– Да ладно, не бери в голову, – отмахнулся парень. – Тебя как звать?

– Василий Стерлин, – гордо поднял подбородок тот. – Потомственный дворянин, офицер курского пехотного полка в чине подпоручика.

Денис смотрел на этого подпоручика, и мысли в его голове, окончательно протрезвевшей после холодного умывания, начинали выстраиваться в подобие логической цепочки. С чего все началось? С повестки в армию. Потом появился Димон со своим соцсоревнованием. Утром Димон потащил его в местный филиал какого-то НИИ с уверением, что там брат одной из его девушек отмажет Дениса от армии. Интересно, каким это образом ученый из НИИ собирался его отмазать? После злополучного соцсоревнования Денис помнил далее происходящее лишь отдельными фрагментами или фразами. Вот какой-то неопрятного вида высокий блондин ведет их куда-то по темному коридору. При этом он недовольно бурчит, выговаривая Димону. Кабинет, обставленный приборами, и странное кресло на круглом подиуме. В трезвом виде Денис ни за что не согласился бы сесть на этот электрический стул. Требование выложить из карманов все электронное. Зря он послушался, сейчас у него был бы мобильник и он бы позвонил этому гаду Димке… А что за странный Димкин вопрос, мол, точно ли на пять лет Дениса куда-то отправят? Куда это его собирались отправить? Денис огляделся вокруг. И не отправили ли?

– Так кто ж ты таков? – прервал раздумья голос, пристально разглядывающего его подпоручика.

– Денис Сомов, – ответил парень, подражая поручику. – Потомственный инженер, призывник Губкинского Районного Военкомата в чине рядового.

Офицер молча переваривал услышанное, нервно теребя себя за щегольские усики.

– Слушай, подпоручик, – обратился к нему Денис, – честно говоря, я нихрена не помню, что со мной произошло, и как я сюда попал. Я бы даже сказал, вообще нифига почти не помню свое прошлое. Ты не будешь против, если я задам несколько вопросов, которые, возможно, покажутся тебе странными?

– Наверное, ты родом не из наших мест, ибо говоришь много странных слов, хоть и понятных по смыслу, – задумчиво проговорил подпоручик Василий и кивнул. – Ну, задавай свои вопросы.

Денис сделал глубокий вдох, будто собирался опорожнить полный стакан водки, и задал первый вопрос:

– О какой императрице, поссорившейся с Европой, ты только что говорил?

– Окстись, Дионис! – отпрянул от него подпоручик. – Это сколько ж надо выпить, чтобы запамятовать ту, кто правит нами волею Божьей?! Нешто ты не помнишь имя Императрицы Российской Ольги?!

– Мда, – пробормотал Денис. – Ты, Василий, просто не сталкивался с соцсоревнованиями, а то, может, и собственное имя забыл бы.

– С кем не сталкивался?

– С соцсоревнованием, – повторил парень. – Только не спрашивай сейчас, что это такое. Я тебе потом как-нить объясню. Скажи лучше, какой сейчас год?

– Мда, – покачал головой Василий, – видать, лихое это дело, енти соц… соц…

– Не поминай лихо, – прервал его Денис. – Так какой год-то?

– Так знамо какой, семь тысяч двести двадцать первый.

– Фигасе! – присвистнул ошарашенный попаданец.

– Господин поручик, – обратился подошедший солдат. – Каша готова, извольте отобедать.

– Пойдем, Дионис, – позвал Василий, поднимаясь. – Не знаю, к какому кушанью ты привык, но у нас еда хоть и простая солдатская, да зато сытная.

Денис с аппетитом уплел миску пшенной каши, в которой попадались приличные кусочки сала. Правда, запивать пришлось пустым кипятком в прикуску с горбушкой ржаного хлеба. Поблагодарив за еду, он направился к тому месту, где на ветке сохли носки, думая поразмышлять в тени кустов об увиденоом и услышанном, а если удастся, то и вздремнуть.

Однако, подождав, пока солдаты и мужики ополоснут в ручье посуду, подпоручик поднял всех в путь. Хоть и собирался он задержаться для расспросов странного человека Диониса, но поддался Гришкиным уговорам перенести это дело на вечер.

– Поспешай, хлопцы, – прикрикивал гарцующий на кобыле рыжий. – Коли до Колодезного не поспеем, будем в чистом поле ночевать.

– Дык, за вотем леском хутор Кузьмы одноногого, – показал на далекую полоску деревьев белобрысый парень, тот, что кашеварил у мужиков. – Там и заночевать есть где. Двор здоровый.

– Ить, ты рано чтой-та на ночлег собрался, – съязвил рыжий. – Может, тута прямо и ляжем ночевать, а? Чего ноги бить-то? Чай, служба подождет, а?

Часа через полтора, миновав редкий лесок, путники действительно увидели несколько обнесенных невысоким частоколом строений. Вокруг частокола расположились прямоугольники огородов, обозначенные жердяными заборчиками. Ручей рядом с хутором был перегорожен земляным валом, благодаря чему образовался небольшой прудик, в котором виднелись белые точки водоплавающих птиц.

– Чой-та за крики там? – произнес Гришка, когда подошли к хутору ближе. – Как будто дерутся.

– Может, перепились и лупцуют друг друга? – предположил подпоручик.

– Не-е, – подал голос белобрысый. – У одноногого с ентим делом строго. Он пьянство на дух не переносит.

От хутора послышался истошный женский визг и тут же резко захлебнулся.

– Никак Матрена кричала? Чегой-то там творится? – тревожно сказал белобрысый. – Может, шибче пойдем, а? Может, там чего неладно?

– Бегом марш! – крикнул подпоручик. – Гришка, за мной!

Стерлин пустил лошадь в галоп, рыжий поскакал за ним. Пешие солдаты и мужики перешли на бег. Отставший Денис пожал плечами и припустил следом. Бежать в кроссовках было легко, и он быстро обогнал мужиков и поравнялся с солдатами, обгонять не стал и затрусил рядом. Так и вбежал за частокол вместе с ними. Увиденное там заставило остановиться.

Сразу за воротами частокола в луже крови лежал чернобородый мужик. Его руки и ноги были раскинуты в стороны, будто бы он улегся загорать. Вместо одной ноги ниже колена деревянный протез. Шея перечеркнута ужасной кровавой раной. Кровь уже почти вся вытекла, обнажив страшную рану. Рядом валялась переломанная надвое рогатина.

У Дениса потемнело в глазах, ноги стали будто ватные, захотелось прилечь, и катись оно все куда подальше. Кто-то толкнул в плечо, чуть не сбив с ног.

– Энто ж Кузьма, – раздался над самым ухом голос белобрысого. – Эт кто ж его так-то? Да что ж это тут такое деется-то?

– Ты чо, паря? – кто-то снова толкнул Дениса, и он узнал голос того солдата, что звал их обедать. – Либо первый раз мертвяка увидел?

Снова послышался женский визг. Грохнул выстрел. Денис вдохнул пороховой дым и закашлялся. Пока прокашлялся, вроде и слабость отпустила, и зрение прояснилось. Впереди у сарая белобрысый махал выдернутой откуда-то жердиной перед двумя вооруженными саблями детинами. Те пытались зацепить его клинками, но хорошо высушенная жердина немногим уступала по крепости стали, и мужик с успехом отбивал ею выпады противников.

Солдат рядом уже не было. Лишь несколько мужиков топтались в нерешительности, то ли труся, то ли не зная, кого бить, кого не надо. У крыльца дома лежали еще два тела, мужское и женское. Крови у них видно не было, возможно, они были просто оглушены.

Из- за дальнего сарая выстрелили, и в воздух поднялось белое облачко.

Вдруг дверь избы резко распахнулась, и на крыльцо, толкая перед собой девчушку лет четырнадцати, выскочил низкорослый парень с длинными до плеч грязными, рыжими волосами. Одной рукой он держал девчонку за русую косу, другой приставил к ее горлу огромный нож. Нож, вероятно, был остро заточен, и на нежной девичьей коже уже кровоточило несколько порезов. Девчонка не плакала, не кричала, а лишь смотрела широко раскрытыми, полными ужаса голубыми глазами. Парень на вид был немногим старше своей жертвы, лет шестнадцать, не более. Он затравленно рыскал глазами по сторонам, ища своих подельников.

В это время от сарая раздался хруст. Это белобрысый переломил таки жердину о голову одного из противников, сшибив его на землю. И неизвестно, что так хрустело, то ли переламывающаяся жердина, то ли проламывающийся череп, а может, и все вместе. Однако оставшийся противник тут же полоснул белобрысого по руке. Тот сразу выронил обломок жердины, рукав его рубахи набух от крови.

– Хэк, – услышал Денис, и прямо в лицо занесшему саблю для следующего удара бандиту врезался камень, размером с хороший кулак.

– Я на зайцев и на уток с голышами ходил, – гордо заявил мужик, так ловко метнувший каменюку.

Меж тем низкорослый уже стащил девчонку с крыльца и, продолжая угрожать ножом, увлек за ближайший угол. Вряд ли полностью осознавая, что делает, бывший офисный работник наклонился к трупу одноногого, поднял остроконечный обломок рогатины и двинулся вслед за ними. Когда заглянул за угол, парень толкал девчонку к следующему углу. Первой мыслью было метнуть дротик ему в спину, но Денис почему-то этого не сделал.

– Эй, – окликнул он малолетнего ублюдка и еле успел отскочить от просвистевшего у самой груди лезвия.

Услышав его оклик, бандит не раздумывая полоснул наотмашь ножом и лишь после этого обернулся. Их взгляды встретились. Денис не увидел во взгляде пацана ничего кроме страха, и это придало ему уверенности. Он так же наотмашь махнул своим копьецом. Малолетний бандит успел отпрянуть, но зато выпустил девчоночью косу. Та отбежала на несколько шагов, потом вдруг присела и зарыдала, прикрыв лицо руками. Засмотревшийся на нее освободитель чуть не поплатился жизнью за свое ротозейство. Лишь в самый последний момент он вскинул копьецо, пытаясь отбить лезвие огромного ножа, однако то все ж чиркнуло по груди. Шустрый противник ухитрился схватить обломок рогатины свободной рукой и уже тянул его на себя, занося нож для нового удара. Денис, не сопротивляясь, шагнул навстречу и нанес резкий удар ногой в пах. Бандит на короткое время застыл с отведенной для удара рукой. Затем пальцы разжались и нож выпал на землю. Выпучив глаза, парень медленно присел, ухватившись руками за пах и издав звук спускаемой автомобильной шины. Денис подумал было добавить ему для верности по голове копьецом, но тот, посидев секунду, сам завалился на бок и затих.

Что-то теплое текло по животу. Герой посмотрел на свою грудь и увидел набухшую от крови футболку. В глазах снова потемнело. Облокотившись спиной о бревенчатую стену, он опустился на завалинок.

– Дионис, ты чего тут в холодке прохлаждаешься? – крикнул появившийся из-за угла один из солдат. – Глянь, деваха рыдает, утешил бы.

– Я ранен, – голос прозвучал до того жалобно, что он сам чуть не прослезился из сочувствия к себе.

– А ну, дай гляну, – подошедший солдат оттянул край распоротой футболки. – Тю, да разе ж это рана? Вот подпоручика нашего рубанули, так рубанули. Поди и не выживет, бедолага. Эй, деваха, хватит рыдать. Поди вон лучше перевяжи героя. Чай тебя спасал.

Услышав о пустяковости раны, парень приободрился настолько, что его не смущала даже залитая кровью футболка.

– Что, ты говоришь, с подпоручиком? Кто его рубанул?

– Знамо кто, людишки лихие. Подпоручик с Григорием Антипычем погнались за теми, кто на конях был. У подлеска уже догнали. Вдвоем супротив пятерых рубились. Когда я подоспел, двоих супостатов уже спровадили на суд божий. Я третьего из ружжа сковырнул. Тут у нашего командира сабелька-то и сломалась. Покедова он за пистолем тянулся, супостат и рубанул его, да не сверху, а снизу, прямо по лицу. Григорий того супостата тут же и зарубил. Эй, деваха, – закончив рассказ, вновь закричал девчонке солдат, – хватит ныть, кому говорю! Пойдем, Дионис, мужики тебя перевяжут. От этой дуры добра не дождешься.

– А с этим что? – Денис ткнул обломком рогатины в поверженного им разбойника.

– А что с ним? – солдат толкнул сапогом скорчившееся тело. – Вишь, глазья как закатил? Видать, ангелов разглядывает ужо, али бесов. Чем это ты его так, что он руки меж ног зажал?

– Ногою. Я его что, убил? – Не веря в действительность, вчерашний офисный работник с ужасом смотрел на труп, чьи широко открытые глаза взирали куда-то сквозь мир, будто видя вдали нечто удивительное. В одном из них уже копошилась какая-то мелкая букашка.

– Ногою? Силен ты лягаться, Дионис, – хохотнул солдат. – Ну, пошли ужо.

Парень последовал за солдатом. Они вышли из-за избы не с той стороны, куда перед этим зашел Денис, преследуя парня, тащившего за косу девчонку, а с обратной, ближе к сараю, у которого еще несколько минут назад бился с бандитами белобрысый. Бандиты так и лежали на том же месте. Рядом с головой одного из них топталась курица. Она что-то пристально разглядывала в луже крови, склонив голову на бок. Не удовлетворившись визуальным осмотром, курица несколько раз, деловито кудахча, гребанула кровяное месиво лапами, что-то в нем клюнула и снова склонила голову, изучая результаты своей деятельности. В трех шагах от трупов один из мужиков перевязывал тряпками руку белобрысого.

– Ох, да не затягивай так туго, чертяка, – причитал тот. – Это как же я теперь-то? Он же мне жилы до самой кости перерубил. Отсохнет рука-то.

– А неча было лезть с палкой на сабли, – бурчал перевязывающий. – Фимка, вон, каменюку метнул и упокоил лихоимца.

– Дык чего ж он сразу не метал свои каменюки? – продолжал стонать пострадавший.

– А кто знал, в кого метать-то? Это ты местных знаешь.

– То дядька мой был двоюродный, – пояснил белобрысый, глядя в сторону лежавшего у ворот одноногого, и вдруг встрепенулся. – Неушто всю его семью порубали?!

– Деваха там за домом живая, – указал рукой солдат и хлопнул по плечу закончившего перевязку мужика. – Коли лекарить можешь, глянь Диониса. Да только осторожно, бо он лягается смертельно, гы.

Сзади встревожено зашептали мужики. Денис обернулся и увидел, что к ним приближаются Гришка и второй солдат, придерживающие подпоручика, привалившегося к шее шедшей меж ними кобылы. Голова офицера перемотана окровавленными тряпками так, что оставались лишь щели для рта и одного глаза. Руки безвольно свисали вниз.

Подведя лошадь к крыльцу, солдаты во главе с рыжим осторожно сняли своего командира и понесли в дом.

На ночлег остались в хуторе одноногого Кузьмы.

Из семерых членов семьи, проживавшей здесь, в живых остались только Глашка, которой и впрямь оказалось всего четырнадцать лет, и годовалый Фомка, спрятавшийся во время налета за печью. Жена одноногого и старший сын были также зарублены. А вот младший сын и невестка были убиты бескровно и непонятно как, с виду никаких повреждений заметно не было.

Кроме жителей хутора, было еще девять мертвяков. Восьмерых бандитов, включая смертельно лягнутого Денисом, упокоила команда подпоручика Стерлина. Девятый, с раздробленным затылком, мог быть как гостем хуторян, забитым налетчиками, так и бандюком, приговоренным обороняющимися.

Все мужики, кроме лекаря Нифона, кашевара Николая и раненого белобрысого, которого звали Еремой, до вечера копали могилы и хоронили покойников. К трем уже бывшим на хуторском кладбище крестам прибавилось еще пять. Неопознанного похоронили в стороне. Бандитов закопали в общей яме на опушке леса.

Денис обратил внимание на то, что все бандиты были довольно молодыми парнями. Один из солдат объяснил, что такие шайки в последнее время не редкость. Часто забритые крестьяне сбегают от армейской доли, а так как путь в родные села им заказан, то и сбиваются в шайки, промышляющие на дорогах да грабящие маленькие поселения. Обычно, как только появляются вести о подобной шайке, тут же снаряжается карательный отряд, который быстро расправляется с преступниками. Но, все же, частенько они успевают натворить бед, как в этот раз.

Нифон – парень лет двадцати, малость соображающий в лекарском деле, заварил в котелке тысячелистник с ромашкой. Обработал этим отваром раны Денису и Ереме, заново их перебинтовал. К подпоручику его не допускал Гришка, ухаживавший за командиром самолично. У Дениса рана и впрямь оказалась пустяковой, всего лишь глубокая царапина. А вот белобрысый, по уверению Нифона, отвоевался.

– Вот жешь горе-то какое, – сокрушался Ерема. – Это ж теперича заместо меня от нашей деревни другого заберут.

– Дык и радуйся, – отозвался лекарь. – Рука она еще и зажить может, а вот на войне б убили, ужо не ожил бы.

– Да как же радоваться-то? – продолжил сокрушаться парень. – Коли заместо меня другова заберут? У нас жеш акромя меня почитай все женатые да с детками малыми.

– А может, и не забреют ужо никого, – предположил Нифон. – Ты ж вроде как на войне пострадавший. Вот до следующего набора и не тронут вашу деревеньку.

– Неа, – вмешался в разговор сидевший на порожках крыльца солдат. – В часть не прибыл, в списки не зачислен, на довольствие не поставлен, значит, и не было тебя в армии.

Ерема в ответ на слова солдата лишь тяжело вздохнул. Нифон промолчал.

Денис, сидевший на широкой скамейке, врытой в землю под окошком, перебирал в уме события этого дня и никак не мог поверить в происходящее. Неужели этот чахлый монстр из НИИ, поглощающий неразбавленный спирт, изобрел машину времени? Даже если предположить, что это так, то нафига было без предупреждения забрасывать в какие-то древние века? Его же в первый день чуть не убили! Да лучше бы он отслужил этот чертов год в армии. А теперь что? Надолго он сюда попал? Димон с этим Сэмом вроде о каких-то пяти годах говорили? Ну нифига себе! Отмазали от армии, блин…