Редактор Наталья Лясковская

© Руслан Романенко, 2019

ISBN 978-5-4496-7068-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. ААХРОН

– К огромному зданию храма уже давно не вели дороги и тропинки, только дикий кустарник причудливыми перепадами повторял когда-то сложный рельеф местности. Время от времени луна выглядывала из-за облаков, и тогда путник, осторожно пробирающийся в чаще ветвей, чуть ускорял движение. То и дело в темноте он спотыкался о торчащие из земли корни, падал, вставал и снова упорно продолжал путь.

– Орон был молод, ему едва исполнилось 17 лет. Он был бос, его одежда напоминала лохмотья. Сквозь дыры плаща можно было увидеть худые рёбра и острые лопатки. Штаны самого примитивного домашнего пошива были сшиты, скорее всего, из нескольких старых мешков для муки – не из пластика, а из крепкого джута. Мешки из такого материала хороший хозяин или хозяйка никогда не выбросят…

– После нескольких часов блуждания в гуще кустарника, Орон достиг западной стены храма и стал обходить её в поисках входа, затаившегося среди зарослей начинающего увядать дикого винограда.

– Вскоре он нашёл яму у стены и, встав на колени, принялся выгребать из неё осенние листья, уже присыпанные первым мокрым снегом.

– Затем он отвалил камень, плотно закрывавший узкий лаз.

Минута – и юноша оказался в кромешной тьме одного из помещений.

Он достал из какой-то ниши в штанах, служившей карманом, зажигалку и на мгновение чиркнул ею, чтобы осмотреться.

– Где то здесь я оставлял тайник со свечами, – пробормотал он.

Ощупью, в темноте он нашёл нужный угол комнаты и, пошарив в куче рухляди, выудил связку свечей и тут же зажёг одну из них.

– Крысы их не тронули, сюда им не пробраться! Хорошо. Надо будет осмотреть всё вокруг. Тут я прятал всё подряд, может, что-то ещё полезное найду, – сказал он сам себе.

Комната, довольно просторная, раньше служила столовой, однако в ней не только трапезничали, но и отдыхали, и жили охранники храма – так уж повелось. Здесь всегда было шумно, кроме ночных часов, но и по ночам иногда собирались компании, которые шумно спорили или общались разрозненными парами и тройками…

Сейчас всё здесь выглядело серым, лишённым цвета, комната обрушилась – мебель развалилась под тяжестью книг, посуды, разной необходимой утвари, покосились рамы с иконами, упали вниз даже светильники и люстры, и теперь валялись на полу, трудно различимые в невообразимом хаосе хлама.

Орон осмотрелся.

Когда глаза привыкли к полутьме, он вскрикнул, увидев в углу большую, бесформенную кучу человеческих костей. Подойдя поближе, юноша принялся со страхом разглядывать останки. По черепам он насчитал девять или даже больше человек разного возраста, потому что среди крупных были там и маленькие черепа. По тому, как они лежали, по переплетениям тел, становилось ясно, что мертвецов сваливали сюда, как попало. С течением времени насекомые уничтожили бы всю их плоть…

Юноша смотрел на кости – ужас и печаль отражались на его лице. В одном из черепов зияло отверстие четырёхугольной формы – он знал, от чего такие остаются.

Наставник рассказывал: пули и лучи были в древности круглыми в сечении. Но однажды после очередной научно-технической революции, учёные и вояки пришли к решению: более целесообразно делать патроны квадратными, так получается намного экономнее и боекомплект укладывается более компактно. А позже таким стали делать и лучевое оружие с гильзами из хрусталя. Вспышка их содержимого приводила к возникновению мощного лазерного луча. Покоряемые народы проклинали всех, кто изобрёл и пользовался подобными лазерами.

Орон протянул руку и вынул из костей детского скелета шнурок со смутно знакомым символом. Приглядевшись, юноша вскрикнул:

– Марта! Марта…

Он потрогал прядь русых волос, приподнял причудливо заплетённую косу с истлевшими останками некогда красивого банта, погладил и осторожно положил назад, на череп…

– Игнат… Моника… София. Иоанн Григорович, Прудник, Борзой… Тебя я не знаю, и тебя…

Упав рядом с останками родных и близких, он уткнул лицо в ладони, выронил свечу, зажмурившись, крепко прижав пальцы к глазам.

И пролежал так довольно долго.

Затем приподнялся, сел, протёр намокшие глазницы, снова зажёг свечу, встал и подошёл к двери.

Она оказалась заперта.

– Должен быть ключ. Должен! Серафисты, помогите мне! Живой в могуществе Всемогущего… – начал читать он древнюю молитву.

Он осторожно обшаривал обломки, которые когда-то были мебелью. Перебирал книги, которые тут же рассыпались в руках, остатки одежд, обломки ящиков… Становилось ясно, что когда сюда снесли убитых, после этого тщательно обыскали помещение и забрали всё мало-мальски ценное.

Он понял, что действует неправильно. У каждого элтарщика имелся свой тайник, где тот прятал ключ. Их тогда здесь жило двое – Борзой и Иоанн Григорович. Первый облюбовал место у окна, которое потом заложили кирпичом, другой любил лежать на диване…

Орон обшарил окно и всё вокруг него, но ничего не нашёл.

Тогда он принялся исследовать то, что осталось от некогда роскошного дивана: подушка, хм, скорее – то, что от неё осталось, пружины, опять рваньё, доски, доски, ножка, ножка. Вдруг он услышал, что внутри одной из ножек что-то постукивает. Орон потряс сильнее – там явно болтался какой-то предмет, стучал о стенки. Он обрадовался.

Но как же предмет там оказался?

Будем разбираться.

После долгих усилий Орон всё же раскрутил ножку на две части и оттуда выпал длинный ключ.

– Уф, Григорович, мир праху твоему.

Сердце в груди юноши бешено стучало.

Он подошёл к двери, вставил ключ и попытался провернуть, но замок не поддавался.

Орон был смекалист, он многому научился и за время, проведённое им в храме, и после этого. Он смазал ключ найденным в одной из бутылок маслом, потихоньку покручивая ключ влево и право, пробовал толкать дверь туда и обратно.

Всё тщетно.

Осталась последняя надежда: вставить ключ в скважину и подогревать его свечой.

Что в конечном итоге и помогло.

– Значит, замок просто замёрз. Это не удивительно.

Орон стал осторожно толкать дверь, но что-то мешало ему с другой стороны. Пришлось толкнуть посильнее!

Протиснувшись в образовавшуюся щель, он увидел ещё один скелет. Человек умер возле двери или был убит уже после того, как дверь заперли.

Орон пошёл коридору в направлении элтара.

Помещение выглядело опустошённым. Многое из того, что здесь когда-то находилось, исчезло.

Исчезли картины, исчезли почитаемые изображения, исчезла мебель. Из скудного убранства, собранного до того, как восстановили храм, не осталось ничего.

Наконец юноша оказался перед дверью, ведущей в элтар.

Она не была заперта, через её полуоткрытый проём можно было увидеть часть помещения элтара, освещённую слабым лунным светом.

Странно, но здесь всё осталось на своих местах.

Орон наложил на себя священное знамение, прочитал длинную молитву, встал на колени и поцеловал пол перед входом.

Поднялся, постоял и нерешительно переступил порог.

«Они побоялись войти или им кто-то запретил, – подумал он. – Наставник всё же был прав».

В углу он увидел ещё один скелет. Мертвец словно привалился к стене. Кисть правой руки отсутствовала, на уцелевших костях виднелись повреждения, ноги были перебиты во многих местах. Не хватало также нижней челюсти. Видимо, человек заполз внутрь и умер здесь.

Орон подошёл к нему, посмотрел на цепь, обвивавшую останки.

– Воин Римлянин, мир праху твоему…

Он прошёл через одну из боковых дверей внутрь храма. В отличие от элтарной, здесь царили последствия страшного погрома.

Под ногами звенели стреляные стеклянные гильзы, хрустел разный мусор.

Наконец он увидел валяющиеся кости правой руки Римлянина, которую отсекли, скорее всего, на том месте, где она лежала.

Здесь тоже всё было разрушено, стены избиты следами лучей, исписаны, изрисованы кощунственными надписями.

– Спокойно! Я всё это знал. Я знал это с момента, когда это произошло и до сегодняшнего дня. Я всё знал… Спокойно.

Он вернулся в элтарь, приблизился к Престолию Жертвы и, взявшись за края каменной плиты, укрывавшей Престолий сверху, принялся медленно сдвигать её влево.

Каменная плита была необыкновенно тяжела: чуть тронувшись с места, она остановилась. После четырёх попыток, которые полностью лишили его сил, он, задыхаясь, упал на пол рядом с Престолием, чтобы немного отдышаться.

Он закрыл глаза.

На него нахлынули воспоминания девятилетней давности.

– А я тебе говорю, что не претворяется хлеб и вино в плоть Бога! Мы только умственно это всё воспринимаем. Не может этого быть, не может! Это только наше представление… Не может Господь снисходить к нам, грешным, Своим пречистым телом, чтобы мы вкушали Его плоть!

– Ах, как же ты, мой брат Римлянин, можешь такое говорить! Это же ересь. Как тебя терпит наш Наставник? Уму непостижимо!

– Вот потому и терпит Григорович, что ум мой пытлив. Правда, София?

Возле окна, которое было пронизано ярким светом восходящего солнца, высветилась фигура дородной женщины. Она была очень красива, черты её лица были удивительно правильными.

– Отцы, спор ваш сложен и искусен. Только скажу я вам, что должны вы спросить пастыря нашего – и делу венец, – ответила женщина, чинно протирая очередную тарелку в уголке для мытья посуды.

Орон сидел в углу и чистил подсвечник. Каждое утро, придя в храм, он слышал примерно такие же речи.

Римлянин был спорщиком, он спорил без конца. Совершенно непонятно было: делает ли он это из убеждения или из желания найти доводы, опровергающие его утверждения.

К Орону подошла маленькая Моника.

– Олон, ты станешь моим зенихом, когда я выласту?

– Дочь моя, что я слышу! – София всплеснула руками. – Как ты можешь такое говорить?..

Все засмеялись.

Орон ничего не ответил Монике. Чуть улыбнулся и, склонив голову ещё ниже, стал ещё усерднее чистить подсвечник.

Вошёл наставник.

Это был человек высокого роста, худощавый, темноволосый. Чёрная, как смоль, борода прикрывала небольшой деревянный крест у него на груди.

Он окинул всех грустным взглядом.

– Дорогие братья и сёстры, вот и в наши забытые властями края пришла беда. Думаю, нам нужно закрыть храм. Пока что на месяц. Служить будем по возможности тайно. Наставник Сергий передал, что близятся гонения и облавы на верующих людей, вы знаете, чем это всем нам грозит.

– Да, неплохо было жить без нашей заботливой власти, – хмуро произнёс Римлянин. – Добрались уже и до нашего захолустья, мы же на самом краю. Ну, побродят, побродят и уйдут. А как же мы оставим храм?

– Надо прибрать тут всё до вечера, всё священное спрячем. Орон, будь добр, сходи домой и позови маму, чтобы она нам помогла. Может, ещё кто-то согласится, нужно торопиться.

– А мне даже нравится, когда богослужения в подземельях проходят! Так ведь почти по всей стране. Как в самой глубокой древности… – покивал головой Григорович.

Орон не слышал продолжения разговора – он уже со всего духу бежал домой.

Маленький ветхий глинобитный домик стоял через пару улиц от храма. Окружённый небольшим фруктовым садом, со своим колодцем, он ничем не выделялся от домиков рядом. Но Орон его очень любил. Любил читать книги в тени деревьев, размышляя над прочитанным или обдумывая, какие вопросы задать Наставнику, который и научил его читать года три назад.

Наставника обожал весь посёлок. Неверующие порой не воспринимали его служение, но прощали ему за то, что он бесплатно учил всех детей посёлка. А учил он хорошо. Наставлял в хорошем не только детей, но и родителей.

Мог Наставник оказывать и медицинскую помощь. Все удивлялись: до чего может быть сведущ человек в самых разных делах и вопросах!

Однажды Наставник совершенно случайно оказался рядом с глубоким оврагом. Один из мальчишек-пастушков, которые следили за стадом коров, по неосторожности сорвался с обрыва. Наставник спас его. Мать и отец мальчика поклялись благодарить Наставника до гробовой доски, после того, как тот поставил на место вылезшую из огромной раны бедренную кость, обработал какими-то травяными антисептиками и зашил, оставив небольшое отверстие для выхода гноя. Воспаления всё же не удалось избежать. Пять дней мальчишка метался в бреду. Но Наставник не отходил от израненного ребёнка. Он непрестанно молился, поил малыша отварами и промывал рану. К моменту выздоровления мальчика уже сам наставник нуждался в помощи: ведь он не смыкал глаз и ничего всё это время не ел. Как только со щёк мальчика сполз восковой цвет, они порозовели, наставник свалился в сон и проспал почти двое суток. Проснувшись, он попросил только кувшин молока, от всего остального отказался и ушёл.

С тех пор, если кто-то заболевал или получал рану, люди сразу бежали в храм.

Конечно, Наставник не всегда мог помочь. Тогда он сразу сообщал об этом, и проводил с умирающими долгое время, стараясь облегчить не только их физические страдания, но и душевные.

Болеть в посёлке стали меньше: наставник охотно объяснял всем желающим правила гигиены и санитарии.

Орон нашёл маму в огороде. Однако выйти из дома они не успели.

Со стороны храма послышалась стрельба и крики. Орон уже собрался было бежать туда, но мать заслонила собой дверь. А потом и вовсе запёрла его в чулане.

Там он и провёл несколько часов томительного ожидания.

Вечером она отворила даерь чулана, заплаканная и бледная.

Посадила его на колени, обняла…

– Не ходи туда, не ходи, сынок! Всех убили, звери, звери… Зашли в храм – все там и остались. Сейчас храм закрыли и сказали, что если кто войдёт, то они и посёлок сожгут дотла. А Наставника увезли с собой…

Больше с тех пор в посёлке не было ни наставника, ни учителя и врача.

Орон рос, много читал и перечитывал уже прочитанное, с каждым разом всё больше постигая смысл. Ему повезло: мать его прятала очень много книг, многие из которых были запрещены, как опасные для государства.

Прошло девять лет, ничем не примечательных в жизни деревенского юноши.

И наконец произошла встреча, которая изменила всю его жизнь.

В один из пасмурных и уже холодных осенних дней Орон отправился в лес, чтобы пополнить запас дров. Собирая валежник, он услышал невдалеке старческий женский голос. Слова, которые говорила женщина, были понятны, но звучали странно и непривычно:

– О, чудный рыцарь, государь! Не поможешь ли ты бабушке выбраться из этой западни?

Орон осмотрелся и увидел в самой чаще диких кустов сгорбленную фигуру. Старушка угодила ногой в какую-то ямку или нору и была так слаба, что не могла ни вытащить оттуда ступню, ни подняться. Вся она была перевязана разными истёртыми и дырявыми платками, из-под которых виднелось такое же древнее пальто самого серого цвета.

– Доброго дня, бабушка. Как вы странно говорите… Откуда вы, как вы сюда попали? Вам очень повезло, раз я вас нашёл, а то могли бы и замёрзнуть.

– Я издалека, внучек, из-за тридевяти земель пришла сюда, чтобы глянуть как вы тут живёте, как ты живёшь. Господь своих не оставляет!

Орон тем временем принялся осторожно расширять ямку своим небольшим топориком.

– Вы верующая?

– Как же быть такой грешнице, как я, неверующей… А ты не прочитаешь ли молитовку, чтобы меня укрепить?

– Хотите 90-й Псалом? Он как раз подходит для такого случая.

Орон улыбнулся, взглянув на неё и удивившись старческой благородной красоте её лица и ясности её голубых глаз.

– Ох, внучок, ты мне лучше 50-й читай, а 90-й мне уже поздно.

Орон начал громко читать псалом.

Ногу пришлось обкопать вокруг, так она отекла и сильно опухла.

– Отнесу-ка я вас, бабушка, к себе. Надо вас отогреть, да и переночевать у нас можно.

Старушка кивнула.

Орон взвалил её лёгкое, как пушинка, тело на спину и, ускоряя шаг, двинулся домой, стараясь смотреть под ноги, чтобы не споткнуться и не упасть со своей живой ношей.

Уже затемно он пришёл домой.

Мать сначала удивлённо вскинула брови, но, ни слова не спросив, сразу принялась хлопотать.

Гостью положили на топчан, поближе к печи, разогрели воду и обложили её утлое тело грелками.

Мадлена налила тарелку горячего супа и поднесла гостье, но та отказалась.

– Присядь рядом со мною, добрая женщина, присядь и ты, Орон.

– Откуда вы знаете, как нас зовут?

Орон не помнил, чтобы он называл незнакомке своё имя и имя матери.

– Ангелы Божии всех своих знают по именам, вот и меня привели к тебе. Не с пророчествами, не с тайновидством. Если вы добрые христиане, то уважите старого человека. Ты, Мадлена, отпусти его в храм. Господь посылает его. Я знаю, что ты запретила ему, и он, как добрый сын, слушался тебя все эти годы. А ты, Орон, найди ту заветную частицу, которая не должна попасть на поругание к кощунствующим врагам Божиим. С такими словами привёл меня ангел в дом ваш! Простите мне грехи мои и я упокоюсь с миром…