в окнах и стенах домов по обе стороны давят мрачной пустотой. Все это, а также хворост под собой Рафаэль видит за доли секунды, поворачивая голову, очнувшись уже привязанным к столбу на высоком, кустарно собранном помосте. Фанатик в рясе чуть левее него расхаживает вокруг с факелом и вещает толпе. Мгновенно пришло осознание того, что к столбу привязан кто-то еще.

– Раф… – прошептал сзади до ужаса знакомый голос, – Раф, ты очнулся?..

Парализованный от ужаса ребенок только закивал, забыв о том, что мать не видит его головы.

– Раф… отец уже идет… я знаю, я чувствую его!

– Гнев Всевышнего обрушился на землю из-за мерзостной Очам Его магии! – надрывался сектант, – Ничто не приходит без Его ведома, ничто не терзает наши души и тела без Его на то воли! Почему Стена нас не пускает?! Почему даже могущественные из богомерзких, – в этот момент его указующий перст направился на связанных, – Не в состоянии проникнуть за нее и вырваться на волю из сего места? Его воля превыше всего и Его кара обрушилась на всех и все мы повязаны грехами, и не будет нам счастья и покоя, потому, что позволяли жить сим тварям, что хотят приблизиться к Его величию! Так повторите же – что следует сотворить со злодеями?!

– Сжечь!!! – вновь грянула толпа.

Воздев факел над головой, священник с силой бросил его в хворост.

– Он придет, Раф… он придет… я знаю это… живи… – шептала Рафаэлю мать.

Баррикады чуть позади него задрожали. Крайние ряды неуверенно оглянулись, но все остальные завороженными глазами смотрят на пылающий костер. Мгновение – и защитный вал, собранный из утвари разворотило. В тумане из поднявшейся пыли люди отчетливо услышали лошадиное ржание, а затем – началась резня.

– К оружию! – фанатик отреагировал первым, достав из-под рясы стилет и взяв в другую руку массивную дубину, валявшуюся рядом.

Но отряд налетчиков разорвал опешившие от такого натиска задние ряды. Трое конных магов в солдатских мундирах в первые мгновения боя вырезали добрый десяток мужиков именными мечами. Те ощетинились подручным оружием, похватав дубины, самодельные копья и ножи.

Рафаэль, широко раскрыв глаза, смотрел, как отец прорывается к ним. В правой руке меч, левая горит огнем, освещая поле боя, конем же управляет одними ногами. Легким скользящим ударом перерубив горло приготовившемуся к схватке сектанту, он одним движением ладони потушил огонь, магически направив струю воды, взятую с сырой мостовой.

Ребенок завопил от счастья и – повернул голову, надеясь увидеть маму. Посмотреть на ее лицо. Увидеть счастье и спокойствие в ее глазах. Улыбка сошла с лица мальчика. Растрепанные волосы закрыли от него безжизненно рухнувшую на проткнутую стилетом грудь голову матери,

…Вскрикнув, Рафаэль проснулся и рывком сел. В камине играет огонь, за окном ночь. Морось. И скрюченные лапы ветвей деревьев. Сейчас в Северном Городе всегда холодно. Дошло до того, что прошлой ночью небольшие лужи заковал лед, а утренний снег захватил вполне себе зеленую траву. По утрам это выглядит жутко. Мертвенно-бледный туман, лениво расплывшись на десятки улиц, вой дворняг вдалеке и неотвратимо покрывающий природу иней.

Дверь в комнату распахнулась. Выбритый, с ухоженными волосами – не чета ему – уже одетый в походный мундир отец:

– Уже проснулся? – задумчиво спросил он, изучающе глядя на Рафа. Тот кивнул. Кивнув в ответ, отец ушел, закрыв дверь.

Двуспальная кровать – нетронутое напоминание о давно минувших днях. До Падения маги всегда жили роскошно уступая, пожалуй, разве что купеческим особнякам по внутреннему убранству и размерам сада. Рафаэль наскоро умылся, стоя у бочки с водой. Затем еще раз умылся и вытер руки чародейским жаром. Побродив по комнате и наконец найдя походный мундир, он начал одеваться.

Этих фанатиков истребили. Его отец – Кристофер Саут – лично ходатайствовал об этом перед Советом. Доводы убедительные – если Гильдия Магов позволит всяким одичалым безнаказанно убивать волшебников, это уничтожит их репутацию. Были даже заключены особые договоренности с Жакобом Польпо, уже тогда подмявшим под себя северо-западные кварталы. Одного за другим всю секту Очищения били долго, отомстив за Марту Саут. Вроде бы даже удалось истребить в корне, хотя отец об этом распространялся мало, но… мать Рафаэлю месть не вернула.

– Дай соль, – вяло поедая овсянку, попросил он отца. Его голова еще не окончательно отпустила столь ярко приснившийся кошмар. И в таких подробностях.

Трапезная в фамильном особняке Саутов достаточно скромная по меркам магов. Широкий круглый стол, уставленный тарелками с яичницей, хлебами с жареным беконом и маслом, а также кастрюлей с дышащей паром кашей занимал дай бог ее третью часть. Люстра же так вообще светит дешевым магическим огнем. Зато грязи нет. И звуков.

Тот день навсегда сорвал с лица Кристофера улыбку. Из дома пропал смех. Из дома ушла радость. Два затворника, ранее связанные любимой женщиной, встречались теперь только за едой, перемалывая собственные мысли, забыв про чужие. Сначала начали экономить свечи, затем – воду. На полгода должно хватить, а дальше… а что дальше? Надо будет выходить в свет. Иначе будущее Рафаэль не мыслил. А что думает отец – загадка. Двери в комнаты открывались все реже, но еще реже двигались их губы. Рафаэль увлекся книгами, в изобилие водящиеся в каждом доме волшебников, Кристофер же начал уходить в ночные патрули. Пока неделю назад он не обмолвился, что снова возьмет его с собой.

Два года назад радости ребенка не было бы предела. Год назад парень бы в восторге расспрашивал отца о подробностях. Но сейчас молодой человек лишь кивнул, ожидая уточнений, а не услышав, возвратился к учебнику. И вот, сегодня утром настал этот день – нужно выдвигаться ночью. Или рано утром. Время и погода в Городе меняются последнее время слишком часто, сильно затрудняя попытки спланировать начало рассвета.

Мертвый сад – гнетущая могила матери. Кристофер никогда не любил цветы, предпочитая природе библиотеки. И сын пошел по его стопам. За два года в Городе поменялось очень многое, но сад – сильнее всего. Уже следующим летом он порос травой, кустарниками и колючкой, а сейчас мрачный особняк семьи Саутов являет собой островок порядка вокруг утопающих в грязи зарослей. И лишь дорожка от парадных дверей к воротам металлической ограды всегда ухоженна.

Морось и холод заставляют ежиться. Но сделать ничего нельзя, мундир мага – его лицо. Без пышных парадных эполет, с минимум украшений и без ярких позолоченных пуговиц, но мундир всегда – образец порядка, строгости духа и тела, цивилизации. То есть – всего того, что отличает частичку Гильдии Магов от отребья, коими кишат улицы.

В полной тишине Кристофер начал снимать защитные чары с ворот. Электрическое, огненное, льдистое. Сын внимательно следил за пассами отца. Со скрипом открыв дверь, Кристофер одним движением головы поманил сына за собой. Рафаэль двинулся вперед, окидывая глазами ждущий их безмолвный Город.

***

Эбена вышла из-за угла, наставив арбалет на старшего. Она ошиблась. Двое бандитов, один из них – волокущий раненую ногу. Оба в обносках, а их пустые мешки, арбалеты за спиной и неудачное для налета время показывает в них либо неудачников, либо неприсоединившихся. Левому можно дать лет тридцать, второму же – в два раза меньше. Презрительно фыркнув, глядя на этих оборванцев, девушка нажала на спусковой крючок. С такого расстояния арбалетный болт прошел сквозь грудь старшего навылет. Тот, вскрикнув, упал на сырую мостовую, заливая ее кровью. Тело конвульсивно задергалось, пальцы сжали несуществующее оружие, но его судьба уже была решена.

– Альберт, нет! – второй кинулся к убитому. Эбена мысленно облегченно вздохнула – у нее есть время – и, достав второй болт, начала перезаряжать оружие.

– Стой, стой, стой! – сказал сидящий на коленях перед еще теплым телом друга бандит, – Мы не хотели нападать, мы шли за едой!

– Квартал, улица, банда? – лениво бросила Эбена, чувствуя власть и закончив перезарядку, наставив на беспомощного раненого парня арбалет.

– Центральный, улица Пекарей, неприсоединившиеся! – отбарабанил тот.

– Так я и думала, – ищейка нажала на спусковой крючок.

***

Здесь в рассветном небе мрак не отступает. Конечно, давящие, зияющие застывшими, залитыми почти осязаемой чернотой проломы в домах наливаются светом, а пустота внутри становится видимой, но подавленность улиц не пропадает. Первобытный страх перед неизвестностью исчез, но разум диктует свои правила чувствам. Ходячие трупы могут прятаться за камнями, могут изображать мертвецов, а могут рвать добычу где-то за углом. Они только кажутся тупыми тварями, неспособными ни на что, кроме хождения за зовом желудка. Они – хищники и чем больше они обитают до упокоения, тем большему они учатся.

Рафаэль знает это. Об этом написано много брошюр и трактатов – все же пытливые умы магов не дряхлеют даже после Падения. Твари боятся практически всего – огня, электричества, даже простейшего режущего оружия. Они берут числом. И ядом болезни, что сочится с каждого коготка.

– Собаки, – шепотом бросил Кристофер. Действительно – улица в двадцати шагах от них заканчивается перекрестком, в центре которого крупная свора собак аппетитно хрустит косточками, обдирая мясо с двух одетых в тряпье мертвых мужчин. Израненная нога и юный возраст одного не оставляют сомнений в причине недолгого ожидания этой своры падальщиков. Пространство вокруг залито кровью, утекающей по все еще сырой мостовой… но не долго. В любой своре есть хозяева, вожаки и в любой своре есть никчемные отбросы и если первые наедаются всегда, то последние движимы голодом ежечасно, ежеминутно и с удовольствием будут слизывать текущую вокруг кровь.

– Отходим, – продолжил он, – Лучше обойти.

Рафаэль не менее лаконично кивнул головой и два мага начали отступать. Но поздно. Совершенно лысая, лишенная одного глаза исковерканная до неузнаваемости болезнью морда пса-отброса повернулась к ним. Кашляющий лай одного подхватили соседние глотки, морды же трапезничающих вожака со свитой даже не перестали чавкать. Жуткое, но пугающе-завораживающее зрелище. Каждый пес уникален, хоть и по-своему уродлив. У одного задняя лапа начала раздваиваться, что мешает ему нормально бегать, зато позволяет далеко прыгать. Второй пестрит разноцветными язвами – вопреки лекарской науке, одни желтого, другие даже зеленого цвета. На третьем устроили пиршество вразнобой стрекочущие мелкие насекомые – захватив спину, они терзают его по меньшей мере неделю, свив уютное гнездышко. Ему не жить – он сдохнет через месяц, нутро же его будет кишеть роем. Но всех их роднит одно – они совершенно лысые, с непропорционально большими туловищами и мускулистыми лапами. Твари, пережившие Падение, меняются навсегда.

На сговариваясь, Кристофер и Рафаэль одновременно создали огненную стену – простенькое заклинание, оказавшееся самым эффективным в условиях уличных боев. И даже более – в самых изуродованных мозгах животных всегда остается страх огня. Кроме…

– Раф!!! – глаза Кристофера расширились, когда сверху упало сразу пятеро трупов. Инстинктивно дернувшись, поняв все еще до крика по изменившемуся лицу отца, Рафаэль чудом избежал когтей гниющего заживо тела.

Против них хороша любая магия, поскольку любая магия приведет их к упокоению, но быстрее всего это может сделать Распад. Крайне сложное, но эффективное – быстрое ускорение распада тканей приводит к быстрому отмиранию кусков кожи, мяса, конечностей… жаль, что слишком медленное. Против всех, но не ходячих трупов. У кого и так рука держится на трех остатках мышц, того добить этим заклинанием ничего не стоит.

Впервые в своей жизни Рафаэль встретился с ним лицом к лицу. Ходячий труп, описанный учеными, видимо тоже не был видим ими иначе, чем на хирургическом столе для опытов. В лучах рассветного солнца мертвяк казался чудовищем из самих недр Преисподней – висящая лоскутами кожа, открывающая мясо и кости, видимое еще бьющееся сердце, раскрошенный в прошлых боях кусок головы, надломленная косточка ноги… оно живое. Живет – и движется. Проворно, не издавая звуки. Не кряхтя, не завывая, не лая словно псы – труп мертвым глазом смотрит зрачком то ли невидящим, то ли смотрящим прямо в душу. Парализованный ужасом, Рафаэль не мог оторвать взгляда от глаз чудовища. Мгновение – раздался треск, надломленная кость развалилась, потухший давным-давно глаз вывалился из трещащей глазницы, ладонь с когтями выпала из руки. Еще миг – и труп развалился на части.

Парень широкими глазами смотрел на отца. Словно бог войны, тот наотмашь размахивал мечом, другой рукой разбрызгивая во все стороны кислоту, сжигая трупы в пламени, отшвыривая их сгустками воздуха и добивая Распадом.

Когда побоище закончилось, Кристофер тяжелым шагом подошел к сыну. И только тогда тот заметил на его лице царапину от когтей теперь уже упокоенных тварей. Глядя на решимость отца, Рафаэль быстро-быстро замотал головой.

– Нет… нет, нет! – начав шепотом, он сорвался на крик.

– Надо, – звучный голос как всегда непререкаемый, – Ты знаешь это.

– Я не могу… идем в Гильдию, тебе проведут замену крови! – нашелся сын.

Кристофер покачал головой.

– Я нашел Шар, – ответил он, – Ты должен его получить.

– К черту его! – в уголке сознания искоркой пронеслась радостная от этой новости мысль, но так же быстро погасла, – Мы сможем за ним вернуться снова!

– Нет… – снова покачал головой отец, – Мне осталось не больше пяти минут. Пути домой нет. Знай это.

Его зубы немного раскрошились и он почувствовал это. Не передав испуг, он продолжил, глядя на несчастного, в миг осиротевшего сына:

– Возьми, – достав из-под плаща свернутую слегка рваную карту Города, с коей не расставался даже дома, а также – странной формы старинный и явно фамильный ключ, что так любили использовать богачи в своих личных сейфах, – Я нашел Шар. Я не мог уйти один. И не мог сказать Совету. Ты должен меня понять. Не мог я и оставить тебя в этом всеми богами забытом аду!

Раф суетливо взял карту с ключом и убрал за пазуху. Прежде чем он успел спросить о замке для ключа, отец коснулся виска двумя пальцами. Мгновение – и тело пронзил сильнейший электрический разряд, на который маг его ранга был только способен.

***